Гигиена убийцы - Нотомб Амели (читать книгу онлайн бесплатно полностью без регистрации TXT, FB2) 📗
– Перо, муди, елдак, губы – это все?
– Нет, еще нужны ухо и рука.
– Ухо – чтобы слышать?
– Верно подмечено. Вы просто гений, молодой человек. На самом деле ухо – это эхо для губ. Внутреннее. Флобер любил пококетничать со своим эхом, но неужели он и вправду думал, что кто-нибудь ему поверит? Он-то ведь знал, что нет нужды кричать слова: слова кричат сами. Достаточно слушать их в себе.
– А рука?
– Рука – для оргазма. Это чрезвычайно важный момент. Если писатель не испытывает оргазма – надо бросать немедленно. Это аморально. Писательский труд вообще несет в себе зерно аморальности, и оргазм – единственное, что может его оправдать. Иначе писатель так же мерзок, как негодяй, который изнасиловал маленькую девочку и даже не кончил, совершил насилие ради насилия, зло ради зла.
– Разве можно это сравнивать? Литература все же не так пагубна.
– Вы не знаете, о чем говорите. Естественно, вы ведь не читали меня, откуда вам знать. Пакостей от литературы не счесть: подумайте, сколько деревьев срубили на бумагу, сколько места заняли книжные склады, во что обошлась печать и сколько денег утечет из карманов будущих читателей; подумайте, как эти бедняги будут дохнуть со скуки, читая книги, как измучаются совестью те несчастные, что купят их, да так и не отважатся прочесть, как истомятся добросовестные дурни, что прочтут и не поймут, и главное – какие пустые и напыщенные разговоры будут единственным результатом прочтения или непрочтения… Нет, довольно! И после этого вы говорите мне, что литература не пагубна?
– Но все-таки вы же не можете на сто процентов исключить возможность того, что найдутся хотя бы один-два читателя, которые по-настоящему поймут вас – ну, хотя бы местами. Разве этих проблесков, этого глубинного слияния душ, пусть даже с единицами, недостаточно, чтобы назвать писательский труд благотворным?
– Бред! Не знаю, существуют ли эти единицы, но если да, то им-то как раз больше всего вреда от моих писаний. О чем, по-вашему, я пишу в моих книгах? Может быть, вы думаете, что я воспеваю человеческую доброту и радость жизни? С чего вы взяли, будто, поняв меня, кто-то будет счастлив? Наоборот!
– Родственная душа, пусть даже в беспросветности, – разве это не прекрасно?
– По-вашему, прекрасно знать, что соседу так же худо, как и вам? По мне, от этого еще тошнее.
– В таком случае, зачем вообще писать? Зачем пытаться что-то сказать людям?
– Не путайте божий дар с яичницей: пишут вовсе не затем, чтобы сказать что-то людям. Вы спросили меня, зачем писать, – извольте, отвечаю однозначно и эксклюзивно: ради наслаждения. Иначе говоря, если не испытываешь оргазма, безусловно надо бросать. Лично я так устроен, что всегда испытываю оргазм, когда пишу, – вернее сказать, испытывал, и это было нечто. Не спрашивайте меня почему, откуда я знаю. Вообще-то все теории, пытающиеся объяснить этот феномен, одна другой глупее. Когда-то некий умник сказал мне, что оргазм испытывают в любовном акте, потому что, видите ли, создают жизнь. Нет, вы представляете? Высшее наслаждение – от создания такой печальной и мерзкой вещи, как жизнь! И потом, выходит, женщина, принимающая противозачаточные таблетки, не кончает, потому что не создает жизнь? А этот тип на полном серьезе верил в свою теорию! В общем, не могу объяснить, и не просите, – это факт, и все.
– Но при чем тут рука?
– Рука – вместилище наслаждения, когда пишешь. Правда, не только она одна: бесподобные ощущения от этого процесса разливаются в животе и в половых органах, под черепом и в челюстях. И все же наивысшее наслаждение сосредоточено в руке, которая пишет. Это трудно передать словами: когда рука творит, потому что не творить не может, она содрогается от наслаждения, и это уже не просто конечность, а гениальный механизм. Сколько раз, когда я писал, меня посещало странное чувство, будто главная тут – рука, будто она движется сама, не спрашивая у мозга! Да, я знаю, любой анатом сказал бы, что этого не может быть, но поверьте, ощущение именно такое, и это бывает часто. И какое же наслаждение испытывает в эти минуты рука – наверно, оно сродни тому, что охватывает бежавшего из тюрьмы узника или сорвавшегося с привязи коня. И кстати, задумайтесь, не поразительно ли: чтобы писать и мастурбировать, нам служит одно и то же орудие – рука?
– Чтобы пришить пуговицу или почесать нос, тоже служит рука.
– Как вы тривиальны! Впрочем, что это доказывает? Низменное применение не мешает высокому.
– А мастурбация – это высокое применение руки?
– Еще какое высокое! Простая скромная рука способна одна воспроизвести такое сложное, требующее затрат, трудное в осуществлении и отягощенное моральными категориями действо, как секс, – это ли не диво? Славная рука, безотказная и непритязательная, доставляет не меньше (если не больше!) удовольствия, чем докучливая и дорогостоящая женщина, – это ли не чудо?
– Разумеется, если таков ваш взгляд на вещи…
– Но ведь я прав, молодой человек! Вы не согласны?
– Послушайте, господин Тах, интервью даете вы, а не я.
– Иными словами, себе вы отвели более выгодную роль.
– Если это вас обрадует, моя роль пока не так уж выгодна. Вы меня уже не раз посадили в лужу.
– Меня это действительно радует.
– Ладно. Вернемся к нашим органам. Повторю по порядку: перо, муди, елдак, губы, ухо и рука. Все?
– А вам этого мало?
– Не знаю. Я представлял себе совсем другое.
– Вот как? Что же вам еще нужно? Вульва? Простата?
– На этот раз пошлость сказали вы. Нет. Можете размазать меня по стенке, но я думал, что требуется еще и сердце.
– Сердце? Боже милостивый, зачем?
– Чтобы чувствовать. Чтобы любить.
– Сердце тут совершенно ни при чем. Для этого есть муди, елдак, губы и рука. Их вполне достаточно.
– Вы чересчур циничны. Я никогда с этим не соглашусь.
– На здоровье, ваше мнение никому не интересно, как вы сами меня уверяли минуту назад. И ничего циничного я, по-моему, не сказал. Любовь и прочие чувства вырабатываются нашими органами, в этом мы с вами согласны; мы расходимся только насчет того, какими именно. По вашему мнению, это феномен сердечно-сосудистого происхождения. Я же не возмущаюсь и не бросаюсь громкими словами, правда? Я всего лишь думаю, что ваши анатомические теории весьма своеобразны и поэтому не лишены интереса.
– Господин Тах, ну зачем вы прикидываетесь, будто не понимаете?
– Что вы несете? Я прикидываюсь? Я и не думаю, нахал!
– Все же, когда я говорю о сердце, вы прекрасно знаете, что я не имею в виду орган!
– Да ну? А что вы имеете в виду?
– Способность чувствовать, переживать, любить наконец!
– И все это в каком-то мышечном мешке, полном холестерина!
– Ну хватит, господин Тах, мне даже не смешно вас слушать.
– Естественно, это мне смешно вас слушать. Что вы талдычите мне о вещах, не имеющих никакого отношения к теме нашей беседы?
– Вы осмелитесь утверждать, что литература не имеет никакого отношения к чувствам?
– Видите ли, молодой человек, мне кажется, что в слово «чувство» мы с вами вкладываем разный смысл. Для меня, когда хочется врезать кому-то по морде – это чувство. А для вас чувство – размазанные сопли в рубрике «Сердечная почта» женского журнальчика.
– А что это такое для вас?
– Для меня – так, настроение, красивая и насквозь криводушная историйка, которой люди тешат себя, мол, мы достойны называться людьми, уж так им хочется верить, что, даже справляя большую нужду, они преисполнены духовности. Особенно женщины горазды на такие выдумки, потому что при их работе свободна голова. А ведь это одна из отличительных черт рода человеческого – наш мозг считает себя обязанным функционировать постоянно, даже когда это ни к чему. Прискорбная техническая недоработка – в ней корень всех людских бед. Чем предаться благородной праздности, вкушать покой, подобно спящей на солнце змее, мозг домохозяйки кипит от ярости, не в силах вынести бездействия, и выдает сценарии один другого глупее и претенциознее – они тем более претенциозны, чем унизительней кажется самой домохозяйке ее труд. Какая все-таки дичь, ведь нет ничего унизительного в том, чтобы пылесосить или чистить сортир, – это просто надо делать, вот и все. Но женщины вечно воображают, что родились для некой высокой миссии. Большинство мужчин, впрочем, тоже, правда, они не так на этом зацикливаются, поскольку их мозги заняты бюджетом, карьерой, стукачеством и налоговыми декларациями, так что досужим вымыслам приходится потесниться.
