Луна и шестипенсовик (Луна и грош) - Моэм Уильям Сомерсет (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений txt, fb2) 📗
– Что же дальше? – спросил Стриклэнд.
Я попробовал значительно поджать губы.
– Если вы признаете это, то больше нечего говорить.
– Думаю, что нечего.
Я чувствовал что выполняю возложенное на меня поручение не с очень большим искусством. Я стал раздражаться.
– Черт возьми, не оставляют же женщину без единого пенни.
– А почему нет?
– Чем она будет жить?
– Семнадцать лет я работал для нее. Почему бы ей не поработать самой для себя ради разнообразия?
– Она не может.
– Пусть попробует.
Конечно, на это я мог бы возразить многое. Я мог напомнить об экономическом положении женщины, об обязательствах, подразумеваемых и торжественно произнесенных публично, которые мужчина берет на себя, вступая в брак, и многое другое. Но я чувствовал, что важно только одно.
– Вы больше не интересуетесь ею?
– Ни капельки, – ответил он.
Обстоятельства складывались в высшей степени серьезно для обеих сторон, но в его ответах было столько веселого бесстыдства, что я кусал губы, стараясь не расхохотаться. Я твердил себе, что его поведение чудовищно, я принуждал себя возмущаться его безнравственностью.
– Черт побери, но ведь остаются ваши дети, о которых нужно подумать! Они вам не сделали ничего дурного. Они не просили вас производить их на свет. Если вы будете так смеяться над всем, то они окажутся на улице.
– Они многие годы прожили в довольстве и получили гораздо больше, чем большинство детей. Кроме того, кто-нибудь о них позаботится. В крайнем случае Мак-Эндрью заплатит за их ученье в школе.
– Но разве вы их не любите? Такие прекрасные дети! Неужели вы нисколько не беспокоитесь за их судьбу?
– Они мне нравились, когда были маленькие, теперь они выросли, и у меня нет никакой особенной привязанности к ним.
– Бесчеловечно!
– Вероятно.
– Вам, кажется, нисколько не стыдно?
– Ничуть.
Я попробовал другой подход.
– Всякий подумает, что вы совершенная свинья.
– Пусть их.
– Для вас не имеет значения, что люди будут ненавидеть и презирать вас?
– Нет.
Его короткий ответ прозвучал так презрительно, что мой вполне естественный вопрос показался нелепым. Я размышлял минуты две.
– Хотел бы я знать, может ли кто-либо жить безмятежно, сознавая, что все осуждают его. Уверены ли вы, что это не будет тревожить вас? В каждом из нас сидит свой судья и рано или поздно он выскажется. Предположим, что ваша жена умрет, разве вас не будет грызть раскаяние?
Он не отвечал, и я ждал некоторое время, надеясь, что он заговорит. В конце концов я сам прервал молчание:
– Что же вы на это скажете?
– Только то, что вы отчаянно глупы.
– Во всяком случае вас могут заставить давать на содержание жены и детей, – возразил я несколько уязвленный. Полагаю, закон сумеет защитить их.
– А закон может добыть кровь из камня? У меня нет денег. Я сумел скопить себе всего около ста фунтов.
Растерянность моя возрастала. Действительно, его отель указывал на стесненные обстоятельства.
– Что же вы будете делать, когда проживете все эти деньги?
– Заработаю кое-что.
Он был вполне спокоен, и в его глазах таилась насмешливая улыбка, делавшая все мои слова глупыми. Я замолчал, соображая, что еще сказать, но он заговорил первый.
– Почему бы Эми не выйти вторично замуж? Она сравнительно молода и довольно привлекательна. Я могу рекомендовать ее как отличную жену. Если она пожелает развестись, я не откажу дать ей нужные для этого основания.
Теперь была мол очередь улыбнуться. Он очень хитер; ясно, что именно к разводу он и стремился. У него была какая-то причина скрывать факт своего бегства с женщиной, и он принимал всякие предосторожности, чтобы ее местопребывание оставалось неизвестным. Я ответил решительно:
– Ваша жена сказала, что никогда и ни за что не согласится дать вам развод. Это ее твердое решение, выбросьте из головы эту надежду.
Он посмотрел на меня с непритворным удивлением. Улыбка исчезла с его лица, и он заговорил вполне серьезно
– Но, дорогой мой юноша, меня это нимало не тревожит. Мне решительно безразлично, тем или иным путем пойдет все это дальше.
Я засмеялся.
– О, перестаньте! Не думайте, что мы все так уж глупы. Нам известно, что вы уехали с женщиной.
Он вздрогнул, а затем вдруг разразился хохотом. Он хохотал так неудержимо, что сидевшие за другим столиком стали оглядываться, а некоторые тоже засмеялись.
– Я не вижу в этом ничего забавного, – сказал я.
– Бедная Эми! – пробормотал он сквозь слезы.
Затем на его лице появилась презрительная гримаса.
– Как узок кругозор мысли у женщин. Любовь! Всегда любовь! Они думают, что мужчина оставляет их только потому, что желает других. Вы считаете меня таким дураком, чтобы сделать то, что я сделал, ради женщины?
– Вы хотите сказать, что покинули вашу жену не ради другой женщины?
– Конечно, нет.
– Честное слово?
Не знаю, почему я задал такой вопрос. Это вырвалось у меня вполне простодушно.
– Честное слово.
– Но почему вы оставили ее?
– Почему? Я хочу писать картины.
Я долго смотрел на него. Я ничего не понимал.
«Он сошел с ума», решил я. Не нужно забывать, что я был тогда очень молод и считал его пожилым человеком. Я забыл обо всем, кроме моего изумления.
– Но ведь вам сорок лет!
– Поэтому-то я и думаю, что пора уже начать.
– Вы когда-нибудь занимались живописью?
– Я хотел быть художником в юности, но отец заставил меня поступить на службу, потому что, как он говорил, искусство не дает денег. Я начал писать год назад. По вечерам я ходил на курсы.
– А! Вот вы куда ходили, когда ваша жена думала, что вы играете в бридж в вашем клубе!
– Именно.
– Почему же вы не сказали ей?
– Предпочитал не посвящать ее в свои дела.
– И вы уже владеете кистью?
– Пока нет. Но скоро усвою технику. За этим я сюда и приехал. В Лондоне я не мог добиться того, чего желал. Может быть, сумею здесь.
– И вы думаете, что человек может добиться успеха, начав учиться в вашем возрасте? Большинство художников начинали в восемнадцать лет.
– Я теперь научусь быстрее, чем в восемнадцать лет.
– Почему вы решили, что у вас есть талант?
Он с минуту не отвечал. Глаза его следили за проходящей толпой, но вряд ли он видел ее. Ответ его не был ответом.
– Я уже начал писать.
– Не подвергаете ли вы себя страшному риску?
Он взглянул на меня. В его глазах было что-то странное, и мне стало неловко.
– Сколько вам лет? Двадцать три?
Вопрос показался мне неуместным. В моем возрасте было естественно искать риска и приключений. Но его юность прошла, он – биржевой маклер с почтенным общественным положением, с женой и двумя детьми. Путь жизни, естественный для меня, был нелеп для него. Я хотел быть вполне откровенным.
– Конечно, может случиться чудо, и вы сделаетесь великим художником, но вы должны признать, что миллион шансов против вас. Как будет ужасно очнуться от самообмана, и понять в конце концов, что вы искалечили свою жизнь..
– Я уже начал писать, – повторил он.
– Допустим, что вы сделаетесь художником не выше третьего сорта. Стоит ли для этого всем жертвовать? На всяком другом пути жизни не составляет беды, если вы не поражаете блеском, вы все-таки можете существовать вполне спокойно, если соответствуете общему уровню. Но художник – совсем другое дело.
– Глупая канитель, – сказал он.
– Не вижу, что тут глупого. Разумеется, если вы не считаете глупым говорить прямо и искренне.
– Я же сказал вам, что я уже начал писать. Я ничего не могу с собой сделать. Когда человек падает в воду, – не важно, хорошо ли он плавает или плохо. Он должен плыть, иначе он утонет.
Подлинная страсть зазвучала в его голосе, и я невольно был потрясен. Я заметил в нем борьбу каких – то жестоких сил: нечто мощное и неодолимое, что подчинило его своей власти, как бы против его собственной воли. Я ничего не понимал: казалось, что он действительно одержим демоном, который может его вдруг закружить и завертеть. И все же вид у него был довольно заурядный. Я смотрел на него с любопытством, но это нисколько его не смущало. Какой странной фигурой он должен был казаться здесь всем в своем потертом пиджаке и нечищеной кепке; его брюки висли мешками, руки не отличались чистотой; лицо с рыжей щетиной на небритом подбородке, с маленькими глубоко сидящими глазами и большим носом было грубо и неуклюже. У него был большой рот, толстые чувственные губы. Да, трудно было определить по внешнему виду, что это за человек.
