Любить, бояться, убивать - Литвиновы Анна и Сергей (бесплатные версии книг TXT) 📗
– Соглашайся. Выхода у тебя нет.
Но Ольга сначала дождалась, когда ее накроет феерическим оргазмом, и только потом бросила:
– Возможно.
– Не шутишь? – выдохнул он.
– Я сказала: возможно. Только просить тебе меня придется долго. И часто.
Павел Синичкин
Ярослава со Стеллой я оставил напоследок. И госпожу Дорофееву решил пока что не трогать – неприятно и малоперспективно разговаривать с пьющими дамами. Самой легкой добычей представлялся ее восточный сожитель.
Иноземцы без регистрации нынче в Москве проживать не рискуют, и я пошел простым путем. Решил выяснить: кто нынче зарегистрирован в квартире гражданки Дорофеевой?
И сразу попал в «яблочко». Помимо Галины Петровны и ее сына Ярослава, на данной жилплощади числился некто Иван Андреевич Айдаров, тысяча девятьсот восемьдесят девятого года рождения, гражданин России, прибыл из города Казань.
Эх, Римка! Нашла узбека. Айдаров – типичная татарская фамилия.
И со сферой ЖКХ секретарша моя облажалась. Как можно определять род занятий лишь по грязным ногтям?
Айдаров – легче, чем Иванов. Да и вообще нынче для частного детектива рай. Фигуранты про себя сами все в социальных сетях рассказывают.
Иван Андреевич исключением не стал.
Место работы он в своем профиле не обозначил, но многочисленные фото – в рабочем комбинезоне, на фоне подъемника или за рулем все время разных и явно не новых машин – просто вопили: Иван Андреевич подвизается в автосервисе.
Я потратил еще десять минут на изучение его постов и быстро нашел подсказку: «Мужики, мою шарашку на Вешняковской снова грозятся снести. Вдруг в этот раз у Собянина получится? Так что если кому что надо, подчаливайте быстрей».
Крик души сопровождало фото: Айдаров с печальным лицом у ярко-синего гаража с кособокой надписью «АВТОСЕРВИС».
Еще раз восславим соцсети. Мимо синего гаража на соседней с нашим офисом Вешняковской улице я проезжал многократно.
Оставалось лишь найти в справочнике телефон, позвонить и записаться к Ивану Андреевичу. «Нет, только к нему. И обязательно на сегодня. У меня в подвеске стук очень нехороший».
На самом деле то был банально разболтавшийся глушитель, но я не возражал, чтобы гражданин Айдаров принял меня за лопуха.
Едва я взглянул в хитрые татарские глаза (как только Римма могла посчитать его узбеком?), понял: айкью у него приличный – хотя и пытается разыгрывать простачка.
– Давай прокатимся, я подвеску послушаю, – сразу позвал сервисмен.
Он подстелил под свой грязный комбинезон газету и устроился на пассажирском сиденье.
Пока ехали – молчал. Единственный раз велел:
– Газани. Теперь затормози резко.
А когда я исполнил приказ, снисходительно молвил:
– Ты че? Только что «права» получил?
– Нет. Двадцать два года за рулем.
– И не можешь глушак от ходовой отличить? – прищурился он.
– Ну, глушак-то все равно закрепить надо. А еще про Галину Петровну побеседовать. И про Ярослава.
– Опять! Да на кой они сдались-то вам всем? – ощетинился автослесарь.
Я достал удостоверение частного детектива. Против правил, дал Айдарову в руки. Успокоил:
– Не бойся. Я не мент. Плана по посадкам не имею.
Айдаров уточнил:
– Девчонка от тебя сегодня приходила?
– Да.
– А теперь еще ты приперся. Со всех сторон обложили. Говорил я Галке: полную фигню ты затеяла. Но баба разве послушает!
Ранним летним вечером слесарь Ваня Айдаров шел с работы и увидел в кустах спящую женщину. Прочие прохожие обходили похрапывающее тело стороной, брезгливо морщились. Но у него взгляд приметливый, потому сразу понял: дама – не бомж. Хотя, несомненно, пьяная, по кустам не каждый день валяется.
Ваня подошел, присел на корточки, рассмотрел. Баба возрастом под полтинник, и, пусть рожа опухла, видно: черты лица правильные. Одежонка китайская, но с претензией на элегантность – кофточка бархатная, брючки, типа, из искусственной кожи. Обручального кольца нет.
Вечер выдался душный, липкий. Домой (то бишь в общагу) не хотелось. Да и женщина, что спала на траве, резала глаз – дома, в Казани, даже мужики себе на улице валяться не позволяли, не то что бабы.
Ваня потряс пьянчугу за плечо:
– Эй, милая, просыпайся!
Женщина поморщилась, простонала:
– Феденька!..
Это еще кто? Мужик, сожитель? Но почему тогда подобное состояние допустил?
Тетка открыла мутные глаза. Села, постанывая. Пробормотала:
– Нет. Ты не Федька. Федька мертвый.
И вдруг цыкнула на Ивана:
– Чего лыбишься? Иди, куда шел!
С характером баба. Айдаров таких любил. Он миролюбиво молвил:
– Зачем гонишь? Я тебе помочь хочу.
– Как? Денег дашь? – рыкнула она.
– Не дам. Но домой отвезти могу.
Она почти трезво всмотрелась в его восточный разрез глаз. Презрительно молвила:
– На чем? На велике? Или у тебя самокат есть?
– Куда тебе сейчас на велик. Такси возьму.
– Слушай, – окончательно разозлилась женщина. – Что тебе надо? Я с узбеками не сплю. Даже спьяну.
Обычно он злился, когда за трудового мигранта принимали, но тетка – жалкая и сердитая – Ване понравилась. Ему было тридцать один, и малолетних свистушек он не жаловал. Девчонки – глупые и капризные. А ровесницы еще хуже – с первого свидания под венец тянуть начинают. То ли дело дамочки сорок сильно плюс – и приласкают, и позаботятся, и детей им не нужно.
И общежитский бедлам достал, а на съем хотя бы комнаты денег Айдаров жалел. Почему бы не разведать – вдруг у мадам еще и жилищные условия подходящие? Ведет себя борзо. Явно москвичка.
Новая знакомая продолжала вредничать, но Иван уже понял: ей льстит внимание молодого-трезвого. Терпеливо дождался, когда поток наездов иссякнет, и помог даме подняться. Пахло от нее не слишком противно. Когда опиралась на его руку – случайно коснулась грудью. Сиськи большие, мягкие. А главное: правда москвичка! Своя квартира – в двух кварталах.
Пока шли, Ваня выведал: пьет с горя. Любимый сын погиб. Совсем недавно, весной. «И осталась я одна-одинешенька, сижу в пустом доме – куда деться, не знаю», – причитала Галина Петровна.
Айдаров было совсем воспрянул, но быстро выяснилось: насчет полного одиночества дама слегка лукавит. К двухкомнатной жилплощади прилагался еще один сын – придурочный, но, по счастью, не буйный. Зовут Ярик. Вечно сидит в своей комнате, молодоженам (а Ваня с Галей настоящий медовый месяц устроили, с безудержным сексом) особо не докучает.
– И жили бы мы счастливо, но одна беда, – рассказывал Иван, – Галка, после смерти старшего, малость умом тронулась. Никак не могла принять, что сына нет больше. Постоянно искала, кто в его смерти виноват, – особенно когда выпьет. То Филя какой-то, то два сыщика долбаных – козел и проститутка.
Взглянул лукаво:
– Это, наверно, вы и помощница ваша.
Я промолчал.
Айдаров продолжил:
– И балерину Ольгу прикладывала. Вроде та – гадина – Федора сама спровоцировала, а потом он, чтоб не посадили, с собой покончил. Что там у них случилось-то?
Я не счел нужным скрывать:
– Федор вместе со своим другом – тем самым Филей – Ольгу убить пытались. Как нежелательного свидетеля. Ударили по голове, в реке топили. Не сомневались: она умерла. Не знали, что в холодной воде смерть наступает не сразу. И не догадывались, что Ольгу успели вытащить и реанимировать. Когда Федор узнал, что девушка жива и дает против него показания, – выпрыгнул из окна. Не хотел в тюрьму идти.
– Вот оно как… – Иван покачал головой. – Галка в подробности не вдавалась. Я-то думал: там ревность, любовь-морковь, может, трахнул, а она потом в полицию заявила…
Он встряхнул головой и решительно добавил:
– Но Галочка моя еще по одной причине на балерину злилась. В нее ж Ярик, инвалид несчастный, влюблен был. Знаете?
– Знаю.
– Вот и Галина знала, – вздохнул Иван. – Сам парень, ясное дело, ей не рассказывал, но она баба дотошная. Проследила за ним. Выяснила, к кому ходит. Разозлилась ужасно. Орала: «Эта стерва Федьку убила, а ты ей задницу лижешь». Ярик ее не слушал, я тоже думал: «Поорет, да успокоится». Но дальше – хуже. Парню ведь пенсия положена как инвалиду. И раньше, я так понял, мать за него деньги получала и сама ими распоряжалась. А тут он вдруг их потребовал. И сумму точную откуда-то узнал – прямо так и сказал: «Мама, отдать мне мои двадцать тысяч триста двадцать рублей». Галка распсиховалась. Но Ярослав (хотя с виду дурак дураком) повел себя по-умному. Знай себе, бубнит: «Отдать по-хорошему. Деньги мои. Я в опеку идти. Жаловаться». Моя бесится, орет: «Это тебя Ольга накрутила!»
