Истоки. Книга вторая - Коновалов Григорий Иванович (бесплатные полные книги TXT) 📗
– Чан Кай-ши – не та фигура. Я невысокого мнения о его армии, – возразил Сталин. – Китайский народ сам решит свою судьбу.
– Англия не уступит Гонконг и Сингапур. Ее никто не заставит отказываться от метра своей империи без войны, – сказал Черчилль. – Англия не желает приобретать какую-либо новую землю.
Рузвельт предложил послать американские бомбардировщики на советский Дальний Восток с тем, однако, условием, чтобы генерал Брэдли инспектировал русские военные объекты.
Сталин, повернувшись вполоборота к Матвею, сказал с едкой интонацией, что Брэдли, очевидно, умный, возможно, даже гениальный генерал, но предложение, чтобы этот генерал инспектировал русские военные объекты, вызывает недоумение, если только это предложение не юмор, свойственный американцам.
– Нам нужны самолеты не на Дальнем Востоке, а на советско-германском фронте, – добавил Сталин.
– Господа, я хочу обрадовать вас: на остров Бугенвиль мы возобновили высадку десанта морской пехоты в составе трех дивизий. Силою двадцати тысяч солдат приступили к захвату острова Гильберта. Потоплены крейсер и три эсминца японцев.
«А на нашем фронте около трехсот неприятельских дивизий и миллионная Квантунская армия нависает над нашим Дальним Востоком. А президент с таким энтузиазмом и блеском рассказывает о повреждении японских эсминцев», – думал Матвей.
Глядя сквозь дым трубки на Рузвельта, Сталин сказал, что его радует успех союзников.
– Советские войска оставили Коростень, – добавил он. Скупо, суровым тоном рассказал: германские силы на русском фронте очень сильны, беспощадно жестоки. Немцы начисто уничтожают города, села, все средства связи и снабжения. Если вторжение в Северную Францию не начнется весной, немцы могут надолго стабилизовать положение на Восточном фронте.
– Мне рассказывал Литвинов, что в Америке даже женщины поторапливают мужчин насчет второго фронта, – усмехаясь, поправляя толстые усы, сказал Сталин. – Если бог решит закончить войну в наступающем году, он, несомненно, может сделать это, писала в газете мать солдата, но было бы, конечно, хорошо, если бы бог получил хоть небольшую поддержку от президента и сэра Уинстона.
– Вот мы и решили помочь богу, отвлечь тридцать – сорок немецких дивизий с русского фронта. – Рузвельт поднял седую голову, разводя руками в крайнем затруднении. – Но Английский канал – это такая неприятная полоска воды…
– В прошлом у английского народа были все основании радоваться, что воды Ла-Манша являются неприятными, – возразил Черчилль.
Он был раздражен тем, что долго не засыпал в эту ночь. Давняя забота о сохранении раскиданных по всему свету британских владений с новой остротой беспокоила его, как старая обострившаяся рана. Он все больше ощущал вытесняющее плечо американского нагловатого гиганта. Прежде Англия сама держала в руках должников, и это наполняло сердце Черчилля гордой самоуверенностью. Теперь, попадая в зависимость от своей бывшей колонии, он чувствовал себя серо и прозаически угнетенно. Американцы ложкой кормят, а черенком ее в глаза тычут. Долг залезает в щелку, а потом так вырастает, что и в дверь его не вытолкнешь. И все-таки беда эта не самая страшная. Американцы говорят на английском языке. Со временем синтез старой британской культуры, аристократизма и американского технического динамизма откроет новые горизонты. Безграничную опасность несет русский коммунизм. Конечно, русские имеют право обезопасить себя на будущее. Но чрезмерное усиление России – угроза. Если после войны Америка уйдет с континента, русские безраздельно и надолго закрепятся в Европе. Однако, если Америку ничем не ограничить, она при ее хамовитости и лихорадочной активности овладеет Европой. Нужно в таком направлении влиять на события, так вести военные операции, чтобы после войны создалось наиболее естественное равновесие сил. Пусть не вечное, но продолжительное. Пока не вызреют новые возбудители катастроф.
И хотя заботы о грядущем мире не впервые обступили Черчилля, требуя от него невероятных усилий, он думал сейчас, напряженно, до боли в затылке. Боль, пожалуй, преждевременная. Ему всего шестьдесят девять лет. Чем и как измерить степень боеспособности русского коммунизма? Миллионы убитых, а русские не слабеют. Все, что было ему непонятно в этой стране и народе, воплощалось теперь в Сталине.
Как человек военный, Черчилль не мог не восхищаться отвагой русских, хотя восхищение это было отравлено странной подозрительностью и унижающей его самого злобой к русским, временами очень острой и неприличной.
Как политик, он должен был расчетливо затягивать экспедицию через канал, не давая чувствам и своей горячей фантазии вдаваться в страшные для советских людей последствия этой затяжки. В конце концов их в пять раз больше, чем англичан. Гнев русских на медлительность союзников, их исступленной жажды второго фронта он преднамеренно, давя в себе неловкость и неустойчивую жалость, не принимал в расчет. Если бы даже война затянулась еще на несколько лет, а немцы и русские были бы все еще в состоянии бить друг друга, он бы все так же затягивал вторжение. Но он в не меньшей степени боялся опоздать со вторым фронтом. Весь его многолетний опыт говорил ему, что выбор момента часто решает судьбу крупнейших драм на многие годы. Опасался он передержки. Во всем должно быть чувство меры, чтобы не нарушить равновесия до всемирной катастрофы. Жить интересами империи – значит, испытывать огорчения постоянно, потому что ни одна цель полностью никогда не достигается.
Утром он получил новые сведения о готовящемся в Германии заговоре против Гитлера в высших военных кругах и контрразведке. Это была самая отрадная и блистательная надежда! Советский Союз в таком случае удастся удержать у восточных границ Германии. А Германия, выйдя из войны в меру наказанной, расчлененной на пять-шесть государств, вернувшись к традиционным формам правления, станет важным инструментом британской политики на континенте. Вековое равновесие должно быть восстановлено, пусть на этот раз в новой комбинации.
– Я хорошо понимаю желание России… Но в настоящее время приходится делать выбор между датой операции «Оверлорд» и операциями в Средиземном море! – Черчилль широко и темпераментно заговорил об успехах союзников на Средиземном море. Длинная и мощная рука военно-морских флотов Великобритании и Соединенных Штатов помогла им одержать победы в Тунисе, Бизерте, в Сицилии.
Черчилль нарисовал Европу в виде огромного зверя, лапу которого составляла Италия. Затем резкий штрих в виде ножа вошел в тело зверя.
– Мы распорем подбрюшие этому чудовищу. Нам необходимо занять Рим… хоть мы и не варвары. Потом высадимся в Южной Франции, развернем военные действия в проливах Босфор и Дарданеллы. Через Балканы Придунайской низменностью мы выйдем навстречу русским… – Черчилль настойчиво, в одних и тех же выражениях повторял эту мысль вчера и сегодня, так что Сталин даже засомневался, точно ли Матвей Крупнов переводит речь премьера.
– На Балканы, в Дарданеллы? А может быть, Керченский пролив? – глухо бросил Сталин, и Матвей видел, как дрогнула его нижняя губа. – В Керченский пролив безопаснее, господин премьер-министр.
– Но вы когда-то сами просили меня высадить десант даже в Мурманске, господин маршал.
– И в Южной Франции. Но сейчас не сентябрь сорок первого года, а конец тысяча девятьсот сорок третьего. Позади Сталинградская битва и разгром фашистов на Орловско-Курской дуге. Славянские народы Балкан не поймут поведения Советского правительства, если Красная Армия не придет к ним на помощь. Каким бы тяжелым ни был ее исторический долг, она выполнит его полностью.
– Подозрение русских в отношении союзников не оправдано, – сказал Черчилль.
– Кто ищет друга без недостатков – останется один, – возразил Сталин. – Одной рукой в ладоши не хлопнешь. – И он показал всю тщетность хлопнуть в ладоши одной рукой.
Сталин сознавал бесполезность своего негодования на этих людей: в его руках не было власти ни поощрить, ни наказать их. Подавляя желчное возмущение, он глухим голосом напомнил президенту и премьеру их решение поставить Германию на колени в этом же году. Потом, не советовавшись с ним, они летом снова отложили открытие второго фронта. Теперь они третий раз отступают от своего обещания.
