Медвежий угол - Бакман Фредрик (онлайн книги бесплатно полные .txt, .fb2) 📗
На западе, по дороге к лесу, располагается автосервис, а чуть дальше старшая сестра Беньи держит питомник. Она разводит собак для охоты и охраны жилья. Собаки-компаньоны в Бьорнстаде давно никому не нужны.
Кроме хоккея в этом городке любить особенно нечего, но, с другой стороны, Беньи ничего другого в своей жизни и не любил. Он затянулся поглубже. Парни постоянно предупреждали, что Давид выгонит его из команды, если узнает про траву, но Беньи в ответ лишь смеялся, пребывая в твердой уверенности, что этого не произойдет никогда. Нет-нет, вовсе не потому, что Беньи непревзойденный игрок, отнюдь. А потому, что непревзойденный игрок – Кевин. Он драгоценный камень, а Беньи – его страховая компания.
Суне бросил последний взгляд на своды ледового дворца. На висящие там флаги и майки – в память о мужчинах, о которых скоро некому будет помнить. Рядом болтается потрепанная растяжка со словами, некогда бывшими девизом клуба: «Культура. Равноправие. Солидарность». Суне был среди тех, кто подвешивал эту растяжку, но теперь он уже сомневался, что эти слова имеют какое-то значение. Да и в том, что когда-либо понимал их смысл.
«Культура» – странное слово применительно к спорту. Все о ней говорят, но никто не может объяснить, что имеет в виду. Все клубы обожают рассуждать о том, как они выстраивают культуру, но в конечном итоге пекутся только о культуре определенного рода – культуре победителя. Суне знает, что так происходит во всем мире, но в маленьком городке это чувствуется особенно остро. Мы всегда любим победителей, хотя полюбить их непросто. Как правило, это люди одержимые, эгоистичные и жестокие. Но это неважно. Мы им это прощаем. Мы любим их, когда они побеждают.
Старик поднялся, держась за поясницу, и с тяжелым сердцем двинулся в свой кабинет. Захлопнул за собой дверь. Его личные вещи были собраны в маленькую коробку, задвинутую под стол. Он не собирается устраивать сцен, когда ему сообщат об увольнении, не будет давать интервью журналистам, он просто тихо исчезнет. Так он воспитан, и так он воспитал своих мальчиков. Клуб превыше всего. Интересы клуба на первом месте.
Как эти двое ухитрились стать лучшими друзьями, не знал никто, но разлучить их давно уже не пытались. Беньи позвонил в дверь виллы, размерами превосходившей половину квартала, в котором жил он сам.
Ему открыла мать Кевина. Она вежливо, но устало улыбнулась, не отрывая от уха телефона. Где-то в глубине дома нарезал круги отец Кевина, занятый громогласной дискуссией с собственным телефоном. Стена в прихожей была увешана семейными фотографиями, только на них Беньи видел всех троих членов семейства Эрдаль вместе. В реальной жизни обычно один всегда был на кухне, другой на работе, а третий во дворе. Банк-банк-банк-банк-банк. Дверь закрывается, вежливый голос бормочет в телефон извинения: «Да-да, прошу прощения, это мой сын. Совершенно верно, он у нас хоккеист».
В этом доме никто никогда не повышал голоса, но никогда и не понижал. Казалось, всякие чувства из этих отношений вырезаны раз и навсегда. Кевин одновременно был самым избалованным и неизбалованным ребенком, которого Беньи встречал когда-либо в жизни. Холодильник у них в доме всегда был забит контейнерами с едой, наполненными в соответствии с рекомендованной клубом схемой питания. Раз в три дня эти контейнеры наполнялись на заказ и доставлялись на виллу Эрдалей кейтеринговой компанией. Кухня в этом доме стоила раза в три больше, чем весь дом типовой застройки, в котором жил Беньи, но еду на ней никто не готовил. В комнате Кевина было все, о чем может мечтать парень в семнадцать лет, хотя с тех пор, как Кевину исполнилось три года, туда не заглядывал никто, кроме уборщицы. Ни одна семья в Бьорнстаде не тратила столько денег на спортивное увлечение своего сына, никто не жертвовал клубу большие суммы, чем предприятие его отца, но вместе с тем, чтобы сосчитать, сколько раз Беньи видел родителей Кевина на трибуне ледового дворца, хватило бы пальцев одной руки, при условии, что два из них остались в токарном станке. Однажды Беньи напрямую спросил об этом у друга. На это Кевин ответил, что его родителям хоккей не интересен. А что же им тогда интересно, спросил Беньи. Кевин ответил: «Успех». Мальчикам тогда было десять лет.
Когда Кевин лучше всех в классе написал контрольную по истории и, придя домой, рассказал отцу, что набрал сорок девять баллов из пятидесяти, тот с отсутствующим видом спросил его, в чем он допустил ошибку. В семействе Эрдаль успех не был целью, он был нормой жизни.
Дома у них все было белым с идеально ровными углами, как в рекламном каталоге ватерпасов. Пока никто не видел, Беньи бесшумно передвинул обувную полку чуть в сторону, на миллиметр перекосил две рамочки с фотографиями на стене, а проходя по гостиной, незаметно провел большим пальцем ноги по ковру против ворса. Возле двери на террасу Беньи увидел, что в окне отражается мама Кевина, как она идет по дому, машинально поправляя обувную полку и рамочки, разглаживая ворс на ковре, но при этом не упускает ни слова из телефонной беседы.
Беньи вышел во двор, взяв с собой кресло, уселся, закрыл глаза, и слушал, как шайба бьется о борт. Кевин сделал небольшой перерыв, ворот футболки стал темным от пота.
– Волнуешься?
Беньи сидел с закрытыми глазами.
– Кев, помнишь, как ты первый раз со мной в лес пошел? Ты тогда еще никогда на охоте не был, ружье держал так, будто оно тебя сейчас укусит.
Кевин вздохнул так глубоко, что половина воздуха, вполне возможно, могла просочиться сквозь другие отверстия.
– Ты можешь вообще хоть к чему-то в этой жизни относиться всерьез, урод?
Широкая ухмылка обнажила ряд зубов, едва заметно отличающихся оттенком цвета. Если послать Беньи в другой конец площадки, он непременно вернется с шайбой, даже если это и будет стоить зуба – его собственного или чьего-то еще.
– Куда серьезнее, ты мне чуть яйца не прострелил!
– Ты что, правда совсем не волнуешься?
– Слушай, Кев, я волнуюсь, когда ты находишься поблизости от моих яиц с заряженным ружьем. А за хоккей я не волнуюсь.
Разговор прервали родители Кевина, прокричав «до свидания!». Папа – таким тоном, будто прощался с официантом, и мама – неуверенным голосом, добавив «мой мальчик». Как будто она действительно пыталась, хотя и безуспешно, сказать эти слова немного иначе, нежели заученную театральную реплику. Входная дверь закрылась, было слышно, как на улицу выехали две машины. Беньи достал из внутреннего кармана новый косяк и прикурил.
– Слушай, Кев, а ты сам-то волнуешься?
– Нет. Нет, нет…
Беньи захохотал – друг никогда не умел ему врать.
– Точно?
– Ладно, Беньи, какого черта! Сейчас обосрусь от страха! Ты это хотел услышать?
Глядя на Беньи, можно было подумать, что он уснул.
– Ты сколько сегодня выкурил? – фыркнул Кевин.
– До нормы мне еще далеко, – пробормотал Беньи и свернулся в кресле калачиком, словно устраивался в Бьорнстаде на зимнюю спячку.
– Ты в курсе, что нам через час надо быть в школе?
– Мог бы придумать повод поинтереснее.
– Если Давид узнает, тебя вышвырнут из команды…
– Не-а. Не вышвырнут.
Кевин молча смотрел на него, опершись на клюшку. Есть много причин завидовать лучшему другу, но больше всего Кевину хотелось бы обладать способностью Беньи плевать абсолютно на все и при этом выходить сухим из воды. Кевин покачал головой и засмеялся, махнув рукой:
– Да уж, это точно.
Беньи заснул. Кевин повернулся к воротам, взгляд у него потемнел. Банк, банк, банк, банк, банк.
Снова. Снова. Снова.
На кухне у себя дома Давид, считая вслух, заканчивал отжимания. Затем принял душ, оделся, собрал сумку, взял ключи от машины и отправился в ледовый дворец, чтобы приступить к трудовым обязанностям. Прежде чем выйти из дома, тридцатидвухлетний тренер команды юниоров сделал последнее: поставив чашку с кофе на столик у входной двери, он помчался в ванную комнату, заперся там и включил воду в раковине и ванной на полную мощность, чтобы его девушка не слышала, как его рвет.
