Черная заря - Коротких Владимир Александрович (бесплатные версии книг txt, fb2) 📗
Приехав в полк, бойцы занесли в палатки свой нехитрый скарб, умещавшийся в вещмешках за плечами. Сбросив их на засыпанный щебнем пол, они поснимали покрытые слоем пыли одеяла с двухъярусных кроватей и хорошенько протрясли их на улице. За палатками стояли четыре машины. Вместо кузовов на них были емкости с открывающимися сбоку круглыми большими люками. В эти емкости бойцы и офицеры забрасывали свое обмундирование. Затем люки плотно закрывали и при помощи горячего пара производили дезинфекцию одежды и процесс уничтожения различной живности, квартирующей в ней после длительной окопной жизни. Личный состав отмывался, брился, начищался, стремясь принять почти цивильный лоск. Бойцы, длительное время обитавшие на позициях, гуляли в чистом обмундировании по территории полка, как по проспекту, не озираясь по сторонам и не прощупывая взглядом неровности местности. Они отдыхали, заходя погостить в соседние подразделения. Горчак с гармошкой пользовался особым спросом, как один Дед Мороз на всю большую деревню. Офицеры тоже занимались личными делами. О состоянии войны напоминала лишь бронетехника боевого охранения по периметру полка и двенадцать бэтээров дежурной роты, стоявших у шлагбаума и готовых к выезду по тревоге.
Андрей, хорошенько отмывшись и поменяв одежду, молча лежал на койке, заложив руки за голову. Вавилкин сидел у тумбочки и писал письмо. Закончив, он запечатал конверт и оставил письмо на тумбочке. Посмотрев на Андрея, он спросил:
— А ты, Андрюха, чего не пишешь?
— Недавно написал, как приехал.
— Понятно. — Он тоже улегся на койку и замолчал, глядя в потолок. Пролежав так некоторое время, он снова спросил: — Какую тему обдумываешь?
— Да так, Диман, просто мозги в кучу собираю.
— А ты не собирай, в куче им тесно будет, перегреться могут. Что, результаты наших гастролей не устраивают? Цветочков на броне от благодарного населения не было, да?
— Да ладно тебе, Диман. Ты, я смотрю, тоже не сильно похож на победителя под развернутыми знаменами. У самого с рожи лимонный сок капает.
— И никто не похож. Привыкли мы к скромности. Ты тоже привыкай. Кишлак освободили? Освободили, значит, задачу выполнили. Духов угробили? Угробили, значит, они нас меньше угробят — ты мою позицию уже знаешь. Я эти думки больше года назад передумал. Терся мозгами, как по наждаку. Брось. Мне к ноябрю, максимум к Новому году замена придет, а тебе еще тут два года воевать. Думай о приятном и вычеркни из расчетов время как категорию — скорее пройдет. Всего-то — шестьдесят три миллиона семьдесят две тысячи секунд. Глянь-ка на часы, уже меньше стало.
Андрей машинально взглянул на стрелки часов.
— Точно. — Он поднялся с кровати. — Пойду посмотрю, как там мои обосновались. — И вышел на улицу.
В палатке взвода на койках дремали несколько бойцов, остальные отсутствовали. Андрей не стал тревожить спящих и решил просто прогуляться по территории полка. Он неторопливо шел, покуривая на ходу, мысленно пытаясь разобраться в сути происходящего.
— А может быть, существует какая-то глобальная высокая идея, ради которой они пришли в эту страну? Почему тогда про нее им не говорят? Почему не растолкуют? Ведь одной мотивировочки о защите рубежей Родины на дальних подступах явно маловато. Почему чужая страна в какой-то момент сделалась не страной, а лишь подступом? Надо, чтобы объяснили, иначе до какой угодно крамолы додуматься можно. Да не дай бог! А кто объяснит? А если не объяснят? А если вовсе такой идеи не существует, а эти дальние рубежи просто чушь собачья, басни для оправдания? Кто тогда виноват? Все? Каждый, до последнего солдата? Нет! Не может быть такого, чтоб просто так. Кто-то ведь это решил, значит, идея есть, должна быть, люди-то гибнут…
— Ласточкин! — раздался окрик из-за стоявшего бэтээра, мимо которого проходил Андрей. Он взглянул в ту сторону и увидел капитана Рыбина.
Рыбин пристально посмотрел на Андрея сквозь линзы очков и спросил:
— А что, старших по званию и должности замечать не обязательно?
— Извините, товарищ капитан, не заметил за бэтээром, задумался.
— Да, да, конечно, — скороговоркой произнес Рыбин, — вам надо подумать.
— Всем не мешает подумать. — Андрею был неприятен тон Рыбина.
— А вам особенно.
— О чем, например?
— Например, о нарушении приказа командования, которое чуть не закончилось трагедией, — Рыбин явно нарывался на обострение ситуации.
— Ну, не закончилось же. А за это я от комбата уже получил. Он мне не сказал, что я еще и от вас должен огрести.
— Ну-ну, — хмыкнул Рыбин. — Я бы не советовал вам с такого начинать здесь свою службу.
— Служба как служба. Ничего особенного. — Андрей отвечал спокойно, стараясь не реагировать на едкий тон собеседника. Он смотрел на этого злобного человечка с капитанскими погонами и не мог понять причины его беспочвенной неприязни.
— Напрасно вы так думаете. Всякое случается. Если что, характеристику на вас я писать буду. Так что со мной, уважаемый, придется дружить.
— С кем придется я не дружу, — ответил Андрей и пошел дальше, считая неофициальную беседу исчерпанной.
Обойдя расположение полка вдоль боевого охранения, Андрей вернулся в общежитие. В комнате он увидел Бочка.
— Здорово, Андрюха! — приветствовал его Бочок металлическим блеском доброй улыбки, с мокрым полотенцем на плече.
— Здорово, Васек! — Андрей, довольный встречей, хлопнул его по мокрому плечу. — А где остальные?
— Блин с Дирижером на кухню пошли. — Бочок вытащил из-под кровати бутылку прозрачной жидкости. — Во, спиртоган, Барсегян налил! Правда, братухин самогон не отдал, сказал, пока спирт не выпьем, не даст. Садись, скоро мужики придут. — Он повесил полотенце на спинку кровати и блаженно плюхнулся поверх одеяла. — Красота! — Он покачался на панцирной сетке. — Тут теперь поквартируемся, красота!
Андрей смеялся, глядя на ребячество Бочка, который задрал ступни босых ног на спинку кровати и, подпрыгивая на сетке всем телом, выставив в улыбке передний ряд металлических зубов, распевал припев известной песни:
Когда качка на койке достигла примерно трех баллов, дверь открылась. На пороге появились Блинов и Дирижер. Блинов держал в руках уже знакомую большую чугунную сковороду, а Дирижер — четыре банки тушенки и завернутую в газету селедку.
— Привет, Андрей! — Блинов слегка качнул сковородкой в его сторону. — Давай табуретки. — И, обратив взгляд в сторону Бочка, добавил: — Хорош прыгать, Щелкунчик, помогай!
Андрей с Бочком быстро поставили четыре табуретки в центр комнаты. Блинов опустил сковороду, пожал ему руку, потом обернулся и сказал Дирижеру:
— Че ты ему докладываешь? Жрать идем, и все. Какое его дело?
— Вы о чем? — спросил Андрей.
— Да ну его! Идем мы сейчас с Диманом, а нам замполит навстречу. И косится — пьянствовать идете? Диман ему, дескать, поесть решили. Какое его дело? Историю КПСС повторять идем!
Бочок, сев на койку, приложил руки к груди и жалобным тоном сказал:
— Братцы, а может, он тоже выпить с нами захотел?! Может, в нем совесть проснулась? Пожалел небось, что подсерал нам на каждом шагу? — он потряс кулаком.
— Совесть? У Рыбина? — Блинов нагнулся вплотную к Бочку. — Ты рехнулся, Вася?! Ты, Васек, учти формулу — котях от говна не отмывается!
Комната наполнилась хохотом.
Блинов обратился к Андрею:
— Я слыхал, Андрюха, что ты в кишлаке свой маневр затеял.
— Затеял, — кивнул Андрей. — Тебе спасибо. Если бы ты мне про тот пролом тогда не рассказал, неизвестно, как обернулось бы.
— Барсегяна да тебя с Диманом комбат при мне похвалил. Барсик довольный. Как в полк приехали, сразу спиртяги дал. Сказал, вечером зайдет.
— Да вряд ли до завтра зайдет. Он с командирами рот уже начал. — Дирижер щелкнул пальцем по кадыку. — Судя по всему, один замполит не начал. Будет теперь ошиваться, караулить, зараза.
