Наследство дядюшки Питера - Левант Яков Анатольевич (читать книги полностью TXT, FB2) 📗
Лично выбрав Сергею позицию у неплотно прикрытой двери, Шильников подошел к врачу, только что закончившему осмотр перенесенного на диван тела.
— Отравление, — лаконично ответил тот на вопросительный взгляд майора.
— Такое же, как там, на дороге? — быстро спросил Цапля.
Стаховский отрицательно покачал головой. Подойдя к буфету, он взял в руки синий флакончик, не открывая, посмотрел его на свет.
— Пуст, — сказал он. — Цианистый калий. Это был цианистый калий.
Павел взглянул на врача с недоумением.
— Вам знаком этот флакон? — спросил Шильников.
Стаховский ответил не сразу. Он взял со стола стакан полковника, с задумчивым видом повертел его в руках.
— Можно, конечно, сделать анализ. Но я не сомневаюсь в результате.
— Что вы знаете насчет флакона, доктор? — настойчиво повторил Шильников.
— Ах, вы об этом, — скупо усмехнулся врач. — Нет, покойный получил его не от меня. Сегодня рано утром он заехал за мной в санчасть, пригласил позавтракать. Мы были довольно дружны с полковником, но все же я понял, что он приглашает неспроста. Так оно и оказалось. Ему хотелось просто подразнить меня. Дело в том, что месяца два назад он попросил меня снабдить его надежным, быстро действующим ядом. Разумеется, я категорически отказал, и полковник долго еще дулся на меня. К несчастью, он все же где-то сумел раздобыть цианистый калий. Очевидно, в немецкой аптеке. Утром я не сообразил этого, подумал, что взято у меня, тайком, и даже рассорился с покойным.
— Значит, у полковника были мысли о самоубийстве? — поинтересовался Шильников.
— Нет, что вы! — запротестовал врач. — Он был типичнейшим жизнелюбцем. Просто ему случилось однажды попасть в окружение. Это произошло севернее Алленштейна. Немецкие автоматчики охватили тылы дивизии, связь была прервана, и им крепко досталось бы, не подоспей конники двенадцатого полка. Вот после этой-то истории он и стал осаждать меня просьбами о яде. Ему хотелось иметь флакончик на крайний случай.
— Следовательно, мысль о самоубийстве исключена?
— Это было бы что-то невероятное, — пожал плечами Стаховский.
— Хорошо, — согласился Шильников. — Допустим, неизвестный преступник сумел воспользоваться флаконом для убийства полковника Панченко. Но кто мог знать, что во флаконе смертельный яд?
— Кто угодно, — печально усмехнулся медик. — При общительности Ильи Григорьевича…
— Последний вопрос, доктор, — сказал Шильников. — Выходя от полковника, вы никого не встретили?
— Нет, — минуту подумав, ответил врач. — Впрочем, постойте… Во дворе попался мне старик-немец, бородатый такой, седой, со склеротическими жилками на лице.
— Других примет не помните? — оживился Павел. — Одежда.
— Не помню, — признался врач. — В темном чем-то… Да, вот еще: в руках у него была корзинка.
Шильников отворил дверь в прихожую.
— Что за немец побывал у вас утром? — спросил он Мосина.
— Ганс Гофман, рыбак здешний, — нехотя отозвался сержант и вдруг, спохватившись, быстро заговорил: — Не доложил я вам, товарищ майор, немец-то этот точно побывал у нас. После гостей уже. Взволнованный такой прибежал — и прямо к Илье Григорьевичу. Не успел я остановить его. Пока с воротами возился, запирал после мотоцикла, он — через калитку и сразу в дом. Правда, тут же и вышел, сказал, что вечером еще придет. По-русски, между прочим, калякает…
— Рыба от него? — указывая на стол, спросил Шильников.
— Утром принес, — смущенно пробормотал сержант. — Да не должно бы чего такого… Вроде, правильный старик, труженик. Беседовали мы с ним… И рыбку не впервой берем.
Офицеры переглянулись.
— Ганс Гофман? — задумчиво повторил Шильников. — О нем упоминал Истомин.
— Тот самый старикан, что встретил нас утром, — заметил Павел.
— Надо с ним познакомиться, — решил майор. — Вызови сюда Истомина. И справься заодно, нет ли новенького чего.
— Только что разговаривал по телефону. Ничего. Как в воду канули!
— Как в воду канули? Интересная мысль. — Майор достал из планшетки карту и подошел к окну. — Очень интересная мысль…
Офицеры заговорили вполголоса. Впрочем, продолжение разговора уже не интересовало Сергея. Как живой стоял перед ним встреченный утром в переулке немец. Фуражка, кожаная куртка, сапоги, седая борода, растущая из-под подбородка…
«Действительно, подозрительный старик, — вновь подумал он. — Не просчитался ли майор, отказавшись от его ареста?»
ЩЕЛЬ В ОГРАДЕ
Вторая половина дня прошла в мелких хлопотах. С помощью Онуфриева Сергей доставил тело отравленного на вскрытие, отправил на анализ початую бутылку рислинга и другую — нетронутую, потом отвез в штаб дивизии для передачи в армию донесение Шильникова и дождался там ответной радиограммы.
Солнце уже клонилось к западу, когда он вернулся в домик-бонбоньерку, превращенный Шильниковым в штаб предстоящей операции. Небо, до этого безоблачное, затягивалось наползавшими с севера, сулящими непогоду облаками.
— А багаж чего же! — напомнил ему Онуфриев. — Так и будет в машине болтаться?
Тут только сообразил Сергей, насколько он проголодался; очевидно, не меньший голод должно было испытывать и его начальство.
«Вот так ординарец!» — упрекнул он себя и, сняв болтавшийся под ветровым стеклом вещмешок капитана Цапли, заторопился в дом. Онуфриев, не оставлявший машину ни на минуту, расположился перекусить на заднем сиденье.
В дверях коттеджа Сергея встретил сержант Мосин, на сей раз строгий, подтянутый, с автоматом на груди. Молча, стараясь ничем не выдать своего удивления, Сергей прошел мимо.
Майора Шильникова и Павла он застал за оживленной беседой в маленькой, выходящей двумя окнами да реку комнате, видимо, служившей кабинетом владельцу этого уютного коттеджа.
— Ага, провиант прибыл, — потирая руки, приветствовал его Павел, в то время как Шильников, молча приняв радиограмму, погрузился в чтение. — Самое время. Давай, давай, пока затишье у нас не кончилось.
Павел снова пребывал в отличном расположении духа: казалось, никакие удары судьбы, никакие сюрпризы не в состоянии сломить его непобедимого оптимизма. Что до майора, так тот был откровенно озабочен и хмур. Неизменное облачко табачного дыма висело над его большой, угловатой головой. Грудка сигарет в пепельнице свидетельствовала, что он небезуспешно наверстывал упущенное в нижней комнате время.
Слова капитана были приказом, и Сергей без промедления приступил к «сервировке» превратившегося уже в ужин обеда. Сдвинув в сторону полевой телефон в блестящем кожаном футляре, он разложил свою снедь на единственном в комнате маленьком письменном столе. Скатертью послужили старые газеты, тарелками — листы плотной бумаги.
Однако и на этот раз трапезе их не суждено было состояться. Едва Сергей придвинул стулья, а майор убрал чадящую перед ним пепельницу, как на лестнице послышались торопливые шаги, звон шпор и в комнату вошел старший лейтенант Истомин.
— По вашему приказанию, товарищ майор… — доложил он.
— Садитесь, — предложил Шильников. — И расскажите нам о Гансе Гофмане. Получили о нем сведения?
— Так точно, товарищ майор, — всем своим видом показывая, что давешняя обида не забыта, ответил старший лейтенант. — Ганс Гофман — рыбак, точнее — контрабандист. Являлся доверенным лицом владельца этого особняка, крупного нациста Гельмута. Собственно, по заданию этого самого Гельмута, сын которого служил офицером в пограничной страже, старик и осуществлял свою «коммерцию». Она была почти что легальной. Кроме того, Гофман был связан с гестапо. Он выследил и предал здешнего пастора-антифашиста, укрывшего союзного военнопленного.
— Вы были в политотделе? — спросил Шильников.
— Э, что с них толку! — пренебрежительно отмахнулся старший лейтенант. — В наших оперативных делах мы можем полагаться только на самих себя. Эти данные я собрал еще до вашего задания.
