Побратимы (Партизанская быль) - Луговой Николай Дмитриевич (книга жизни TXT) 📗
Время далеко за полночь. Все стали расходиться. В нашей палатке задержался лишь Григорий Гузий.
— Гриша, ты почему не идешь спать?
— У меня еще одно дело, — говорит он спокойно. — К Енекке и Клейсту у нас есть прямой доступ. Во дворе особняка работает наш человек — «Штепсель», вы о нем знаете. Там же работает уборщицей Мария Михайловна. Мы с Женей собрали о ней сведения. Муж убит немцами на фронте. Восемнадцатилетняя дочь угнана в Германию. В Джанкое фашисты расстреляли ее двоюродного брата. Отсюда — ее настроение… Так вот, прошу поручить мне, совместно со «Штепселем» и Марией Михайловной, подготовить и совершить диверсию в генеральском особняке.
Наступает длительная пауза. Новая задача, новые раздумья.
— Хорошо, Гриша. Готовь. Но об этом никому ни полслова.
— Есть!..
Подгоняемые напряженной жизнью леса, бегут за часом час, за днем день. Наша радиосвязь продолжает разговор с Большой землей.
Лес: «Виктор Хренко разведал систему немецкой обороны Керчи и Феодосии, где в последние дни был Клейст. Нанесли на карту. Составили описание. Пересылаем самолетом. Этой же связью шлем шифровку новых важных сведений от Эм-эм».
Большая земля: «Ваши материалы получены. Командование благодарит. Меры противодействия карательной экспедиции проводите не за счет „Сбора фруктов“, который обеспечьте в ночь на десятое сентября. Продолжайте наблюдать дополнительные объекты обороны по Клейсту».
Лес: «Новые объекты обороны под наблюдением. На укрепительные работы враг сгоняет население. Грише поручен визит в особняк».
Большая земля: «Срочно доложите план визита в особняк. Почему поручено Грише? Зачем рискуете одним из организаторов симферопольского подполья?»
Лес: «Подарок генералам преподносит в генеральской автомашине „Штепсель“. Гриша только организует».
Большая земля: «С планом визита согласны».
Лес: «Завтра генеральский автомобиль направляется в Севастополь. „Штепсель“ подарок получил. Сегодня преподнесет. Шлем шифровку новых объектов обороны Перекопа. Весь боевой состав бригады отправлен на „Сбор фруктов“».
Большая земля: «Шифровку получили. Эта работа остро нужна. Усиливайте».
Лес: «Сообщаем результаты „визита в особняк“. Подарок генералам в их машину „Штепсель“ поставил. Дороге Севастополь подарок сработал, машина разбита. Убиты офицер по особым поручениям, второй немецкий офицер, шофер. Клейста в машине не оказалось».
Большая земля: «Сожалеем. За особняком продолжать наблюдение. Продумайте новый визит. Следите за ходом „Сбора фруктов“. Что нового подготовке карательной экспедиции?».
Лес: «Карательная операция против нас началась».
Ударом на удар
Кто приготовился к бою, тот его наполовину выиграл.
Ночные донесения разведчиков на рассвете дополнились новыми. Разведчики Владимир Сидоров и Наташа Деулина сообщили: выход гитлеровцев на Долгоруковскую закончен. Работало двести сорок грузовиков. Насчитано тысячи три солдат.
Несколькими минутами позже появляются дозорные Георгий Свиридов с группой разведчиков и словаки Александр Гира со Штефаном Маликом.
— Под Барабановкой и Петровкой, — сообщают они, — фронтом к лесу расположились два батальона противника. Еще один батальон, численностью до пятисот солдат находится возле Фриденталя.
Прибегает Тася Щербанова. Она из района пещеры Ходжи-Хоба, где в секрете группа наших разведчиков. Они прислали записку:
«На Караби-яйлу за ночь вышло более двух тысяч пехоты, три эскадрона кавалерии. Замечено девять артиллерийских и минометных батарей. Работает примерно двести автомобилей. Силантий».
— Все точно, — подводит итог Котельников, глядя на карту. — И численность сходится — более восьми тысяч, и исходные позиции те, что обозначены на их схемах.
— Стало быть, сведения Эм-эм верны, — говорит Мироныч.
Итак, окружены. Операция началась. И хотя ее ждали, в лесу тревожно. Видимо, привыкнуть к схваткам с врагом, да еще к неравным, человеку трудно.
Хорошо, что удар врага так удачно совпал с нашей рельсовой операцией. Пожалуй, лучше и не придумать. Минеры ушли седьмого — за сутки до немецкого наступления. Опоздай они хоть на день — не прошли бы сквозь кольцо окружения, которым опоясан сейчас лес.
В сроках повезло. Но это не значит, что нам, оставшимся в лесу, стало легче. Все боевые силы, сформированные в четверки диверсантов, ушли из бригады; а у нас осталось менее сотни человек — обкомовцы, штабисты, спецгруппы. В отрядах по три-четыре бойца — вот и все наше войско. С восьмитысячной экспедицией такими силами не повоюешь. Остается единственный выход — сманеврировать, скрыться. Пусть бьют в пустоту. Но… вся сложность нашей задачи и состоит в этом самом «но».
Сквозь полицейский заслон наши минеры проникли успешно, без единого столкновения. Расчет на то, что, собрав силы для наступления на лес, немцы ослабят охранную службу, видно, удался. Однако этого мало. Десятки групп минеров, ушедших из бригады и из автономно действующих отрядов, должны пробраться к железной дороге, взорвать ее и вернуться в лес. На это потребуется трое-четверо суток. Облегчить им обстановку можно, только задержав в лесу карателей подольше, хотя бы до ночи десятого сентября, когда на железные дороги Крыма обрушится удар партизан. А еще лучше — привлечь сюда новые силы фашистов. Следовательно, надо вступить в бой и показать немцам, что партизаны на месте, в лесу.
Мы стоим вблизи западных опушек лесного массива, близ иваненковской казармы. Вокруг выставлены наши дозоры. В каждом — два бойца. Какой-то из дозоров будет обнаружен первым и первым примет удар. Обнаружить себя в этом районе мы преднамеренно помогаем противнику и рацией: несмотря на плотное окружение, рация работает, и немцы могут ее пеленговать. Будто решив напомнить об этом, Степан Выскубов подает радиограмму.
Лес зловеще молчит. Но гробовая тишина его может взорваться в любой миг.
Мирон подносит спичку к бумажной ленте радиограммы, и в этот же момент рядом гремит выстрел, другой, затем длинная пулеметная очередь.
— Огонь!
Крики команд, треск, стрельба. Немцы откатываются. Залегают в низине. Бесприцельно стреляют. Подбегает Ильин.
— Немцы наступают с Долгоруковской! Политрук Казачков убит! — сообщает он и тут же падает раненый.
Прекратив огонь, ждем атаки. К нам долетают немецкие команды, но немцы не поднимаются. А шум стрельбы возрастает. Автоматы стучат восточнее, слышна перестрелка и в северном секторе, и на северо-западе.
В небо взлетают ракеты. Зеленые огни падают в район нашей стоянки. Это поисковые отряды противника указывают своим ударным силам: «Здесь партизаны». Им помогают наши дозорные. Расставленные в разных секторах, они шумят и стреляют: «Да, мы тут, и нас много».
Сейчас враг введет в действие главные силы. Они устремятся сюда.
— Пора! — говорит Николай Котельников, подползая.
Да. Надо переходить к маневру. Но враг вносит поправку.
— «Вперед! Вперед!» — вновь кричат немцы, кидаясь в атаку; они бегут на нас.
— Прицельным… Огонь! — Голоса тут же глохнут в шуме стрельбы.
Отряд, наткнувшийся на нас, невелик. В нем нет и сотни. Понеся потери, он вновь отступает. Огневая схватка глохнет.
— Пора отходить! — настоятельно повторяет начштаба.
Оставляем Федора Федоренко с его штабом: пять минут стрелять и создавать шум.
Выполнив эту задачу, он снимается с обороны и догоняет нас. Сбегаются и все дозорные. Теперь стреляют только с немецкой стороны…
Вступает в действие вторая часть нашего плана. Нашим оружием становится маневр и тишина. Нужно не обнаружить себя. Иначе, заметив направление нашего движения, немцы смогут определить и то место, куда мы стремимся.
В главном дозоре группа Костюка. Зоркие из зорких, ребята должны видеть и слышать все, что впереди. Однако даже на них полностью надеяться нельзя. От стычки в лесу уберечься трудно. Поэтому мы движемся в южном направлении, хотя место нашего укрытия находится на востоке: если враги заметят нас, то истинного направления не разгадают.