За живой и мертвой водой - Далекий Николай Александрович (лучшие книги онлайн .txt) 📗

— Это первый раз со мной. Очевидно, на почве переутомления. — Хауссер вернул платок девушке, тщательно отряхнул мундир, застегнул на все пуговицы.

Они вышли на улицу.

Очевидно, за это время весть об убийстве какого–то видного гитлеровца успела распространиться по городу. Прохожих почти не было видно на улицах, а те, что появлялись, шли торопливо, молча, пугливо поглядывая по сторонам. На Гитлерштрассе стоял патруль с офицером во главе, проверял документы у всех, кто проходил по улице или проезжал на машинах. Как заметила Оксана, особенно тщательно проверялись документы офицеров и солдат. Советника и девушку лейтенант пропустил сразу же, как только мельком взглянул на их пропуска.

В городской управе также чувствовалась подавленная, тревожная атмосфера. Сотрудники с особой поспешностью и угодливостью вскакивали со своих мест, кланялись советнику. Подобострастие, собачья готовность уловить желание хозяина, испуг. Начальник статистического отдела, к которому они зашли, устремляясь, навстречу Хауссеру, чуть было не столкнул со стола арифмометр.

Хауссер вел себя так, точно ничего не знал о трагическом происшествии. Попросил дать сводки о сдаче хлеба крестьянами и, посадив Оксану рядом, углубился в изучение цифровых данных. Очевидно, эти сводки действительно в какой–то мере интересовали советника, потому что он довольно долго рассматривал их и, казалось, забыл о существовании своей помощницы. Заведующий отделом стоял у стола полусогнувшись, готовый в любую минуту дать пояснения.

— Так… — сказал наконец Хауссер. — Давайте займемся.

Они начали выписывать названия сел и фамилии старост, которые, по словам советника, «особенно злостно саботировали сдачу контингента». Таких злостных сел оказалось превеликое множество. Под диктовку Хауссера Оксана старательно выписывала столбцом: порядковый номер, название села, фамилия старосты, процент выполнения.

Их работу прервало появление бравого лейтенанта в общевойсковой форме. Лейтенант переступил порог и поднял два пальца к козырьку фуражки.

— Господин советник… — словно напоминая о чем–то, тихо и вежливо сказал он и ласково поглядел на Оксану.

— Да, да, — поспешно кивнул ему головой Хауссер, поднимаясь из–за стола. Он не удивился и не стал расспрашивать лейтенанта, точно давно уже ожидал его прихода. — Продолжайте, Ева. На сегодня этой работы для вас будет достаточно.

Лейтенант открыл дверь, пропуская советника, и подарил Оксане обаятельную улыбку.

— Извините, фрейлейн!

Когда дверь за ним закрылась, Оксана, будто бы недовольная уходом своего шефа, спросила у статистика, еще не оправившегося от шока, охватившего его при появлении лейтенанта, и все еще стоящего навытяжку.

— Кто этот офицер?

— Вы не знаете лейтенанта? — удивленно спросил статистик и, вытянув шею, сообщил полушепотом: — Лейтенант Гайлер из гестапо…

Итак, Хауссер — свой человек в гестапо. Его вызывают туда открыто, и он знает, зачем вызывают. Не столь уж важное открытие… Оксана была недовольна собой: кончались вторые сутки ее пребывания в городе, а она почти ничего нового не узнала об эксперте по восточным вопросам. Хауссер проболтался только о Пристли.

Проработав еще около часа, Оксана решила отправиться на обед. В вестибюле она почти столкнулась с бойкой, славненькой черноглазой девушкой, державшей в руке потертый кожаный портфель.

— Простите, как ваше имя? — спросила она по–немецки, весело заглядывая в глаза Оксане.

— Ева Фильк.

— Вы сотрудница советника Хауссера?

— Да.

— Это для вас. Ознакомьтесь… Расписываться в получении не надо… — Девушка вручила Оксане конверт и быстро вышла на улицу.

Конверт не был заклеен. Оксана заглянула в него и увидела бумажку со столбиками цифр. Шифровка… Первая шифровка, принятая Геленой оттуда. Связь с Пошукайло работала четко.

20. Богдан, Богдан…

Вепрь нетерпеливо прохаживался по пустой горнице, зажав подбородок в кулаке и поглаживая оттопыренным указательным пальцем выбритую щеку. Сидевшая на полу большая овчарка с поднятыми острыми ушами вертела головой, следя за хозяином разумными, слегка слезящимися глазами. Несмотря на свою грозную кличку, комендант окружной СБ был невелик ростом и его можно было принять за подростка, обладающего удивительно пропорциональным телосложением. Его маленькая фигура в полувоенном костюме из коричневого мадьярского сукна (от него–то и пошла мода на такие костюмы), в щегольских сапогах «англиках» казалась изящной. Вепрь следил за собой, делал завивку–перманент, маникюр, всегда носил в новенькой полевой сумке небольшой дорожный несессер, сапожный крем, бархатку. И сейчас, глядя на свежевыбритое смуглое монгольского типа лицо Вепря, на чистенький воротник его сорочки, отутюженный костюм и начищенные до блеска сапоги, нельзя было предположить, что он прошел ночью со своими охранниками около двадцати километров по лесным дорогам и тропам.

В маленьком, затерявшемся в лесах хуторе окружной комендант появился под утро. Сюда, по его расчетам, уже должны были доставить командира сотни Богдана, но по какой–то причине посланные за сотенным хлопцы не появлялись, и Вепрь начинал злиться. Ему не терпелось поскорее покончить с этим неприятным делом.

Когда Вепрь злился, на его плоском с узкими темными глазами лице появлялась слабая загадочная улыбка. Впрочем, и все иные свои чувства комендант окружной СБ скрывал за этой тихой, почти ласковой улыбкой. Его никогда не видели ни разгневанным, ни повергнутым в печаль. Он улыбался. Может быть, это осталось У него от прежней профессии — пять лет назад Вепрь служил официантом в одном из лучших краковских ресторанов. Кто–то из посетителей дал маленькому ловкому официанту с лицом монгола кличку Японец. Японец превратился в Вепря, но улыбка осталась.

Этой заученной улыбкой Вепрь встретил своего охранника и хозяйку хаты, принесших ему завтрак: заправленный сметаной салат из огурцов и лука, жареного цыпленка и кувшин с молоком.

— Не слышно? — спросил комендант охранника.

— Нет.

Вепрь дважды благожелательно кивнул головой, словно ответ охранника его полностью устраивал, приказал:

— Пусть зайдет референт пропаганды.

Могила не заставил себя долго ждать. Референт пропаганды выглядел усталым и, судя по тому, как беспокойно вел себя его подбородок, сильно нервничал.

— Друже Могила, вы знаете, я вот все раздумываю и все больше прихожу к весьма неприятному выводу… — сладенько улыбнулся Вепрь.

Лицо референта вытянулось, видно было, как за стеклами очков хлопают ресницы. Он уже изучил улыбочки коменданта окружной СБ и понял, что такое вступление не предвещает ничего хорошего.

— Мне кажется, — продолжал Вепрь, прохаживаясь по горнице, — что некоторая, довольно серьезная доля ответственности за поступок сотенного Богдана падает все же и на вас. Вы находились там…

— Я говорил, я пытался убедить, — Могила сразу же начал задыхаться. — Он не стал меня слушать.

— Это не оправдание, это звучит довольно наивно. Вас послали читать лекцию на тему «Кто главный враг Украины?» по совершенно ясным, одобренным центральным проводом тезисам. Следовательно, вы могли…

— Друже Вепрь, я говорил, я объяснял…

— Другое дело, — не дал ему закончить окружной комендант, — другое дело, если я добьюсь от него признания, что он действовал не по своей глупости, а выполнял чье–то указание… В таком случае никто не может обвинить вас.

Торопливо вошел охранник.

— Привели!

— Пусть подождет, я позову… — капризно сказал Вепрь и, когда охранник вышел, снова обратился к референту: — Выполнял чье–то указание… В таком случае, естественно, вы не можете нести ответственности. Вы меня поняли?

Могила не понял, спросил растерянно:

— Чье указание? Разве указание было?

— А у вас не создалось впечатление, что Богдан — это пробравшийся в наши ряды вражеский агент?

Изумленный референт уже не пытался утихомирить отвисший, дергающийся подбородок, стоял побледневший, молчал.