Инквизитор. Божьим промыслом. Книга 13. Принцессы и замки - Конофальский Борис (книги бесплатно читать без txt, fb2) 📗
Она так и сидела, протягивая руку за флорином, но он не спешил ей отдавать золото.
– Вы умеете писать?
– Писать? Конечно, умею, только вы уж скажите, что надобно.
– Всё, что при дворе болтают, – он наконец протянул ей монету. – Будете получать по золотому каждый месяц.
И Амалия, схватив наконец деньги и засунув их за лиф платья, сказала:
– Что ж, буду писать вам. Куда прикажете?
– В Эшбахт. Мне. И что бы вы сейчас мне написали?
Молодая женщина поглядела на него, подумала несколько мгновений и сказала:
– Про то, что герцог будет канцлера менять? Писать?
– Обязательно. И писать, на кого и кто за новым стоит. Кто его друзья. А ещё что бы вы написали?
– Если вдруг новая любовница будет у герцога, писать?
– Обязательно. И писать, из какой она фамилии, кто её курфюрсту подсунул. А ещё пишите, о чём все нынче болтают. Вот о чём сейчас всё больше говорят при дворе?
– О том, что герцог с императором ссору затевает из-за маркграфства. Про то, что он племянника своего молодого, графа Сигизмунда, хочет на маркграфине Оливии женить.
– И что же, будет война? – Волков уже не смеётся.
– Ой, ну откуда же мне про то знать? – Амалия Цельвиг тоже стала серьёзной. – То вовсе не женского ума дело, моё дело в постели вас греть, а не про войны знать.
И тут он был с нею, конечно, согласен.
– Будете писать, что услышите. И про фавориток герцога, и про всё остальное, о чём во дворце болтают.
– Буду-буду, – обещала ему придворная дама, – только вы со мной теперь по дверцу прогуляйтесь, чтобы меня с вами видели, потом мне легче будет слухи для вас собирать.
***
Конечно, он прошёлся с нею по дворцу под руку, отчего Амалия цвела, когда встречала кого-то из других придворных дам. И после приговаривала довольная:
– Аж пятнами пошла, как вас со мною увидела.
Потом она быстро забежала куда-то в коридоры замка и вернулась в другом платье. И это «новое» её платье оказалось ещё более потёртым, чем то, в котором она была.
И после, забрав женщину, он поехал в свой новый дом, куда к тому времени ловкий нотариус Гиппиус должен был уже привезти мебель.
А та мебель ему не понравилась. Не то чтобы была плоха или стара – нет. Просто она была уже не того уровня, к которому он стал привыкать. Недостаточно красива и изящна.
– Нет, много просишь, – качал он головой, поглядев на стулья, осмотрев комоды и шкафы. – Столько я за неё не дам, да и вообще, куплю себе другую.
Гиппиус корчил жалостливые гримасы, видно, что уже посчитал полученный барыш.
– А если уступлю двадцать монет?
– Нет, куплю себе другую.
– Неужто ничего не возьмёте?
– Тут, кроме стульев, кровати и пары кухонных шкафов, и смотреть-то ни на что не хочу, – признавался нотариусу генерал.
– Ну так купите хоть их, – не отставал от него Гиппиус. – Я уже, признаться, потратился на извозчиков да на грузчиков, возьмите хоть что-нибудь.
Тогда Волков согласился и купил у него… всё! Но за пятьсот десять монет. Мебель была, конечно, не лучшей. Но за деньги, что она досталась ему… не так уж и плоха.
Но генерал был удивлён, что и нотариус, пересчитав и спрятав полученные деньги, тоже имел довольный вид.
«Украл он эту мебель, что ли? – недоумевал Волков. – Надо было ещё торговаться!».
– Тогда грузчиков здесь оставь за свой счёт, мои слуги скоро придут сюда, скажут им, как расставить мебель, – распорядился барон.
– Непременно, – тут же согласился Гиппиус, он был и вправду доволен сделкой.
Сэкономил – считай заработал. И заработанное он решил потратить на свою новую сердечную подругу. И в ближайших хороших лавках купил ей новое платье, башмачки и шляпку с шарфом, чулки, нижнее и прочие женские надобности, на всё потратив тридцать шесть монет. И, видя детскую радость у женщины, и сам радовался, не жалея о потраченном.
Потом он заехал на городскую почту и нашёл там несколько писем для себя, там были письма и от Карла Брюнхвальда, и от баронессы, и от епископа Малена. На все надо бы было ответить, и поэтому он посадил свою новую пассию со старшим слугой Гюнтером в карету, предварительно дав тому тридцать талеров, и отправил их покупать для нового дома всякое нужное. Перины, простыни, кастрюли и другое. Кофе, опять же, приказал найти, хотя это было и непросто.
Сам же сел отвечать на письма. Епископ писал ему обо всём, что происходило в Малене, а там происходило немало интересного. Оказалось, что в верховьях Марты, пока там нет истинного хозяина, появился разбойник. Разбойник тот явно высокородный, из письма барон понял, что имя разбойника отец Бартоломей знает, но в письме называть его не желает. Почему?
Волков помнил праведного епископа, что в далёком своём монашестве носил имя брата Николаса. Уже тогда он слыл умным, неумных в Инквизицию не брали. И раз он тут, в письме, не желал писать имя разбойника, то, скорее всего, имя то весьма известно.
Отец Бартоломей написал, что за месяц вор уже разграбил две баржи на реке, и одна из тех барж была купцов из кантона Брегген.
Это было неприятно. Барону очень не хотелось, чтобы кто-то портил его отношения с горцами. Кантон Брегген был его главным торговым партнёром, а ещё там, в кантоне, несмотря на бойкую торговлю с Эшбахтом и графством Мален, была уйма всякой сволочи, которая всё ещё помнила об обидах, что барон нанёс их земле. И подобные разбойные эксцессы на реке давали тем злопамятным людям повод возвысить свой голос.
И он, поразмыслив над этим письмом, писал епископу в раздражении:
«Отчего же нобили Малена не соберут среди горожан добрых людей и не найдут среди себя достойного их возглавить и не изловят вора? Чего ждут? Неужто у вора ватага так велика, что целый город с нею совладать не в силах?».
Потом он читал письмо от Брюнхвальда. Не письмо, а скорее рапорт. У полковника всё было по делу. Людишки живы, здоровы, лошадки тоже, оружие в исправности, телег и провианта хватает. Контракты у людей заканчиваются через неделю. Сменивший барона офицер божится, что смена скоро будет. Как дождёмся, так из Фёренбурга выйдем в Эшбахт. Всё.
Волков написал ему письмо краткое, дельное. А вот от супруги письмо было длинным. Писала она ещё месяц назад. Сообщала о всякой ерунде, дескать, в Эшбахте без хозяина всё плохо, мужики ленятся, управляющие к ней носа не кажут, а когда приходят, так её не слушают; ещё писала, что люда в Эшбахте стало много, и что в трактире в Амбарах среди пьяных была поножовщина. Мужика-лодочника и какую-то девку порезали, хоть и не до смерти. Ещё писала, что скучает, что сыновья здоровы и что она нашла одного купца, что торгует хорошей мебелью. Он приехал с юга и говорит, что недорого найдёт им лучшую мебель, какой и герцог не побрезгует, чтобы замок обставить. И на то нужно всего двадцать шесть тысяч талеров.
Ох, курица… Двадцать шесть тысяч… Замок ещё достроить нужно, нужно полы доложить в верхних покоях, там лаги лежат, да отштукатурить стены хотя бы, пока на обивку денег нет, и на балконах боевых настилы положить, под пушки ещё выкаты доделать. Архитектор за то ещё кучу золота просит, какая тут мебель?! До мебели не близко даже!
Купца она нашла… Двадцать шесть тысяч… Курица…
Как речь про деньги заходила, так у него портилось настроение. До окончания строительства уже совсем немного. Но чтобы его наконец завершить, опять денег нужно где-то взять. А потом ещё отделка. Стены оббить, а на них гобелены надобны, да в окна ещё стёкла вставить. Окна он в господских покоях решил делать большие, как все нынче делают, и в эти большие модные окна стёкла стоили необыкновенно дорого. А ещё паркеты надобно в покои класть, теперь по доскам кто ходит? Мужики да подмастерья! Теперь во всех приличных домах паркеты кладут. А изразцы на печи, а посуда для стола, серебро надобно… А кухонная утварь, а люстры и канделябры? И это только то, что вспомнил…
Сто тысяч талеров надо найти… Не меньше… А она тут со своей мебелью. Барон морщится и просит у Томаса какой-нибудь еды. Обедать он не собирается, так как сегодня у него ужин с канцлером. Молодой слуга принёс сыра и колбасы, вина, но генерал потребовал себе пива, и Томас сбегал за ним вниз, и попробовав то пиво, барон всё-таки решил пить вино. А ответное письмо всё равно он писал жене ласковое. Про деньги и мебель в том письме ничего ей не сказывал.