Командиры мужают в боях - Исаков Иван Степанович (читать полностью книгу без регистрации .TXT) 📗
На вторые или третьи сутки верхом на лошади приехал сияющий Анатолий Мазилкин. Он доложил:
— Пленный есть, только ранен в ногу.
Мазилкин рассказал, что его группе пришлось схватиться с гитлеровцами. Командир их был убит, один из солдат ранен, остальные удрали. В наши руки попала сумка офицера с документами и картой. Комбат велел оказать медицинскую помощь захваченному фашисту и отправить его в штаб.
Вел себя пленный нагло. Ему наложили повязки, дали закурить и даже выпить, а откормленный двадцатилетний член «гитлерюгенда» ругался, обзывал всех свиньями.
Его доставили в штаб, уложили в кровать. Нужно было допросить, но никто из нас не знал немецкого языка. Тем не менее приступили к допросу, пользуясь примитивным русско-немецким разговорником.
Прошо спросил:
— Какой части?
— Я пехотинец, ничего не знаю.
— Сколько на вашем участке артиллерии и где она стоит?
— Не знаю.
— Сколько автоматов в роте?
— Тринадцать.
Нам показалось, что он лжет. Судя по силе огня, автоматического оружия должно быть больше. Мы считали, что у них на передовой все вооружены автоматами. Но как заставить его говорить правду? Вот когда я впервые по-настоящему пожалел, что пренебрегал уроками немецкого языка. Если бы кто-то из нас свободно владел им, мы могли бы многое узнать. «Заговорили» бы документы и карта, найденные в сумке убитого офицера.
Вспомнили, что помощник комбата по тылу интендант 3 ранга Гулис как будто бы знает немецкий. Иван Иванович Прошо позвал его. Гулис, подойдя к кровати, начал задавать пленному вопросы. Фашист лежал молча, затем плюнул в сторону Гулиса и отвернулся. Я схватился за пистолет, но капитан Прошо властно приказал:
— Отставить!
Пришлось отправить молодчика в штаб бригады. Не знаю, как комбату, но мне было обидно — потратить столько усилий, чтобы захватить «языка», и не получить от него никаких сведений.
— Бывает, — коротко заметил комбат. — Но ты не расстраивайся. Там он заговорит. И потрудились ребята не зря.
Все последующие дни, улучшая свои позиции, мы вели наблюдение за противником, время от времени вступали с ним в перестрелку, чтобы выявить его огневые точки.
16 октября я по поручению комбата проверял, как идет оборудование района обороны батальона. В это время неподалеку от расположения роты лейтенанта Батылова разорвалось несколько вражеских снарядов. Меня что-то толкнуло в правое бедро, я прыгнул в ближайший окоп и присел на корточки. Обстрел не прекращался. Я почувствовал, как по ноге потекла кровь. Накануне мой товарищ, лейтенант-минометчик, был точно так же ранен осколком снаряда и умер. Мне пришла в голову малодушная мысль покончить с собой. Перевел предохранитель ППД на автоматический огонь. Часы показывали двенадцать. В этот момент в окоп свалился лейтенант Батылов.
— Товарищ лейтенант, ранен комиссар бригады!
Вылез из окопа. В сапоге хлюпала кровь. Поблизости лежал убитый красноармеец, рядом с ним — пулеметчик Некрасов с разорванной грудью, легкое еще дышало… Комиссар попросил:
— Вытащите меня. Разбито колено.
Я нагнулся, батальонный комиссар Назаренко навалился на мою спину, обхватил руками шею, и я потащил его. Вышел на огневые позиции минометов. Вдруг услышал: «Рыжий… Рыжий!» Потом: «Исаков!» Обернулся — ко мне бежал курсант (когда я учился в горно-металлургическом техникуме в городе Орджоникидзе и играл в духовом оркестре, у меня было прозвище Рыжий).
Одним духом он выпалил, что их военное училище тоже заняло здесь оборону. При других обстоятельствах я, конечно, обрадовался бы столь неожиданной встрече с товарищем, но сейчас мне было не до него, и я ответил только, что мне нужно донести раненого комиссара. Помочь он мне не мог: должен был вернуться к своему миномету, а я кое-как добрался до медпункта и передал Назаренко на попечение врачей.
Батальонный врач Черный перевязал и меня, велев отправляться в госпиталь. Но я остался в батальоне.
В октябре начался отход. Отход без боя — просто движение на восток по непролазной грязи. Наши роты обрастали повозками, появились верховые, кто в седле, а кто только на ленчике с подложенной попоной, кто с уздой, а кто вместо поводьев с бинтом от индивидуального пакета.
Мы двигались на восток и всей бригадой поочередно тащили полуторку со смонтированной на ней радиостанцией. Командир бригады майор Павел Менделеевич Шафаренко вместе с другими тоже толкал машину.
— Раз, два — взяли! Еще — взяли…
Красноармеец Степан Ступак, шофер, завел брошенный кем-то трактор и с его помощью вытаскивал теперь радиостанцию.
Постепенно становилось все больше и больше конных. Комбат приказал мне создать из них отдельную команду.
Я объединил конников в группу, которая всегда двигалась впереди и вела разведку.
29 октября 1941 года части корпуса вышли в район города Тим, Курской области. Этому неприметному городку, каких тысячи на необозримых просторах Советской страны, суждено было стать ареной ожесточенных сражений, потому что он оказался на пути южного крыла немецко-фашистской группы армий «Центр», нацелившейся на столицу нашей Родины Москву.
За Москву, так или иначе, дрались все советские воины. Одни — непосредственно на подступах к городу, другие — под Тулой, третьи — под Ростовом, четвертые — под Тихвином, а наш 3-й воздушно-десантный корпус — под Тимом.
Тут, как в свое время под Киевом и на Сейме, десантники действовали на главном направлении: острие стрелы, нанесенной гитлеровскими генералами на картах, упиралось в позиции нашего корпуса.
6-ю бригаду, в том числе и 1-й батальон, выдвинули далеко вперед — в район Беседино — с задачей занять и прочно оборонять рубеж Мещерские Дворы — Зорино.
Хотя роты батальона располагались на широком фронте, оборону мы подготовили крепкую. Окопы вырыли полного профиля, построили землянки, утеплив их матами, сплетенными из соломы. Организовали систему огня. Будь у нас в то время артиллерия и соседи, с которыми могли бы взаимодействовать, наверняка надолго бы задержали противника на этом рубеже. Однако средств усиления в батальоне не имелось.
15 ноября разведчики ефрейтор Мазилкин и сержант Подкопай захватили в селе Еремино пленного. Что именно он показал, не знаю, одно нам стало известно: на Тим двигались крупные силы фашистов.
Первый бой с ними завязался 18 ноября. Он был упорный. Гитлеровцы понесли большие потери, но вперед не продвинулись.
На следующее утро, после перегруппировки и двухчасовой артиллерийской подготовки, они снова пошли в атаку. Однако и она была отбита. Неприятелю все же удалось нащупать у нас слабое место — открытые фланги. Он стал обходить нас слева и справа. Создалась угроза полного окружения 6-й бригады. Мы получили приказ перейти на новый рубеж.
Отходили с ожесточенными боями. Наш батальон, как и вся бригада, не смог выйти в указанный район города Тим — фашисты оказались там раньше нас. Поэтому из села Становое мы направились к хутору Черниковы Дворы. Другие же бригады продолжали вести тяжелые бои в Тиме, не прекращавшиеся ни днем, ни ночью. Гитлеровское командование бросало туда резервы и части, снятые с второстепенных участков.
Десять дней бились там десантники, то отражая атаки, то сами атакуя. Слова, даже самые яркие, бессильны передать накал тех дней. Но я все же попытаюсь восстановить хотя бы один эпизод.
1-му батальону, в котором осталось всего пятьдесят-шестьдесят активных бойцов, была поставлена задача — ночной атакой уничтожить противостоящего противника и ворваться в город.
Иван Иванович Прошо, обдумывая решение, потирал бритую голову.
— Если господа фашисты пронюхают, что мы идем на «вы», ничего не получится, — сказал он. — Исходное положение для атаки нужно занять абсолютно тихо, чтобы немцы ничего не заподозрили. Всех одеть в маскировочные халаты. Станковые пулеметы, товарищ Цуладзе, установите на волокуши и накройте чем-нибудь, чтобы ненароком не демаскировать. Никакие сигналы ракетами о начале атаки подаваться не будут. Сверьте часы. Успех зависит от внезапности и решительности наших действий. Для отражения контратак танков и бронемашин взять с собой побольше гранат и бутылок с горючей смесью…
