Голубые луга - Бахревский Владислав Анатольевич (книги бесплатно без регистрации полные txt) 📗
Вошла мама, взяла у Феди ботинки и боты. Федя опустил голову:
— Ныряловым ходить не в чем…
— А тебе завтра будет в чем? — закричала бабка Вера. — Отца твоего…
— Прекрати! — сказала мама. — Достань ящик.
Федя полез под кровать, достал ящик.
— Эти ботинки — вышвырнуть. Возьми белые валенки. Новые совсем умудрились сжечь. Залатать их трудно, носок сгорел, но можно изнутри овчиной заложить. Кстати, возьми кусок овчины. — Повернулась к бабке Вере: — Что смотришь? Все равно переезжать, а значит — выбрасывать.
Гурьбой ходили, вывернув шубы. Коляду Аграфены Ивановны не запомнили, пели другое:
Ребятишек пускали, слушали, а давали мало: свеколку, морковку, пару картох.
— Пошли к нам поколядуем! — предложил Федя. Пошли, стукнули в окно, запели.
— Заходите, гости, заходите! — отворила дверь мама.
Зашли, встали на пороге, грянули свою коляду, а меньшой, Ванечка, не сробел, прибавил:
Мама засмеялась, и отец засмеялся и дал всем по двадцати копеек:
— Медных нет — одно серебро.
Ребят усадили за стол, напоили чаем, накормили блинами со сметаной.
— Век бы так есть! — поглаживая живот, сказал Ванечка, меньшой.
Федя пошел провожать друзей. Когда ходили колядовать, небо тучи закрывали, а теперь вышли на улицу — светлынь. В небе, как в поле, — чисто.
— До встречи! — сказал Яшка, пожимая Феде руку. — Будь здоров.
— До встречи!
Федя стоял, смотрел, как весело уходят братья. Вдруг меньшой повернулся, кинулся назад:
— Ох, Федеха! — стукнул он себя в грудь длиннющим рукавом зипуна. — До чего ж валенки теплы!
И убежал.
Федя быстро зашел в синюю тень дома, чтоб его не видно было, потом осторожно, по насту, прошел на зады. Они стояли друг перед другом, Федя и старый липовый парк.
Высокая маленькая луна роняла серебряные тонкие иглы. В снегу созрели звезды, синие и зеленые. Парк стоял, слегка наклонясь кронами к единственному человеку в Старожилове, пришедшему смотреть и быть счастливым.
Феде почудилось, что ему улыбаются. Кто-то улыбается. Незримо. Чье-то лицо, без очертаний, растворено было в подлунной тишине святок.
Глава тринадцатая
Елку поставили в самом большом классе. Из украшений — вата, как бы снег, да стеклянная звезда на вершинке. Начальник электростанции сам принес и вкрутил невиданно большую стосвечовую лампочку.
Елкой пахло на всю школу. Ребята раздевались в коридоре, клали пальто на парты и жались по стенам. Но вот пришел старичок с ящиком, завернутым в цветастый линялый платок. Поставил ящик на табуретку, развязал узел на платке, и оказалось, что это не ящик с подарками, а гармошка. Старичок сел, покашлял, топнул ногой — и полыхнули малиновые меха звонкой полечкой.
Пионервожатая Муся побежала вдоль стены, выхватывая ребят.
— В хоровод! В хоровод!
Пошли, побежали вокруг елки, в одну сторону, в другую. Сплясали под «Барыню», кто как мог.
— Все! Все!
Все и плясали.
Клавдия Алексеевна принесла новенькую книжку «Круглый год».
— Ребята, объявляю конкурс. Можно петь, плясать, стихи декламировать. Книгу получит тот, кого вы сами назовете победителем.
Оксана спела грустную песню: «Жил в Ростове Витя Черевичкин». У Вити были голуби. Пришли каратели и убили Витю.
Кто-то из четвертого класса сплясал «Яблочко», девочка из первого рассказала стишок-считалку:
А что было потом, Федя не запомнил — сам горел. Чего бы, чего бы такое прочитать? И как выйти — перед всеми?
Беспомощно оглянулся.
— Давай! — толкнул его Яшка.
— Еще! Еще! — звала смельчаков Клавдия Алексеевна. — Федя, пожалуйста! Послушаем!
Федя шагнул и остался один в пустом пространстве. Кинулся к елке, чтоб не быть одному, повернулся — и не увидал ребят.
вскрикнул он отчаянно, но сразу и пришел в себя.
А уж когда дело дошло до полковника, голос звенел, летел в неудержимом восторге:
Стихи кончились, Федя постоял, приходя в себя, и кинулся через кольцо ребят прятаться.
Кольцо он пробил, но вдруг что-то красное преградило ему дорогу. Поднял голову — Дед Мороз.
Дед Мороз взял Федю за руку и повел за собой к елке.
— Заслужил — принимай награду. Заслужил ведь?
— Заслужил! — закричали ребята.
Дед Мороз взял книгу у Клавдии Алексеевны и подал Феде. Потом хозяин зимы сел возле старичка-гармониста, положил ему руку на плечо и сказал:
— Ребята, в окошко гляньте. Что видите?
— Темнеет, — сказали ребята.
— То-то. Давайте выключим этот свет. (Свет тотчас выключили.) И давайте споем все вместе, тихонько, споем хорошие наши русские песни.
И Дед Мороз зарокотал, как издалека, певучим басом:
Слов ребята не знали, но следующую песню пели все вместе:
Пели долго с повторением последних строк, гармоника звенела, как звенели бубенцы у ямщиков. Ветер ударял в окна, да так, что окна дрожали. И всем было жалко бедного ямщика.
У Деда Мороза объявилась вдруг лучина. Он зажег ее, и тоненький огонек, затрепетав, потянул к себе. Ребята окружили Деда Мороза, и он сказал:
— А теперь послушайте стихи.
И не шумя, обыкновенным голосом, словно говорил про самое обычное, повел-привел стихотворную речку:
Ребята не шелохнулись, но тени на стенах покачивались, словно бор пришел в эту большую комнату. Стихи кончились, Дед Мороз вздохнул и сказал:
— Хорошо у вас! Уходить не хочется.
— Так и не уходи! — закричали ребята.
— Остался бы, да в других местах ждут. — Дед Мороз сощурил глаза и оглядел ребятишек. Лучина догорала, стала красной и совсем погасла.
— Свет зажечь? — спросила Клавдия Алексеевна.
— Не надо! У меня чудо есть. Кто здесь самый маленький?
