Танкисты (Повесть) - Баскаков Владимир Евтихианович (читать книги онлайн бесплатно полностью без сокращений txt) 📗

— Примите, Николай Петрович, тут одного. По делу, видать. Не зря суется. Он ненадолго.

Мальцев поднял голову, посмотрел на тетю Пашу ошалелыми глазами:

— Пусть войдет.

Офицер вошел и очень тихо сказал:

— Могу ли я, товарищ старший лейтенант, навести справки относительно проходящих маршрутов?

— То есть каких маршрутов?

— Проходящих.

— Вы что, маленький ребенок? Не понимаете, что такие справки не дают? Да и вопросы этакого рода, знаете, не очень-то…

Мальцев, обозлившись и на тетю Пашу, и на этого старшего лейтенанта, резко спросил:

— Документы.

Старший лейтенант достал из нагрудного кармана листочек, сложенный вчетверо, и протянул его коменданту:

— Пожалуйста.

Мальцев прочитал предписание, напечатанное на бланке, где было сказано, что старший лейтенант Боев В. Д. назначается литсотрудником газеты «В бой за Родину» хозяйства генерала Шубникова и должен прибыть к месту прохождения дальнейшей службы к 10 июня с. г. Подпись и печать.

Комендант прочитал бумажку еще раз, и вдруг тиски, которые целый день давили на затылок, разжались.

— А вы что, служили в корпусе Шубникова?

— Да как вам сказать… — неуверенно ответил старший лейтенант. — Служил, но недолго.

— А где сейчас корпус?

Вопрос коменданта показался Боеву уже совсем странным, особенно после нотации, которую тот ему только что прочитал.

— Я и хотел это у вас выяснить. Мне сказали в Харькове, что корпус двигается эшелонами.

— Куда двигается? Кто вам сказал?

— Видите ли, я прибыл в Дергачи, как указано в предписании, но там уже никого не застал. Их погрузили в эшелоны и перевозят на другой участок фронта. Добрался до Харькова, но там мне никто ничего официально не сказал. Правда, я встретил знакомого лейтенанта. Он посоветовал подъехать к вам и ждать эшелонов.

Мальцев встал из-за стола, просунул голову в дверь и сказал тете Паше:

— Принесите нам чайку. Два стакана.

Боев сел, положил свой зеленый мешок на пол.

— Видишь, корреспондент, какое дело, — комендант вдруг как-то обмяк, подобрел и заговорил совсем другим, чем минуту назад, тоном; Боев сразу почувствовал в нем повоевавшего офицера, которому это комендантство «вот где сидит», — видишь, какое дело… Я, понимаешь, сам служил в корпусе генерала Шубникова. Человеком был. — Мальцев печально улыбнулся. — Танковой ротой командовал. А после ранения вот здесь глотку рву да вашего брата, проезжающих, ублажаю. Я бы, друг, сам с тобой к ребятам поехал, но вот где сейчас корпус, извини, не знаю. Не знаю, друг. Может, я тебе тайны разбалтываю, но через этот железнодорожный узел танковые соединения не проходили. Пехота, правда, идет. А танкистов — нет. Но ты не унывай, старшой. Садись сейчас на санитарный поезд — он порожняком пойдет минут через двадцать. Скажешь, что я тебя прислал. Садись и езжай до конечной станции. Там большая комендатура, может, они тебе что и скажут. А я тут один. Но, между прочим, шубниковское хозяйство я бы заметил. Обязательно заметил.

— Спасибо, товарищ старший лейтенант. — Корреспондент поднялся со стула.

— Погоди, друг. — Мальцев все более оживлялся, и ему показалось, что боль в голове наконец совсем оставила его в покое. — Погоди, дело у меня есть к тебе.

Вошла тетя Паша с большим железнодорожным чайником в руках.

— Вот как раз и чайку попьем, — торопливо сказал комендант, уже совсем веселый: и проклятая голова прошла, и встретил хоть и не земляка, и не однополчанина, но все-таки человека, пусть косвенно, но связанного с тем самым главным, что всегда было в его памяти и помогало жить здесь в комендантском обличье, на этой осточертевшей станции.

Комендант вывалил на стол кучку рафинада, початую круглую пачку печенья, тетя Паша налила кипяток в мутные граненые стаканы.

— Чай кончился, извини, старшой, но вот сахар, печенье бери. Хочешь, сала нарежу?

— Спасибо, товарищ старший лейтенант. Мне бы на этот, как вы сказали, санитарный поезд не опоздать.

— Ну ладно, хлебни кипяточку и двигай. А просьба моя к тебе вот в чем: хочу, понимаешь, в свою часть вернуться, обязательно в свою. Не мог бы ты, друг, сказать при случае генералу Шубникову — он меня помнит, должен помнить, — дескать, командир роты из двадцать пятой танковой бригады Мальцев просит отозвать его. Пусть хоть взвод дадут, я согласен. Не доведется тебе с генералом поговорить… Хотя почему не доведется? Ты не строевик, вас, корреспондентов, начальство любит. Но всякое бывает, не увидишь Шубникова — ищи замполита двадцать пятой танковой подполковника Козловского. А может, он уже и полковник. Найди его и скажи: Мальцев, мол, просит вернуть его в бригаду.

Или майора Бородина из штаба корпуса, он мне задачу ставил.

Комендант замолчал, потом раздумчиво произнес:

— А может, ранили их или убили — ведь они после меня и под Харьковом, и на Днепре шуровали. Черт его знает, может, меня в корпусе и не помнит никто!

Помолчал, сразу как-то сник и добавил:

— Но все-таки, старшой, будешь с командирами говорить, интервью там разные брать, то да се, если скажут они, что на Калининском фронте воевали, — сразу обо мне заговори. Эти меня помнят, точно. Мальцев Николай, командир третьей роты. Запомнишь?

Боев вынул из нагрудного кармана маленькую зеленую книжечку в гранитолевом переплете и записал просьбу коменданта.

— Ну, я пошел. Спасибо. В корпусе встретимся, — сказал он на прощание, желая сделать приятное тоскующему коменданту.

Мальцев проводил корреспондента до перрона, и, когда вернулся в свою комнату, тетя Паша сказала ему:

— Вас тут по телефону спрашивали.

Минут через пять снова зазвонил телефон, и Мальцев, вынув из ящика скрипучего стола канцелярскую папку, стал под диктовку вписывать в таблицу, напечатанную на папиросной бумаге, номера маршрутов, которые надо пропустить вне всякой очереди.

Окончив телефонный разговор, Мальцев попросил тетю Пашу еще часок подежурить, пока он отдохнет. Комендант лег на диван, положил голову на жесткий валик, дурно пахнущий не то клеем, не то каким-то порошком от насекомых. Но заснуть не смог, снова проклятые тиски цепко схватили за затылок. Да и встреча с этим корреспондентом взбудоражила его. Отчетливо воскресал в памяти тот декабрьский прорыв на Калининском фронте под Белым, когда его рота шла в голове танковой колонны, разрезая немецкие коммуникации. Заледеневшая броня танка жгла руки, но он, самый молодой ротный в бригаде, не чувствовал стужи, не ощущал истомы ночных маршей и, пожалуй, не испытывал особого страха даже тогда, когда стальные болванки со свистом проносились совсем рядом с танком, едва не задевая борт. Он не почувствовал страха и тогда, когда болванка наконец угодила в башню. Осколки броневой окалины больно впились в шею, в плечо, и голова налилась тяжестью. Их танк окутало черным дымом. Он с трудом вылез через десантный люк и, только когда пополз по снегу, ощутил чувство непоправимой беды.

Потом он лежал на брезенте в холодном вокзале и как бы сквозь сон слышал слова, обращенные именно к нему:

— Ты, Мальцев, первый достиг станции. Слышишь, первый. Я тебя представлю к ордену. Слышишь?

Это говорил комбриг полковник Куценко, и Мальцев хорошо слышал его, хотя тиски, сжавшие в момент удара его голову, не позволили ему открыть глаза и что-то ответить полковнику.

Его вывезли на санитарке из котла, в который попал мехкорпус, потом потянулись томительные дни и ночи в госпиталях — Калининском сортировочно-эвакуационном и тыловом госпитале в Тамбове.

Где награда, про которую говорил комбриг? В Тамбове он узнал от врача, служившего раньше тоже на Калининском фронте, что полковник Куценко погиб, выходя из котла.

Неладно складывалась военная судьба Мальцева.

Окончил он Саратовское танковое училище в числе лучших. Выпускные экзамены сдавал уже тогда, когда началась война. В июле выпускникам спешно выдали на петлицы по два кубика и танковую эмблему и направили на разные фронты. Мальцеву достался Юго-Западный фронт. Он с трудом, в переполненных эшелонах, добрался до Харькова, но и там ему не смогли сказать, где сейчас сражается мехкорпус, в который его назначили. «Где-то за Киевом. Двигайтесь туда, там скажут». Поехал на попутной машине в сторону Киева, навстречу ему шли усталые красноармейцы в белых от солнца и пота гимнастерках. Отвечали на вопросы неохотно. В их глазах новоиспеченный лейтенант видел лишь страшную усталость, ожесточение и горе.