Голубые луга - Бахревский Владислав Анатольевич (книги бесплатно без регистрации полные txt) 📗
Возле глухой, безоконной стены громоздилась удивительная свалка: колесо трактора, железяки, ведра без дна, гнутые рамы велосипедов, каски…
Федя так и ахнул:
— Настоящие?!
— Этого добра хватает, сойдет снег, сам найдешь в лесу. И немецкие есть, и наши.
— Тут разве шли бои? — с надеждой и страхом спросил Федя.
— Не-е! Разведка ихняя была. Переловили.
— Откуда же каски?
— Значит, было откуда взяться.
Федя уже так привык к ругательной песне Кузьмы, что, не слыша ее, удивился.
— А где же Кузьма?
— Вон пошел!
За деревьями мелькал серый зипунок широкого, согнутого старостью человека.
Квартира у Страшновых удобнее прежней. Две отдельные комнаты и темная, маленькая.
Темную взяла себе бабка Вера. Большую — отцу и матери, поменьше — Феликсу и Феде. Прежние хозяева бросили кровать, и теперь — вообще красота.
— Под кроватью у нас будет царство гномов! — планирует Федя, но Феликс упрямо мотает головой:
— Под кроватью будет жить жук.
— Какой жук?
— Настоящий жук. Я его поймаю, и он будет жить.
— Цапнет за пятку, тогда узнаешь!
— Это будет мой жук! Он тебя цапнет.
Федя отступает. Феликса не переспоришь, пусть сам забудет про дурацкого жука.
— Хорошо! — Федя, заложив руки за спину, озирает комнату. — В темном углу у меня будет Северный полюс, возле окна Африка, а на печке — Гималаи.
Феликс не возражает.
Скучно.
Утром отец идет проводить Федю через лес. Тропинка проскальзывает мимо дома деда Кузьмы. У деда Кузьмы в окошках свет, и слышится приглушенная затяжная ругательная песнь.
— Странный человек! — говорит отец.
На другой стороне опушки растут дубы.
— Видишь вон! — показывает отец на непривычно стройный высокий дуб. — Это дерево под охраной государства. Ему триста лет.
Они выходят на простор. Белое-белое поле. Слева дымок голых осин, справа, во впадине, деревня.
— Красенькое, — говорит отец. — А твоя школа на краю. Видишь каменный дом? Беги! Я постою, посмотрю.
Федя бежит по тропинке. Тропинка крепкая, широкая. Федя оборачивается, отец машет ему рукой.
Федя отворил дверь. Коридор. Два окна с одной стороны, две двери с другой. Федя снял шапку, встал в проем между окнами. Хлопнула наружная дверь. Влетели три девочки. Увидали Федю, шушукнулись, засмеялись. Кинулись к первой двери. Дверь затворили за собой аккуратно, но уже через минуту она подалась, и к щели прильнули сразу несколько человек. Кто-то даже или согнулся, или на колени встал. Федя покраснел и отвернулся к стене. Опять хлопнула входная дверь. Влетела стайка первоклашек и — в ту же дверь.
Значит, школа самая раздеревенская. В такой Федя уже учился. В первом. Сдвоенные классы. Первый учится с третьим, второй — с четвертым.
Открылась вторая дверь. Вышла бабушка в платке, с колокольчиком. Позвонила, поглядела на Федю.
— Новенький?
— Новенький.
— Погоди тут.
Бабушка ушла к себе и тотчас опять появилась. С журналом, в очках, платок уже не на голове, а на плечах.
— Я твоя учительница. Анастасия Михайловна. Назови себя.
— Федя.
— Что значит Федя?
— Ну, Федор Страшнов!
— Не ну Федор, а Федор… Пошли.
Учительница отворила дверь. Класс загрохотал крышками парт.
— У нас новый ученик, — сказала Анастасия Михайловна. — Федя Страшнов.
— Страшный! — хмыкнул какой-то первоклашка.
Федя поискал обидчика глазами, нашел, но тот не сник.
— Федя, садись на вторую парту. К Морозовой. Ваш класс в первом ряду от двери.
Федя глянул и обомлел. В первом ряду от двери сидели одни девочки. Посчитал — восемь. «Восемь девок — один я, куда девки, туда я».
Не видя, не слыша, сел на вторую парту, сунул ранец в ящик.
— Страшнов, раздеться надо!
Федя вскочил.
— Вешалка у доски.
Пошел снял шубу. Сел, покосился на соседку. Беленькая, голова в кудряшках, как ангел на немецких открытках.
Учительница задала первоклассникам задачу и перешла к третьему классу.
— Сегодня мы начинаем изучать историю.
«Ой!» — хотелось воскликнуть Феде, потому что он никак не мог дождаться этого прекрасного дня — настоящей учебы. Что это за учение, когда у тебя два предмета — письмо да арифметика, чтение не в счет.
И еще одна радость: конец чистописанию. Этому вечному: «Пиши лучше, пиши чище».
— Первая тема, которую мы будем проходить: «Первобытное общество. Первобытный человек». Что вы знаете, что слышали, что читали о первобытных людях?
Федя поднял руку. Оглянулся — девочки глаза опустили, не дышат: ничего не читали, ничего не слыхали. Федя руку под парту, а уже поздно.
— Что нам скажет Страшнов? — поднимает его учительница.
«Клавдия Алексеевна была другая, — думает Федя. — Она бы так не спросила. Нет, такой больше не будет, как Клавдия Алексеевна». Когда уезжали из Старожилова, Федя и не думал, что увидит своих ребят всех вместе — каникулы были. А ребята вышли за околицу, стояли на дороге. Все, вместе с Клавдией Алексеевной. Подарили ему изумрудное перо селезня, чтоб прилетал к друзьям, и четыре тетради — драгоценный подарок (писали кто на чем).
— Так что же ты хотел нам сказать, Страшнов?
Федя покрутил головой, его соседка хмыкнула.
— Я читал «Приключения доисторического мальчика» и «Борьба за огонь».
— Очень хорошо! А сможешь нам рассказать, что он из себя представляет, доисторический человек?
— Смогу, — сказал Федя. — Самым большим богатством людей далекой старины был огонь. Огонь для доисторического человека был жизнью. Угасал костер, угасала жизнь. Разбредалось племя. Возле огня доисторический человек грелся, накалял камни, делал из них каменные топоры, обрабатывал шкуры зверей, рисовал на стенах пещер магические знаки.
— Очень хорошо! — кивала головой Анастасия Михайловна. — Тогда сделаем так. Страшнов, становись перед классом и потихоньку рассказывай о первобытном обществе, а я пока займусь арифметикой с первым. У них новый материал.
— На ваше место идти? — удивился Федя.
— На мое. Не смущайся. У нас хорошие девочки. А ты рассказываешь верно и интересно.
Так необычайно начался для Феди первый урок в новой школе.
На перемене Федя выскочил из класса, чтоб подальше от девчонок. В коридоре его тотчас окружили перваки, разглядывали.
Тот смелый, который не поник под Фединым взглядом, конопатый, беленький, нос, как у задиристого слоненка, спросил:
— Ты в Сторожке, что ли, живешь?
— В лесу, возле деда Кузьмы.
— Я и говорю: в Сторожке, в Васькином доме.
— Не-е! — сказал другой мальчишка. — Васька в Дубосеках теперь живет. Обженился.
— Как по сопатке дам! — махнул конопатый на товарища. — Васька — не таковский, его не уженишь. Жить ушел к бабе. Без записи, а это другое дело совсем. Вольный себе человек… Ты Ваську-то не видал?
— Если он в другой деревне живет, где же его увидишь? — посмеиваясь, сказал Федя.
— К матери мог прийти.
— Леху я видел.
— О Ваське чего не рассказывал?
— Нет. А кто он, ваш Васька?
— Спрашивает! Ваську вся милиция знает. Понял теперь?
Зазвенел звонок.
Федя выскакивал из класса каждую перемену, словно из шибко натопленной бани. А уроки кончились, шубу в охапку, шапку на затылок, оделся в коридоре и бежать.
Первоклашки, конопатый и его друзья, тоже не отстали. Им ближе было по деревне, но пошли Фединой тропой, задами. Конопатого звали Шурка.
О Ваське он рассказывал, как о герое.
Окружили Ваську в доме — ушел через подполье, ужом в отдушину, в подворотню, мимо засады. Догнали на реке — в воде отсиделся, в камышинку дышал. Васька поезда грабит — всем известно, а накрыть — ни разу не накрыли. Милиции Васька в лицо смеется: «Я следов не оставляю».
Сначала Федя слушал, а потом перестал, вспомнился ему Живой. Тоже бегал, подныривал, перепрыгивал…
