От Византии до Орды. История Руси и русского Слова - Кожинов Вадим Валерьянович (серия книг TXT) 📗
Так или иначе митрополит Иларион оказался в глазах потомков пропавшим без вести. Однако его свершения, осуществленные им в нераздельном сотрудничестве с Ярославом Мудрым, не исчезли (кстати сказать, даже и сам Изяслав Ярославич, в конечном счете, «помирился» со сподвижниками Илариона преподобными Антонием и Никоном, получившим прозвание «Великий», и они продолжали свою плодотворнейшую деятельность в Киево-Печерской лавре).
В заключение необходимо привлечь внимание к исключительно важному результату Ярославовой эпохи. Русское государство до начала правления Ярослава Мудрого существовало уже более двух столетий, и мы, конечно, много знаем об историческом величии, о героике и драматизме этих столетий – от Кия до Владимира. Но память об этих столетиях дошла до нас либо в устных преданиях, зафиксированных намного позднее летописцами (правда, есть у нас еще и немало «современных» сведений о Руси IX–X веков из иноязычных, иностранных хроник и иных источников), либо в виде археологических материалов (так, ни одного целого здания от этих веков не сохранилось), подвергающихся заведомо субъективной расшифровке. Между тем русская культура (в самом широком значении слова), дошедшая до нас от эпохи Ярослава, представляет собой всецело очевидное наследие, сохраняющее свою не могущую быть превзойденной ценность – то есть она полновесно существует и сегодня, сейчас. Это и собор Святой Софии в Киеве, и Новгородская София (которая, в отличие от Киевской, дошла до нас в почти первозданном виде), и целый ряд других творений зодчества, это ценнейшие фрески и мозаики, это проникновенное «Слово о законе и Благодати» митрополита Илариона и восходящие непосредственно к эпохе Ярослава элементы Киевских и Новгородских летописей, и т. д.
Продолжающееся доныне полноценное бытие созданной при Ярославе Мудром русской культуры – самое яркое, пожалуй, проявление сущности этой эпохи, – первой подобной эпохи в истории Руси-России. Притом – повторю еще раз – культура, сотворенная во времена Ярослава, вне всякого сомнения, обладает и сегодня своей непревзойденной и не могущей быть превзойденной ценностью. И поскольку неоспорима громадная роль самого Ярослава Мудрого в сотворении этой культуры, он по праву может быть назван одним из величайших созидателей России.
Младший современник Ярослава – возможно, это был преподобный Никон Великий – писал о нем, в частности, так:
«Отец бо сего, Володимер, землю взора (взорал – вспахал) и умягчи, рекше (то есть) Крещеньем просветив. Съ (сей) же насея книжными словесы сердца верных людий… Се бо суть реки, напояюще Вселеную, се суть исходища (источники) мудрости; книгам бо есть неищетная глубина…»
И государственное строительство, и творчество культуры в эпоху Ярослава Мудрого имеет непреходящее значение еще и в том смысле, что после позднейших тяжелых испытаний и резкого подчас упадка страны так или иначе сохранялся – пусть хотя бы в самой глубине исторической памяти – некий первообраз Великой Руси, взывающий к своему восстановлению, воскрешению. И он, этот прообраз, действительно воскресал и в эпоху Ивана III Великого, и после Смуты начала XVII века, и т. д. Взывает он к нам и сегодня…
Глава 6. Путь Руси из Киева во Владимир
В историографии, как уже было отмечено, широко распространено, даже господствует представление, согласно которому после правления Ярослава Мудрого в истории Руси наступает период – вернее, даже целая эпоха – так называемой «феодальной раздробленности, распадения страны на ряд самостоятельных княжеств, – то есть, в конечном счете, отдельных «государств».
Между тем о действительном – и имеющем заведомо негативные последствия – распаде страны уместно говорить по отношению ко времени после монгольского нашествия. Что же касается периода второй половины XI – первой трети XIII века (можно указать и точные временные границы: 1054, год смерти Ярослава, и 1240-й – окончательное покорение Руси монголами), то едва ли Русь в самом деле перестала в это время существовать как определенная целостность. И мрачные диагнозы тех или иных историков по этому поводу нередко диктовались и диктуются тенденциозно «критицистским» отношением к отечественнои истории, о котором не раз шла речь выше. Вот, мол, каковы эти русские – разбегаются по своим углам и устраивают свары с верховной властью и соседями. И очевидный факт, что то же самое всецело присуще, например, средневековой истории всех основных стран Западной Европы, никак не смущает «обличителей».
Еще более показательно другое: с таким же рвением подобные историки, когда речь заходит о последующем прочном объединении страны (начиная со времени Ивана III), готовы «клеймить» Русь за деспотизм, за подавление самостоятельности, «вольности» отдельных ее частей! Словом, как сформулировал в приведенном выше высказывании Лев Толстой, «все было безобразие» в этой самой Руси…
Те, кто всячески «осуждают» период «феодальной раздробленности», совершенно упускают из виду, что на определенном этапе развития в любой стране происходит более или менее значительное обособление отдельных ее областей, и, хотя этот процесс обычно ведет к тем или иным негативным или даже трагическим последствиям, он в то же время имеет и безусловно плодотворные результаты.
Русь, как и каждая страна, складывалась вокруг центра, столицы, которая вбирала в себя материальную и духовную энергию, тем самым неизбежно обделяя составляющие ее земли. И в какой-то момент в этих землях возникало упорное стремление к самостоятельному историческому творчеству во всех его сторонах – от экономики до культуры, что, в конечном счете, неизбежно приводило к определенным конфликтам с центральной властью.
Едва ли можно оспорить утверждение, что без самостоятельного исторического творчества в Новгородской, Псковской, Тверской, Рязанской, Ростовской, Черниговской и других землях не смогло бы создаться материальное и духовное богатство Руси. Но эта самостоятельность неизбежно порождала и определенную политическую обособленность, становившуюся нередко «чрезмерной», приводившей к острым коллизиям и так называемым усобицам.
И историки, бичующие тех или иных князей за эти усобицы, исходят, в сущности, из чисто умозрительного «идеала», который, если вдуматься, являет собой убогую, примитивную моральную пропись, совершенно неуместную при изучении драмы Истории. Да, великие князья Руси были правы, подавляя «сепаратизм» отдельных княжеств; но по-своему были правы и «державшие» те или иные самобытно развивавшиеся земли Руси «удельные» князья. И те, и другие – полноценные герои русской истории, хотя, конечно же, многие из них несут на себе печать вины перед своими собратьями и самим народом Руси.
Нельзя не сказать и о том, что едва ли не большинство историков безосновательно усматривает начало «распада» Руси в первых же десятилетиях после кончины утвердившего прочную государственность Ярослава Мудрого, – то есть после 1054 года. Между тем определенное единство страны сохранялось так или иначе в течение почти столетия после этой даты (можно даже указать год действительного начала «смуты» точно – 1146-й), а позднейшее очевидное и резкое ослабление центральной, киевской власти было, главным образом, обусловлено не «сепаратизмом» отдельных княжеств, а как бы исчерпанностью общерусской роли самого Киева (о чем еще будет сказано подробно).
В продолжение шести десятилетий – с 1054 по 1113 год – на Руси соблюдался строгий порядок наследования киевской власти по принципу «старейшинства», который обеспечивал «легитимность» власти, ибо не зависел от чьих-либо субъективных решений. После кончины Ярослава один за другим правили (по старшинству) его сыновья Изяслав, Святослав и Всеволод [490] . Правда, возникали временные конфликты, но в целом этот порядок не был существенно нарушен. Далее, после смерти старшего из сыновей Ярослава – Святополк Изяславич, – до своей кончины в 1113 году.
