Танкисты (Повесть) - Баскаков Владимир Евтихианович (читать книги онлайн бесплатно полностью без сокращений txt) 📗
— Понятно, — хором ответили девушки, уяснив наконец, куда гнет в своей внеочередной беседе майор Захаров.
И вот сейчас Валя должна была сказать Коле Мальцеву, боевому танкисту, комроты-три, неправду, приплести какого-то неведомого генерала Шувалова, хотя комкора Шубникова она видела сегодня утром — на полустанке он заходил к ним, в вагон санбата, за таблеткой от головной боли.
И она снова робко сказала:
— Я напишу вам, товарищ старший лейтенант. Как приедем на место, так и напишу.
— Слушай, Валя, что ты дурака-то валяешь, — Мальцев начал сердиться, — я же тебя русским языком спрашиваю: где наши, Шубников где?
Валя грустно посмотрела на старшего лейтенанта и вдруг выпалила:
— А я теперь в другой части. В пехоте я. В корпусе генерала Шувалова.
Мальцев почувствовал, как тиски снова сжали его затылок.
Валя повернулась и, не прощаясь, побежала к своему вагону. Заскрежетали, заскрипели буфера, сцепы, поезд тронулся. Когда площадка, куда поднялась Валя, поравнялась с Мальцевым, он увидел, что девушка что-то писала карандашом на спичечном коробке. А потом взмахнула рукой:
— Ловите!
Мальцев поймал коробок, на нем был нацарапан пятизначный номер.
— Пишите! — прокричала Валя.
Поезд набирал скорость, и вскоре вагоны с транспарантом «Хлеб — фронту!» уже ходко, с грохотом проносились перед глазами Мальцева.
Он еще раз взглянул на номер полевой почты. Эх, Валя, Валя, боевая девчонка, не поверила тыловику Мальцеву.
Выходит, весь вчерашний и весь сегодняшний день он встречал-провожал на своей станции шубниковские эшелоны. Вот тебе и «Хлеб — фронту!».
Мальцев взглянул на часы. Шестнадцать тридцать. Последний эшелон из этой серии номеров. Всё. Проехали мимо. А ты, Мальцев, иди в свою будку, раздавай проезжающим талончики на питание и составляй таблицы.
У двери его комнаты тети Паши не было — куда-то ушла. Но у письменного стола на табуретке сидел какой-то человек в полувоенной форме — гимнастерка тонкого сукна, офицерский ремень, высокие кавалерийские сапоги. Голова у посетителя была выбрита и блестела.
— Вам кого? — спросил Мальцев, которому сейчас не хотелось говорить ни с кем.
— Здравствуйте, заждался я вас. — Бритоголовый встал с табуретки и приветливо заулыбался, показав золотые коронки. — Знаете, генерал-майор Прокопенко Степан Денисович мне прямо так и сказал: иди, говорит, Василь Василич, к коменданту, он человек дельный, он тебе все устроит.
Мальцев стал вспоминать фамилию Прокопенко — и не вспомнил.
— Извините, чем могу служить?
— Да вы садитесь, — посетитель покровительственно усадил Мальцева на диван, — садитесь, не волнуйтесь, мы сейчас с вами все уладим.
Мальцев начал злиться — ему не понравился тон пришельца, — но послушно сел на предложенное ему посетителем место.
— Прокопенко Степан Денисович, чудесный, между прочим, человек, сказал, когда нас провожал: чуть что затрет, иди, Василь Василич, к коменданту, он для тебя все сделает. Кстати, я вам не представился. Василий Васильевич Кораллов, начальник передвижной фронтовой концертной бригады. Мы, можно сказать, прямо с передового края борьбы с фашизмом.
— Ну а я, собственно, здесь при чем? — Мальцев встал с дивана и пересел за стол.
— То есть как это вы ни при чем? Наши вагоны стоят уже девять часов на вашей станции, а нас не прицепляют.
— У вас есть аттестат? — спросил Мальцев. — Вы можете получить питание в станционном продпункте.
— Продукты мы давно уже получили. Нам нужно ехать. Вы понимаете — ехать. Мы не можем здесь торчать. Я чувствую, бригада выходит из формы. Братья Сазоновы — оригинальный жанр — просто уже скандалят. И я, скажу вам честно, устал. Столько переживаний, встреч, концертов. Как нас принимали! Нет, вы здесь в тылу не можете себе представить, как фронтовики любят искусство. Как они принимали концерт, и мой конферанс, и куплеты «Врага на штык»! Прокопенко Степан Денисович, когда я на прощальном обеде держал речь, даже слезу смахнул. И приказал: выдать всей бригаде по отрезу шинельного сукна и по десять банок свиной тушенки. Интендант мялся, жался, но выдал. Выдал, сукин сын. А мне вот лично генерал подарил сапоги и планшет.
Бритоголовый любовно подтянул свои кавалерийские сапоги с высокими голенищами.
— Вы поедете тогда, когда представится возможность. Задерживать вас не будем. — Мальцев встал, давая понять посетителю, что разговор окончен.
Василий Васильевич только иронически улыбнулся, блеснув драгоценным металлом, перебросил ногу на ногу и закачал начищенным носком сапога.
— Нет, вы меня, видимо, товарищ, не поняли. Мы завтра должны быть в Москве. Завтра. Это военная необходимость. Важный доклад на Комитете. Или вы здесь, в тылу, — он нахмурил брови и закинул свою бритую голову, — там, где не стреляют, не бомбят, где тихо, пригрелись и не понимаете, что такое война и что значит военная необходимость!
— Слушайте, — Мальцев побагровел, — идите отсюда к чертовой матери! К чертовой матери! — еще громче повторил он, и его голову зажало так сильно, что в глазах закружились черные и красные жучки.
В двери показалась тетя Паша.
Бритоголовый наконец встал и сказал, глядя на коменданта сверху вниз:
— За эти слова и этот тон вы, товарищ комендант, ответите. И серьезно ответите. У меня, знаете, связи. Вы здесь недолго просидите на своем тепленьком местечке.
Он по-военному оправил гимнастерку и, скрипя сапогами, вышел из кабинета.
Мальцев опустился на стул. «Черт его знает, этого бритоголового, а может, у него и верно связи, — тиски слегка разжались, — может, он и выставит меня отсюда к чертовой матери?» Мальцев вдруг повеселел.
— Тетя Паша! — закричал он в дверь. — Принеси чайку. Будем чаевничать.
Ночь стояла тихая, теплая. Только иногда порыв ветра шевелил листья.
— Яблоки, — сказал генерал Шубников.
— С гомельских садов тянет, — ответил начальник штаба полковник Бородин, молодой, подтянутый, в ловко сидящей шинели.
— Поспевают уже.
Вдали, за черной стеной леса, что-то заурчало, зафыркало, а потом замолкло.
— Шумят, сукины дети, — сказал генерал.
— Кто-нибудь двигатель попробовал. Днем было тихо.
— Когда прибывает последний эшелон?
— Завтра. Мне уже два раза звонили из штаба фронта. Волнуются. Подводим, говорят. Я им объяснил: не мы, дескать, подводим, а дорога. Не слушают.
— Ладно. Главное, хорошо замаскировать танки. И не шуметь. И никого в расположение бригад не пускать. В том числе и проверяющих разных. Без моего ведома.
— Я уже предупредил командиров бригад. Охранение обеспечено.
— Места знакомые, — вдруг сказал генерал, и огонек его папиросы ярко вспыхнул в темноте.
— Вы здесь начинали? — спросил Бородин.
— Воевать не воевал, но служил здесь. На брюхе все Полесье исползал. Во всех речках, а их тут хватает, коней купал. Потом, когда на танки пошел, понаглотался пыли на здешних дорогах. Но время было, скажу, замечательное. Веселое время! Из этих пущ да болот сколько командиров пошло. Это, Бородин, наша школа.
— Я эти места знаю, воевал. Наш батальон двадцать четвертого июня под Слуцк бросили. Потом мы, уже без танков, пешие, по лесам шли сюда, к Гомелю.
— У нас на юге тоже несладко было, но мы до Днепра немцам карты хорошо попутали. А здесь в июне пришлось тяжеленько. Под Белостоком и Минском сколько я дружков потерял. — Генерал погасил папироску и вошел в дом.
Хрустнул песок, вспыхнул фонарик.
Рядом с Бородиным выросла фигура офицера.
Бородин узнал корреспондента Боева из корпусной газеты — они познакомились еще в эшелоне и провели вечер в приятной для Бородина беседе: корреспондент рассказывал о московских новостях, о книжках и даже подарил начальнику штаба тоненькую книжечку лирики Симонова.
Этот москвич понравился Бородину, и он ему сказал: «Если что будет нужно — заходи».
И вот такой случай выпал.
— Товарищ полковник, я к вам, — сказал Боев, обращаясь к Бородину.
