Гигиена убийцы - Нотомб Амели (читать книгу онлайн бесплатно полностью без регистрации TXT, FB2) 📗
– Эти глупости, может быть, говорятся от души.
– Я тоже так думаю, и это еще хуже: значит, криводушие проникло всюду и люди верят в этот вздор. У них дерьмовая жизнь, дерьмовая работа, они живут в кошмарных дырах с отвратительными спутниками и пали так низко, что зовут это счастьем.
– За них можно только порадоваться, если они счастливы!
– Действительно, за них можно порадоваться.
– А для вас, господин Тах, – что для вас счастье?
– Небытие. Но у меня есть покой, это уже кое-что, – вернее сказать, был покой.
– И вы никогда не были счастливы?
Молчание.
– Должен ли я понимать, что вы были когда-то счастливы?.. Должен ли я понимать, что вы никогда не были счастливы?
– Помолчите, я думаю. Нет, я никогда не был счастлив.
– Это ужасно.
– Дать вам носовой платок?
– Даже когда были ребенком?
– Я никогда не был ребенком.
– Что вы хотите этим сказать?
– То, что сказал.
– Но вы же были когда-то маленьким?
– Маленьким – да, но ребенком не был. Я уже тогда был Претекстатом Тахом.
– В самом деле, о вашем детстве ничего не известно. Все ваши биографии о нем умалчивают.
– Естественно, потому что у меня не было детства.
– Но родители же у вас были.
– Гениальные догадки осеняют вас одна за другой, юноша.
– Чем занимались ваши родители?
– Ничем.
– Как это?
– Рантье. Состояние сколотили мои далекие предки.
– А еще потомки, кроме вас, были?
– Вы случайно не из налоговой инспекции?
– Нет, я только хотел узнать…
– Не суйтесь не в свое дело.
– Профессия журналиста, господин Тах, в том и состоит, чтобы соваться в чужие дела.
– Смените профессию.
– Ни за что. Я люблю свою работу.
– Бедный мальчик.
– Я задам вопрос иначе: расскажите мне о том периоде вашей жизни, когда вы были наиболее счастливы.
Молчание.
– Может быть, сформулировать вопрос по-другому?
– Вы меня что, за дурака принимаете? Что за игру вы затеяли? «Черный с белым не берите, да и нет не говорите» – так, что ли?
– Успокойтесь, я просто как могу делаю свою работу.
– Ну а я как могу делаю свою.
– Значит, для вас работа писателя – не отвечать на вопросы?
– Вот именно.
– А Сартр?
– Что – Сартр?
– Он-то ведь отвечал на вопросы.
– Ну и что?
– Это противоречит вашему определению.
– Никоим образом – напротив, это его подтверждает.
– Вы хотите сказать, что Сартр – не писатель?
– А вы этого не знали?
– Но он же писал замечательно.
– Кое-кто из вашей журналистской братии тоже пишет замечательно. Но владеть пером недостаточно, чтобы именоваться писателем.
– Неужели? А что еще нужно?
– Многое. В первую очередь – крепкие муди. Обратите внимание, я говорю о внеполовой категории и могу привести тому доказательство: муди есть и у иных баб. Их мало, но все-таки: возьмите Патрицию Хайсмит.
– Удивительно, что такой серьезный писатель, как вы, любит книги Патриции Хайсмит.
– Почему же? Ничего удивительного. Если вчитаться – эта особа ненавидит людей так же, как я, а женщин особенно. Чувствуется – она пишет не для того, чтобы быть принятой в гостиных.
– А Сартр? Он писал, чтобы быть принятым в гостиных?
– Еще бы! Я не был с ним знаком, но читал его писания – этого достаточно, чтобы понять, как пылко он любил гостиные.
– Такое с трудом укладывается в голове, когда речь идет о человеке левых взглядов.
– А что такого? По-вашему, левые не любят гостиных? А я думаю, наоборот, они их любят больше, чем кто-либо. Это естественно: будь я всю жизнь простым рабочим, наверно, тоже мечтал бы о гостиных.
– Вы чрезмерно упрощаете: не все левые – пролетарии. Среди них есть и выходцы из достойнейших семей.
– Неужели? В таком случае им нет оправдания.
– Не грешите ли вы стихийным антикоммунизмом, господин Тах?
– Не страдаете ли вы преждевременным семяизвержением, господин журналист?
– При чем здесь это?
– Я тоже думаю, что ни при чем. Так что вернемся к нашим мудям. Это для писателя самое главное. Писатель без мудей ставит свое перо на службу лжи. Вот вам пример: возьмем писателя, владеющего пером, дадим ему тему. Если у него крепкие муди – получится «Смерть в кредит». Если нет – выйдет «Тошнота».
– Вам не кажется, что вы все-таки несколько упрощаете?
– Это мне говорите вы, журналист? А я-то по доброте душевной старался придерживаться вашего уровня!
– Никто не требовал от вас такой жертвы. Я прошу всего лишь дать методически точное определение тому, что вы называете «мудями».
– Зачем? Неужто вы, чего доброго, собрались состряпать популярную брошюру обо мне?
– Нет, что вы! Я просто хочу, чтобы мы с вами хоть мало-мальски поняли друг друга.
– Ясно, этого я и боялся.
– Ну пожалуйста, господин Тах, упростите мне задачу, что вам стоит?
– Имейте в виду, юноша, я терпеть не могу упрощений; а вы к тому же просите меня упростить себя самого – и ждете ответного энтузиазма?
– Да не прошу я вас упрощать себя самого! Дайте мне всего-навсего самое простенькое определеньице этих ваших «мудей»!
– Ну ладно, ладно, не плачьте. Что вы за народ такой, журналисты? До чего все чувствительные!
– Я слушаю вас.
– Так вот, к вашему сведению, муди – это способность индивидуума к сопротивлению окружающей лжи. Вполне научно, правда?
– Дальше?
– Надо ли говорить, что есть они у очень немногих. А уж число людей, владеющих пером и обладающих вдобавок этими самыми мудями, и вовсе ничтожно. Поэтому так мало на свете писателей. Тем более что требуются и некоторые другие качества.
– Какие?
– Например, елдак.
– Где муди, там и елдак, – логично. А определение елдака?
– Елдак – это способность к творчеству. Немного на свете людей, действительно способных творить. Большинство всего лишь списывают у предшественников, талантливо или не очень – другой вопрос, причем зачастую предшественники, в свою очередь, сами у кого-то списывали. Бывает и так, что при великолепном владении пером есть елдак, но нет мудей, – Виктор Гюго, например.
– А вы?
– Я, может быть, и смахиваю на евнуха, но елдак у меня что надо.
– А Селин?
– О, у Селина есть все – гениальное перо, железные муди, отменный елдак и прочее.
– Прочее? А что же еще нужно? Анус?
– Ни в коем случае! Анус оставим читателю, чтобы было куда вставлять, а писателю он ни к чему. Нет, что еще необходимо – губы.
– Я не решаюсь спросить, о каких губах идет речь.
– Ну, вы и пошляк! Я говорю о губах, предназначенных, чтобы закрывать рот! Каждый понимает в меру своей испорченности!
– Ладно, а определение губ?
– Губы играют две роли. Во-первых, они превращают слово в чувственный акт. Вы никогда не задумывались, что сталось бы со словом, не будь губ? Это было бы что-то холодное, сухое и невыразительное, как речь судебного исполнителя. Но еще важнее вторая роль: губы призваны закрывать рот, дабы не было сказано что не надо. И у руки есть свои губы, которые не дают ей писать что не надо. Необходимость их трудно переоценить. Иные писатели, наделенные и талантом, и мудями, и елдаком, загубили свое творчество только потому, что говорили, когда следовало промолчать.
– Удивительно слышать это от вас: вы, по-моему, не склонны к самоцензуре.
– Кто говорит о самоцензуре? Вещи, которых не следует говорить, – не обязательно мерзки, совсем наоборот! Мерзости как раз всегда надо высказывать, а не держать в себе: это полезно, весело, здорово. Нет, говорить не следует вещей иного толка – и не ждите, что я скажу каких, потому что говорить их не следует.
– Просветили, называется.
– Я же вас предупредил, что моя работа – не отвечать на вопросы. Переквалифицируйтесь, дружище.
– Губы нужны и для того, чтобы не отвечать на вопросы, верно?
– Не только губы, но и муди. Чтобы не отвечать на иные вопросы, муди просто необходимы.
