Дети победителей (Роман-расследование) - Асланьян Юрий Иванович (книги бесплатно без онлайн .txt) 📗
Николай Ужегов, инспектор рыбоохраны, показал рукой на высоко натянутые поперек реки электропровода.
— Этой весной берега затопило так, что не знали, куда плыть — где юг, где север. Вода поднялась более чем на десять метров. И вдруг налетели носом на эти провода — «казанка» зависла, а потом перевернулась. Мы были в сапогах и теплых куртках. Спаслись только потому, что следом шла вторая лодка. А бинокль, аппаратура, вещи — все утонуло.
Сорвали шпонку, подгребли к берегу. Николай и Владимир, его помощник, склонились над «Вихрем».
В небе парил, кружил, высматривал добычу канюк. Берег был пробит крупнокалиберными очередями стрижей. В лучах полуденного солнца лежал Зеленый остров, похожий на спящего бронтозавра.
За Зеленым островом началась гора Подкаменная с Черняевским бором: пятьсот метров склона хранят астрагал кунгурский, эндемик Пермского края, не встречающийся более нигде в мире. А всего на горе более 500 видов растений, 150 из которых — реликтовые. Некоторые виды живут здесь с доледникового периода. Трудно представить себе время в реальную величину, точнее — невозможно.
Николай, бывший моряк, по пояс голый, стоял за штурвалом. Мне бросилась в глаза наколка: «Нас любит тот, кто не устает ждать». Вообще, все вокруг было похоже, как концентрические круги на воде.
Впереди показалась церковь из красного кирпича, высоко вознесенная над миром. Неожиданно храм исчез. Потому что лодка пошла по речной петле влево и только потом вышла к скале, на которой стояла деревня Каширино с церковью, будто выросшей из каменных недр скалы.
Галина Сергеевна сказала, что в хорошую погоду с нее виден монастырь на Белой горе. В местечке Усть-Межа по берегам били тысячи ключей. Вода становилась от этого холодней, но не глубже. Сылва мелела, мстительно разрушая берега весной, будто демонстрируя свои скрытые возможности.
— Почему этот полукилометровый плес называется Вороньим?
— Потому что здесь ворон много, — ответил на мой вопрос инспектор, — и рыбы. И браконьеров, конечно. Обратно пойдем — тралить будем, а то река забудет своего хозяина.
Я кивнул. Я знал, что в Николая уже стреляли — мстили за вытащенные из воды сети.
Вскоре вода стала подниматься — чувствовался подпор Камского водохранилища. Поплавки топляков сменились белыми и желтыми кувшинками. Мы пролетали по узким камышовым улочкам так называемых Вятских озер, переполненных рыбой. Мы двигались по живой воде, в малахитовых берегах, сквозящих вечнозеленым сылвенским воздухом.
Три тысячи лет назад древние люди создали здесь культовый комплекс — площадку, обнесенную валами и рвами. В центре находилась овальная яма с жертвенной чашей и черепом животного. Вокруг лежали жертвоприношения: бронзовые пластинки со сражающимися ящерами, хрустальные и сердоликовые бусы, золотые и серебряные перстни со вставками из аметиста, византийские и сасанидские монеты из Ирана, а также хорезмийские.
Человеческих костей пермские ученые здесь не обнаружили.
Три тысячи лет прошло. За это время «венец природы» пронес через все мировые религии культ человеческого жертвоприношения, но трансформировал его так, чтобы не шокировать телезрителей сдиранием кожи. Конечно, гибель в бою или под колесом тогда тоже случалась, но именно сегодня она приобрела торжественную значимость ритуала. Во имя блага оставшихся в живых жрецов и просто оставшихся в живых.
Какой монолог! А что вы хотите? Я регулярно посещал психобольницы, лагеря и погосты — эти оранжереи инакомыслия. Визиты не прошли бесследно.
Мою маму тоже хотели убить. Она была уверена в этом. Позднее начал верить и я. Ее хотели убить армяне и греки, крымские родственники отца. Они ненавидели ее за то, что она была другой — светловолосой, со вздернутым носиком и непонятным языком. Меня они не принимали по тем же причинам — я уральской, а не крымской породы.
«Эта Верка, сестра Борькиной Нинки, пыталась утопить меня в ванне, когда я лежала в больнице после пожара!» — в сотый раз напоминала мама отцу, наклонившись к нему, сидящему за столом, и выставив вперед руку с поднятым указательным пальцем.
Отец делал такое выражение лица, будто на зуб попала очень кислая клюква, и молча ел свой борщ с мясом. Не отвечал женщине.
«Верка нянькой работала в больнице, как схватит меня за плечи и давай давить вниз, чтоб я захлебнулась! Я же совсем беспомощная была! Едва отбилась, закричала… Хорошо, медсестра прибежала, а то она меня точно утопила бы. И Борька твой…»
Отец не любил эти разговоры — о тяжелом прошлом, о брате Богосе, которого все называли по-русски — Борькой. Он жалел своего младшего брата, разжиревшего, страдающего белой горячкой. Но мама никому не собиралась прощать обиды молодости, полученные в Крыму.
«Греки твои, суки! — ругалась мать. — И Богос твой — выставит живот вперед и прет на базар, а Нинка с тяжелой корзиной сзади, как лошадь».
Уже на самом склоне лет отец вспоминал братишку и плакал с поднятым лицом: «Юрка, Борька умер, Борька умер…»
Могучий мужик античного телосложения, прошедший войну и репрессии, плакал, не скрывая своей страшной беспомощности перед Вселенной.
Нас оставили на берегу Сылвы, неподалеку от поселка, откуда можно было добраться до Перми автобусом. Еда и сигареты были, мы решили не торопиться — заночевать у костра. Сережа курил, лежа на теплой земле, и смотрел в глубину звездного неба, туда, где находилось прошлое, будущее и даже сама вечность. Потом заговорил.
— История с Гипнозом навела меня на мысль, что старший Соколов все же листал рукописи Бутовича. Там он и прочитал о Зените, орловце 1894 года рождения, из Лотаревского завода князей Вяземских. «Эта лошадь с первого взгляда на нее вызывала доверие…» Потом он нашел фотографии Зенита «в спортивном теле» и «в заводском теле».
Кстати, жеребцов от кобыл я начинаю различать с трехлетнего возраста, когда уже вполне выражается мужественность и женственность. А где мне было тренировать взгляд? На ипподроме они далеко от трибуны и все в доспехах — блиндерах, ногавках, в упряжи, а на выводках я бывал редко. Я думаю, Александр Васильевич поставил перед собой цель найти и купить лошадь с накоплениями крови Зенита. Представляешь, он отыскал Горлинку в каком-то российском хозяйстве, а потом дождался появления Гипноза. Это была победа его жизни. Знаю, воспитывали жеребенка внимательно и правильно. На дистанции Гипноз обходил всегда и всех. И даже как-то идеологически правильно — взял приз Конституции, на годовщину революции, после очередного партсъезда.
Сережа замолчал. Я смотрел на созвездие Большой Медведицы и тоже молчал — как в детстве, когда между мной и космосом еще ничего не было, кроме световых лет.
— И все-таки я не понимаю, — сказал я, — как это можно довести лошадь до нервного срыва…
— Через некоторое время после московской победы журнал «Коневодство и спорт» назвал Гипноза «непревзойденным». Это было напечатано в январе, а в феврале он начал проигрывать. Наездник Павел Егорович Андреев жаловался Соколову, даже плакал: «Поговорите с дирекцией ипподрома, любимчики начальства говорят ему: «Запишите Гипноза с тем, с другим, с метисом, пусть нахлебается». Столичные суки объявили тайную войну рысаку… По человеческим меркам ему исполнилось двадцать пять лет. Ему бы после первых побед, в какой-нибудь голубой бухте очутиться, на морских жучков посмотреть, испачкать свой мягкий нос в мокром песке, ткнуться в какое-нибудь растение. Вместо этого его, уставшего, повезли на соревнования в Германию, оттуда — в Швецию, в вагоне с надписью «живность». Там с неделю простоял в карантине, а потом сразу был брошен в призовой бой. На ристалище в городе Эребра он бежал со стандартбредными «американцами» и метисами — компанией, крепкой по грудной клетке и тканям, хлыстолюбивой. По какому-то космическому совпадению приз разыгрывался 27 мая, в день рождения Гипноза. Когда он помчался в компании этих киборгов, то только прием его был как всегда удачен. Потом навалилось сумасшествие. Компания оттерла его в третье колесо — в результате вышли лишние метры. Скорость так возросла, что воздуха не хватало, дыхание остановилось на фазе вдоха, ум и память его пропали. Передние ноги не выдержали натиска и поскакали. Он испугался. Что еще мог вспомнить — вспомнил, но дистанцию закончил последним в полной панике.
