Остров фарисеев. Путь святого. (сборник) - Голсуорси Джон (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации .txt, .fb2) 📗
– Я никогда не видела, чтобы девушка в ее годы была так влюблена, – заметила Кэрстин.
– Она так влюблена, что на это даже больно глядеть, – отозвался Феликс.
– Но Дирек не уступит ей в верности.
– Может быть, но он заставит ее страдать.
– Когда женщина любит, она всегда страдает.
Лицо Кэрстин осунулось, под глазами легла синева; вид у нее был очень усталый. Когда она ушла, чтобы немного поспать, Феликс подкинул дров в огонь и поставил чайник, собираясь заварить себе кофе. Настало утро, ясное, сверкающее после дождя, душистое и звенящее от пения птиц. Что может быть прекраснее сияющего раннего утра – этого светлого росистого чуда? В эти часы, когда кажется, будто все звезды со всех небес упали на траву, весь мир одет покровом юности и красоты. Вдруг в ладонь Феликса уткнулся чей-то холодный нос, и он увидел собаку Тода. Шерсть у пса была мокрая, он едва шевелил хвостом с белым кончиком, а темно-желтые глаза спрашивали, чем намерен Феликс его покормить. Тут в кухню вошел Тод. Выражение лица у него было какое-то дикое и отсутствующее, как бывает у людей, поглощенных несчастьем, которое происходит где-то вдали. Его спутанные волосы потеряли обычный блеск; глаза совсем провалились, он был с головы до ног забрызган грязью и промок насквозь. Тод подошел к очагу.
– Ну как дела, старина? – с тревогой спросил Феликс.
Тод поглядел на него, но не сказал ни слова.
– Расскажи же, – попросил Феликс.
– Ее заперли, – сообщил Тод каким-то не своим голосом. – А я ничего с ними не сделал.
– И слава богу!
– А должен был.
Феликс взял брата под руку.
– Они выворачивали ей руки, один из них толкал ее в спину. Не понимаю: как же я их не избил? Не понимаю.
– А я понимаю. Они ведь представители закона. Если бы они были просто людьми, ты не задумался бы ни на минуту.
– Не понимаю, – повторил Тод. – А потом я все ходил.
Феликс погладил его по плечу.
– Ступай наверх, старина. Кэрстин беспокоится.
Тод сел и снял сапоги.
– Не понимаю, – сказал он опять. Потом, не говоря больше ни слова и даже не взглянув на Феликса, вышел из кухни и стал подниматься по лестнице.
Феликс подумал: «Бедная Кэрстин! Но что поделаешь, они ведь все тут странные, один к одному! Как бы уберечь от них Недду?»
Мучаясь этим вопросом, он вышел в сад. Трава была совершенно мокрая, поэтому он спустился на дорогу. Пара лесных голубей о чем-то тихо ворковала – самый характерный звук летнего дня; ветра не было, и загудели мухи. Очистившийся от пыли воздух был напоен запахом сена.
Что же теперь будет с этими беднягами батраками? Их непременно уволят. Феликс вдруг почувствовал отвращение – о, этот мир, где люди держатся за то, что у них есть, и хватают все, что могут схватить! Мир, где люди видят все так пристрастно; мир, где царят сила и коварство, борьба и первобытные страсти, но где есть и столько прекрасного – терпение, стойкость, героизм. И все же душа человеческая еще так невыразимо жестока!
Он очень устал, но не хотел садиться на мокрую траву и продолжал идти. Время от времени ему встречался батрак, который брел на работу, но на протяжении нескольких миль их попалось немного, и все они хмуро молчали.
«Неужели это те, кто так любил свистеть? – думал Феликс. – Неужели это те самые веселые пахари? Или это всегда было только фантазией писателей? Но право же, если они могут молчать в такое утро, значит, они вообще онемели!»
Он направился к перелазу и зашагал по тропинке в лесок. Запах листьев и древесного сока, пестрые зайчики от солнечных лучей – все это утреннее сияние и прелесть поразили его с такой силой, что он чуть не закричал. Как прекрасен этот час, когда человек еще спит, а природа бодрствует и живет своей жизнью, такой полной, нежной и первозданной, такой влюбленной в себя! Да, все беды в мире происходят от душевного неустройства вечно не уверенного в себе существа по имени Человек!
Выйдя опять на дорогу, он сообразил, что находится в одной-двух милях от Бекета, и, вдруг почувствовав, что очень голоден, решил пойти туда позавтракать.
Глава XXXI
Феликс побрился одной из бритв Стенли, принял ванну, позавтракал и уже собрался сесть в автомобиль, чтобы вернуться в Джойфилдс, когда ему передали просьбу матери подняться перед отъездом к ней.
Феликс заметил, что она встревожена, хотя и пытается это скрыть.
Она поцеловала сына и усадила на кушетку.
– Милый, сядь и расскажи мне всю эту ужасную историю. – Взяв со столика пульверизатор, она обдала его маленьким облаком духов. – Новые духи. Прелестный запах, правда?
Феликс, ненавидевший духи, скрыл свое отвращение, сел рядом с матерью и рассказал ей все. И, рассказывая, чувствовал, как страдает ее утонченная, щепетильная натура от всех этих грубых подробностей: драки с полицейскими, драки с простонародьем, тюрьмы, куда отправили девушку из хорошей семьи; видел, как трогательно она старается сделать вид, будто ничего особенного не произошло. Он кончил рассказ, но Фрэнсис Фриленд продолжала сидеть неподвижно, так плотно сжав губы, что он ей сказал:
– Волноваться бесполезно, мама.
Фрэнсис Фриленд встала и что-то с силой дернула – показалась дверца шкафа. Она ее отворила и вынула оттуда саквояж.
– Я еду с тобой, сейчас же, – сказала она.
– По-моему, в этом нет никакой необходимости, ты измучаешься.
– Чепуха, дорогой! Я должна поехать.
Зная, что уговоры только еще больше укрепят ее решение, Феликс ее предупредил:
– Я еду на автомобиле.
– Ну и что ж! Я буду готова через десять минут. Ах вот, совсем забыла, смотри! Прекрасное средство против морщин под глазами! – Она протянула ему открытую круглую коробочку. – Окуни туда палец и осторожно вотри.
Феликс был тронут ее заботой о том, чтобы и у него была хорошая мина при плохой игре, поэтому втер немножко мази в кожу под глазами.
– Вот так. Подожди меня немного, я сейчас. Мне только надо собрать вещи. Они отлично поместятся в этот маленький саквояж.
Через четверть часа они выехали. Во время всего путешествия Фрэнсис Фриленд ни разу не дрогнула: бросившись в бой, не собиралась давать волю своим нервам.
– Мама, ты собираешься у них остаться? – отважился спросить Феликс. – По-моему, у них нет свободной комнаты.
– Ах, какие пустяки, милый! Я прекрасно сплю, сидя в кресле. Мне это даже полезнее, чем лежать.
Феликс возвел глаза к небу и ничего не ответил. Когда они приехали в Джойфилдс, им сообщили, что врач уже был, остался доволен больным и прописал ему полный покой. Тод собирался в Треншем, где Шейле и двум батракам надлежало сегодня предстать перед судьей. Феликс и Кэрстин наспех посовещались. Раз приехала мама – отличная сиделка, – им лучше отправиться с Тодом, поэтому все трое немедленно отбыли в Треншем на автомобиле.
Оставшись одна, Фрэнсис Фриленд взяла свой саквояж – на этот раз старенький, без патентованного замка, чтобы его можно было легко открыть, – бесшумно поднялась наверх, постучалась в дверь комнаты Дирека и вошла. Ее приветствовал слабый, но веселый голос:
– Здравствуйте, бабушка!
Фрэнсис Фриленд подошла к кровати, улыбнулась с невыразимой нежностью, приложила палец к губам и сказала тишайшим голосом:
– Тебе, милый, нельзя разговаривать!
Она уселась у окна, поставив рядом с собой саквояж: по ее носу катилась слезинка, и она не желала, чтобы это увидели, – потом открыла его, достала пузыречек и, жестом подозвав Недду прошептала:
– Милочка, ты должна непременно принять эту пилюльку. Это старинное средство: его давала мне мама, когда я была в твоем возрасте. Теперь тебе надо часок подышать свежим воздухом, а потом вернешься назад.
– Обязательно надо идти, бабушка?
– Да, ты должна беречь силы. Поцелуй меня.
Недда поцеловала щеку, которая показалась ей гладкой, как шелк, и удивительно мягкой, получила нежный поцелуй тоже в щеку и, поглядев на больного, вышла.
