Из тупика - Пикуль Валентин Саввич (книги онлайн читать бесплатно .txt) 📗
- Алексей Алексеевич, - спросил как-то матрос, - разрешите я задам вам один вопрос. Может, и глупый вопрос. Человек вы, видать, горячий - как бы в ухо не врезали.
- Даже самый глупый - выслушаю... Давай!
- Вот как это объяснить? Вы - генерал. При царе только черта лысого не имели... И вдруг перешли на нашу сторону. Так?
- Верно. Перешел, - согласился Самойлов с улыбкой.
- Вот этого я и не понимаю, - сказал Павлухин.
- Чего не понимаешь?
- Да вот этого... Почему перешли? Искренно ли?
Самойлов вобрал большую голову в толстые плечи, шея его, красная, как бурак, сложилась в трехрядку.
- Переходят к большевикам, - ответил не сразу, крякнув, - только те, кто понимает, что над Россией нависла смертельная опасность. Не скрою, Павлухин, этот переход дается нелегко и совершается во имя отечества! На стороне большевиков нам не будет громких чинов, наград, подъемных, квартирных и прочих благ. Тут есть одно: желание служить родине. Но, к сожалению, понятие о родине разно укладывается в головах, Вот и генерал Звегинцев, например! Я ведь его хорошо знал прежде. Он звонит мне с Мурмана... Я жду, Павлухин! Жду опять разговора со Звегинцевым, у которого, мой дорогой, совсем иные представления о нашем отечестве.
И, помолчав, Самойлов неожиданно спросил:
- Ты охотник?
- Нет.
- Я тоже не охотник... Собирайся на охоту. Павлухин!
Зарядили два дробовика. Конечно же, никого не убили. Но честно ползали по раскисшим снегам, среди болот и кочек. От станции Исакогорка пешком прошли лесами до Никольского монастыря, где уже виднелось за Яграми море и где набрали лукошко клюквы - ядреной, ледяной, подснежной. А когда "охота" закончилась, генерал Самойлов сказал:
- Хорошая была... рекогносцировка! Готовься, Павлухин: скоро заварится здесь фронтуха... Ай-ай, какая гиблая будет фронтуха! Ни дорог, ни связи просто караул кричи. Только одна магистраль, только течение Двины: две нитки, протянутые внутрь России. И никто не знает, когда все это начнется... Русскому солдату, Павлухин, пожалуй, впервые предстоит воевать в таких условиях. Кампания восемьсот девятого года в счет не берется, ибо там условия были все-таки иными...
Над Северной флотилией начальствовал в Архангельске "красный адмирал" Виккорст: поджарый и легкий на ногу старец, славный мордобоец в прошлом, когда еще командовал на Балтике бригадою линейных кораблей. Виккорст был выхолен в адмиральских салонах дредноутов: чтобы ему свежие булочки к утреннему чаю, чтобы вестовой матрос побрил его к подъему флага, чтобы пели торжественные фанфары, когда он отвалит от борта на катере.
Теперь всего этого не было. "Красному адмиралу" дали комнатенку в Соломбале, он занимал очередь в парикмахерской, чтобы побриться хоть раз в неделю, завтрак и обед проходили у него в общей столовой полуэкипажа, и только ужин Виккорст позволял себе в ресторане "У Лаваля". И не линкоры выстраивались теперь в кильватер по одному лишь движению бровей адмирала Виккорста - нет, собирались на митинги галдящие и растерзанные команды ледоколов, буксиров, посыльных судов и тральщиков. Впрочем, в дела митингов Виккорст разумно не вмешивался. Ему приносили бумагу и говорили:
- Завтра на Якорной и Соломбале митинг.
- Пожалуйста. - И адмирал подписывал: быть по сему... Один из таких митингов остался памятен Павлухину на всю жизнь... Митинг, организованный Целедфлотом, проходил, как всегда, на площади перед полуэкипажем Соломбалы, - здесь тянуло ветром морских просторов, вихрились ленты матросских бескозырок, а из-за стен экипажа, что покоятся в старинной кирпичной кладке, волнующе вырастали мачты кораблей и тревожно вспыхивали огни сигнальных клотиков...
Тема митинга была провокационной, ее подпихнули в Целедфлот агенты Антанты: "Какой ориентации держаться? Германской, с большевиками заодно? Или... идти заодно с союзниками?".
Павлухин так и начал свою речь.
- Это провокация! - сказал он. - Какая паскуда посмела нам, советским морякам, предлагать на обсуждение эту темочку? Неужели мы, моряки флотилии Северного Ледовитого океана, должны выбирать себе батьку-кормильца между Вильгельмом Вторым и Георгом Пятым? У нас есть одно сейчас знамя - это Ленин! И пока нам хватит, братишки... Кончай вихляться!
Ему хлопали. Но Павлухин по собственному опыту знал, что аплодисментам в 1918 году верить нельзя. Этот проклятый шурум-бурум в задуренных башках, эта сумятица бестолковых мнений, памятная гальванеру еще по митингам на "Чесме", - все это сказывалось сейчас и здесь, в Архангельске: кренило митинг, шатало и болтало, как в качку. Договорились братишечки до абсурда: послать приветствие германскому послу в Москве - барону Мирбаху. И снова хлопали! Конечно, хлопали! Люди посознательнее да поумнее просто уходили с митинга, как уходят трезвые из пьяной компании. Радист с бригады тральщиков большевик Иванов тоже тянул Павлухина прочь.
- Пойдем! - плевался. - Разве ж это люди собрались?.. Но тут на ящик из-под чая, заменявший трибуну, вскочил один матрос, скомкал в кулаке бескозырку и закричал - неистово:
- Полундра, братишки! Доколе нас обманывать будут? Кой там хрен Мирбах? Пиши ему, как запорожцы султану турецкому писали. А кто мне скажет: чем большаки флотилию кормить станут? У них в России давно собак съели, каждый с себя блох ловит да с того кормится... Разве не так?
- Так, - ответили. - Так-растак, и трухай дальше!
Павлухин впился взглядом в лицо говорившего матроса Что-то очень знакомое было в его разухабистости. Головой и локтями, срывая с бушлатов орленые пуговицы, Павлухин продирался ближе...
- Мурманск-то... в порядочке? - говорил матрос, дергаясь, а ящик под ним: скрип-скрип, скрип-скрип. - Было три дня постных в неделю. Пришли союзники - жри не хочу. А сколько голодных бунтов потрясли губернию? Сколько восстаний в Вологде было? Нет, нам глаза не замажешь... Что несет большевизм народу, кроме ярма бесправия и голода?
Наступила тишина, и только скрипел ящик под оратором.
- Долой Мирбаха! - выкрикнул матрос злобно. - Убить его, как собаку поганую! Долой и тайных его агентов и послушников - большевиков! Мы, моряки Ледовитой флотилии, не признаем власти предательского Совнаркома...
Этого оратора отодвинул в сторону поручик Дрейер, и матрос сразу затерся в толпе, словно его и не было. И тогда заговорил Дрейер, и никто не прерывал штурмана, ибо ему верили.
- У российского пролетариата вообще, у военморов севера в частности, ориентация одна - это социальная революция и героическая борьба против всех империалистов, какую бы форму они ни носили. И никакого союза у рабочих, крестьян, солдат и матросов Советской России не может быть, - отчеканил Дрейер, - ни с императором Вильгельмом Вторым, ни с королем Георгом Пятым... Кто посмеет сомневаться в этом - тот предатель! Я больше ничего не могу добавить. Но каждый, кто осмелится выступить против, тот может сразу, здесь же, снять форму русского военмора!
После митинга Павлухин еще долго "тралил" в толпе, выискивая того говоруна, очень знакомого. И когда разредило матросню, спешившую по кораблям и камбузам экипажа, тогда он запеленговал провокатора - по походке, по клешам, по тому, как сплевывал тот, лихо цыкая... Павлухин нагнал его на речном трамвае, который неторопко курсировал по Кузнечихе между Соломбалой и городом. Рассыпалась братва от набережной по пивным шалманам да по бабам-марухам.
Сунув руки в карманы бушлата, Павлухин быстро нагонял...
Нагнал!
- Стой, приятель... - сказал, забегая вперед.
Матрос повернулся, и Павлухин сразу узнал его. Лицо приятное и открытое, а серые глаза смотрят пристально, и зрачки слегка рыжеватые.
- Меня ищешь? - спросил он Павлухина, не волнуясь.
- Эге... тебя, суку! Не ты ли еще в Мурманске меня подначивал, чтобы мы, аскольдовские, адмирала Ветлинского доской прикрыли? Теперь здесь подначиваешь?..
- Так что? - спросил тот и огляделся по сторонам - пусто. Павлухин вытянул руку, в жестких пальцах аскольдовца винтом закрутилась тельняшка на груди незнакомца.
