Партизанки - Яковенко Владимир Кириллович (читать книги без регистрации TXT) 📗
Старшему из них, Николаю, на вид лет восемнадцать. Рослый, красивый парень, чем-то неуловимо похожий на мать, он стоит, опираясь на немецкий ручной пулемет. Через плечо у него перекинута уже не новая, но аккуратно протертая и стянутая ремешком гармонь, в левой руке — темно-серая широкополая шляпа. Лицо парня, открытое и приветливое, светится радостью: судя по всему, Коля уже знает, зачем мы здесь. И мысль о переходе в наш отряд, крупный, хорошо оснащенный автоматическим оружием и минометами, ему явно по душе.
Рядом с ним — Женя, едва достигший своего шестнадцатилетия. Он, не мигая, будто завороженный, рассматривает своими большущими синими глазами подтянутого, в армейской гимнастерке и с автоматом на груди Евгения Качанова. Боевой вид командира отряда, видимо, зачаровывает Женю.
— Вчера я виделся с Ольховцом, — сразу же приступил к делу Антон Викентьевич. — Разговор был серьезный. Семен Миронович считает, что настала пора переходить мне и сыновьям в ваш отряд. Что ж, мы готовы!
Брови Качанова удивленно взметнулись. Разве можно при ребятах говорить о таком?
Наступила неловкая пауза.
— Неужто раздумали? — расценил по-своему наше молчание Семенчук, однако тотчас же, догадавшись обо всем, скупо улыбнулся: — У нас, знаете, в семье друг от друга секретов нет. Говорите смело о чем угодно. Все свои… — И он ласково положил руку на плечо дочери.
— Ольховец нам посоветовал, — заговорил Качанов, — оставить вас, Антон Викентьевич, здесь, в деревне.
— Согласен. Здесь я смогу больше пользы принести. А Николая забирайте — он уже давно партизанит. Проводником вам будет и добрым разведчиком.
Вскоре все наши дела были обсуждены. Решено было, что Коля уходит с нами, а через несколько дней придет в отряд и Евгений. Антон Викентьевич и Татьяна Васильевна остаются в Парщахе, будут собирать подробные сведения о силах, вооружении и замыслах врага и поддерживать с нами постоянную связь.
Настало время расставаться с нашими новыми друзьями.
— Ну, Николай, прощайся с родителями, — надев пилотку, сказал я.
— А что мне с ними прощаться, товарищ комиссар? Не в первый уже раз из дома ухожу. С прошлого года в партизанах. Привыкли все…
— Будь счастлив, сынок, — горячо обнимая старшего, прошептала мать и, тотчас же обернувшись к нам, едва дрогнувшим голосом спросила: — Проводить разрешите?
— Конечно, — взглянув на Николая, отозвался командир.
По чуть глуховатому голосу Татьяны Васильевны, по ее повлажневшим глазам нетрудно было понять: волнуется мать! Нелегко, видно, даются эти проводы ей — каждый раз словно впервые!
Отряд растягивается по лесной дороге. Татьяна Васильевна, едва поспевая, идет рядом с сыном. Кто знает, что ждет его впереди? Быть может, уже завтра…
Николай, положив тяжелый ствол пулемета на плечо, шагает размашисто, упруго и укоризненно поглядывает на мать: что, мол, скажут товарищи? Он негромко, вполголоса, просит:
— Ну хватит, мама, иди домой!
Но женщина непреклонна. Когда еще доведется свидеться… Вот и лагерь. Среди густого, уже зазеленевшего кустарника и листвы деревьев партизанские шалаши едва приметны. Лишь голубой дымок костра робко вьется над лесной поляной.
Впервые строжайший закон лесной жизни — посторонним нет места в лагере! — нарушен. Однако на то были причины. Хорошо помня прощальные слова Семена Ольховца: «Доверяйте Семенчукам во всем. Они для вас — живая и крепкая связь с народом!», мы умышленно демаскировали перед Татьяной Васильевной лагерь нашего отряда. Теперь дорога сюда открыта для нее в любое время дня и ночи.
Подождав, пока сын устроится в одном из шалашей, мать тихонечко присаживается возле него, долго, словно прощаясь, молчит. Невеселы, нелегки, конечно, думы.
Минут через двадцать она медленно поднимается, прижавшись напоследок к широкой груди сына.
— Поберегите его, — просит на прощание Татьяна Васильевна и, словно извиняясь перед нами, с тревогой в голосе добавляет: — Уж больно горячий он у меня. Везде впереди быть хочет!
Мы с командиром твердо пообещали выполнить ее материнский наказ.
Быстро и незаметно летят дни. Николай, веселый, общительный и не из робкого десятка (это сразу же замечают и признают все), по душе партизанам. Вскоре его уже считают своим, старожилом.
К исходу недели погожим солнечным утром у наших шалашей вновь появляется Татьяна Васильевна. Она не одна. Рядом, с трехлинейкой за плечами, шагает Женя.
— Ну вот, товарищ комиссар, и второго к вам привела!
— Мама! — паренек смущенно посмотрел в сторону Качанова. — Я же не маленький, сам пришел!
— Ну ладно, партизан, не обижайся, — Татьяна Васильевна ласково ворошит густые кудри Евгения. — Но запомни навсегда: слово матери для тебя — закон. Не отпустила бы тебя — до конца войны дома сидел бы! Понял?
— Понял, — юношеским ломающимся баском буркнул сын.
Его заветная, давняя мечта наконец-то сбылась: он боец, равноправный боец партизанского отряда.
Близилось лето сорок второго. В бесконечных походах и боях мужали и закалялись молодые партизаны. Основные удары молодежный отряд производил по тщательно охраняемым, прикрытым крупными гитлеровскими гарнизонами железнодорожным магистралям Минск — Бобруйск, Осиповичи — Слуцк. Диверсионные группы и днем и ночью одна за другой уходили на «железку». Нередко в их числе были и сыновья Татьяны Васильевны Семенчук.
Стоянки отряда в этом районе, быстро ставшем для оккупантов жарким, нам приходилось менять довольно часто. Однако лесной массив, в котором мы базировались, был настолько ограничен в размерах, что каждый раз лагерь разбивался где-то неподалеку от Парщахи. И это было настоящим счастьем для Татьяны Васильевны: она довольно часто виделась с сыновьями-партизанами.
В июне 1942 года Николая Семенчука включили в состав диверсионной группы, которой дали задание подорвать воинский эшелон на перегоне Осиповичи — Бобруйск. Эта операция — уже не первая, в которой он принимал участие. Но тем не менее молодой партизан был просто счастлив, когда узнал о задании. Его не страшили ни трудности, ни огромный риск.
Маршрут подрывников пролегал недалеко от Парщахи, и Николай решил на несколько минут забежать в родной дом. Радостно сияя, он рассказал матери о своем задании.
— И где же вы будете минировать дорогу? — спросила Татьяна Васильевна.
— Рядом со станцией Ясень, — спокойно отозвался сын, не заметив ни тревоги в голосе матери, ни ее поникшего разом вида.
Вскоре он ушел. Проводив Николая далеко за деревню, Татьяна Васильевна еще долго, не отрываясь, смотрела ему вслед. Сомнений в том, что задание, предстоящее сегодня Николаю, одно из опаснейших и трудных, у нее не было. Разве может она забыть, как не раз уже за последний год приходилось ей хоронить своими руками партизан, погибших на «железке»? Но ведь теперь навстречу смерти идет ее родной сын!
И мать не выдержала. Забыв обо всем на свете, не в силах уже побороть тревогу, пошла она вслед за группой. Шла торопливо, иногда бежала. Но разве может она угнаться за молодыми, здоровыми парнями, для которых несколько килограммов тола за плечами — едва заметный груз!
Вскоре наступили сумерки, потом — ночь. Татьяна Васильевна, хорошо знакомая с этими местами, миновала Тарасовичи, Корытное, Кохановку и Белое. Где-то впереди — железная дорога. Однако лесных тропинок, ведущих к ней, здесь немало, и по которой из них прошли партизаны, женщина могла только гадать.
После недолгих раздумий Татьяна Васильевна выбрала одну из них: будь что будет!
Незаметно прошло еще несколько часов. Силы на исходе. Давали себя знать напряжение, усталость и постоянная тревога.
— Сыночек, родной, где же ты? — шептала измученная мать, все чаще и чаще припадая к стволам деревьев, чтобы не упасть.
Одежда ее во многих местах была изорвана ветвями, ноги сбиты в кровь, но женщина всего этого не замечала: только бы успеть, во что бы то ни стало успеть!
И лишь на рассвете где-то совсем рядом услышала она в тиши леса тяжелый, все нарастающий гул. Это шел эшелон. А вскоре от оглушительного, мощного взрыва дрогнула и загудела под ногами земля.
