От Византии до Орды. История Руси и русского Слова - Кожинов Вадим Валерьянович (серия книг TXT) 📗
Молвить бо иже: «Бога люблю, а брата своего не люблю, ложь есть». И пакы: «Аще не отпустите прегрешений брату, ни вам отпустить Отець вашь Небесный»…
Господь бо нашь не человек есть, но Бог всей вселенеи, иже хощеть, в мегновеньи ока вся створити хощеть, то сам претерпе хуленье, и оплеванье, и ударенье, и на смерть вдася, животом владея и смертью. А мы что есми, человеци грешны и лиси? – днесь живи, а утро мертвы, днесь в славе и чти, а заутра в гробе и бес памяти, ини собранье наше разделять.
Зри, брате, отца наю: что взяста?.. но токмо оже еста створила души своей…
Дивно ли, оже мужь умерл в полку ти? Лепше суть измерли и роди наши. Да не выискывати было чюжего – ни мене в сором, ни в печаль ввести. Научиша бо и паропци, да быша собе налезли, но оному налезоша зло… несм ти ворожбит, ни местьник. Не хотех бо крови твоея видети… понеже не хочю я лиха, но добра хочю братьи и Русьскей земли…
Не по нужи ти молвлю, ни беда ми которая по Бозе, сам услышишь; но душа ми своя лутши всего света сего.
На Страшней При бе-суперник обличаюся».
То есть: «О я, многострадальный и печальный! Много борешься, душа, с сердцем и одолеваешь сердце мое; все мы тленны, и потому помышляю, как бы не предстать перед Страшным Судьею, не покаявшись и не помирившись между собою.
Ибо кто молвит: «Бога люблю, а брата своего (Олег – двоюродный брат Владимира. – В. К.) не люблю», – ложь это. И еще: «Если не простите прегрешений брату, то и вам не простит Отец ваш Небесный»…
Господь наш не человек, но Бог всей вселенной, – что захочет, во мгновение ока все сотворит, – и все же Сам претерпел хулу, и оплевание, и удары, и на смерть отдал Себя, владея жизнью и смертью. А мы что такое, люди грешные и худые? – сегодня живы, а завтра мертвы, сегодня в славе и чести, а завтра в гробу и забыты, – другие собранное нами разделят.
Посмотри, брат, на отцов наших: что они скопили?…Только и есть у них, что сделали душе своей…
Дивно ли, если муж (сын Владимира. – В. К.) пал на войне? Умирали так лучшие из предков наших. Но не следовало ему искать чужого и меня в позор и печаль вводить. Подучили ведь его слуги, чтобы себе что-нибудь добыть, а для него добыли зла… И не враг я тебе (Олегу. – В. К.), не мститель. Не хотел видеть крови твоей…
Ибо не хочу я зла, но добра хочу братии и Русской земле… Не от нужды говорю я это, ни от беды какой-нибудь, посланной Богом, сам поймешь, но душа своя мне дороже всего света сего.
На Страшном Суде без обвинителей сам себя обличаю».
Прежде всего стоит сказать, что это послание, по-видимому, произвело громадное впечатление на Олега. Осенью того же, 1097 года, Олег прибыл в принадлежавший Владимиру Любеч, где состоялся знаменитый съезд князей во главе со Святополком Киевским. На Любечском съезде, по летописному сообщению, было провозглашено: «…почто губим Русьскую землю, сами на ся котору (распрю, раздор) деюще?.. ноне отселе имемся в едино сердце, и блюдем Рускые земли». И с этого времени Олег, который прожил до 1115 года, не предпринимал никаких значительных «котор» («татищевские» сведения о его нападении на Ростовскую землю в 1113 году [493] явно недостоверны; они попросту «перенесены» из 1096 года), – хотя ранее, до 1097 года, Олег «Гориславич» был, самым безудержным «которщиком» на Руси. В частности, Олег не стал оспаривать призвание Владимира на киевский престол, – несмотря на то, что «по старейшинству» он имел больше прав на этот престол, чем Владимир.
Но, конечно, значение послания Владимира отнюдь не исчерпывается этой стороной дела. Слово Владимира Мономаха воплотило в себе своего рода нравственную, духовную основу самого бытия Руси, – Руси, которая, невзирая на самые тяжкие испытания и конфликты, пережила позднее и монгольское нашествие, и Смутное время начала XVII века, и все последующее… В глубине русского бытия всегда светилось – пусть подчас только как еле заметная свеча – то, что столь сильно и ярко выражено в этом бесценном послании одного из ее великих правителей.
Личность Владимира Всеволодича – как и сама Русь к середине XI века – словно бы вобрала в себя тогдашний мир: внук Ярослава Мудрого, он одновременно был правнуком прославленного шведского короля Олафа (на чьей дочери Ингигерде был женат Ярослав) и внуком византийского императора Константина Мономаха (его дочь была матерью Владимира); сам он обручился с Гитой – дочерью последнего собственно английского (англского) короля Гаральда II, убитого в 1066 году завоевавшими Англию норманнами. И, конечно, все эти идущие с Запада и Юга «нити» как-то сплелись в личности Владимира. Старшего своего сына, Мстислава, он женил (в конце XI века) на дочери очередного шведского короля, Христине, однако позже, в начале XII века, выбор супруг для младших сыновей был совсем иным: Ярополка Владимир женил на осетинской княжне, а Андрея и Юрия Долгорукого – на дочерях знатных половецких ханов. В этом выборе, надо думать, проявилось осознание «евразийской» судьбы Руси.
Главное же, стержневое значение в духовном мире Владимира Мономаха имело то православно-христианское начало, которое так проникновенно запечатлелось в его цитированном послании.
Вглядываясь в жизненный путь Владимира Мономаха, можно испытать чувство удивления той «заминкой», которая случилась в 1113 году: князь ответил отказом на призыв киевского веча… Правда, как уже говорилось, его смущало нарушение принципа «старейшинства», но позволительно предположить, что была здесь и иная, более существенная причина.
Почти все предшественники Владимира на Киевском престоле – Владимир Святославич и Ярослав Мудрый (а также и Святополк Окаянный) – добивались его в жестокой борьбе; несмотря на утвержденный порядок наследования пришлось побороться за Киев и сыновьям Ярослава – Изяславу и Святославу. А Владимир Мономах соглашается принять власть над всей Русью лишь после второго – и, между прочим, «отчаянного» – призыва киевских верхов.
И есть основания полагать, что Владимир так или иначе сознавал исчерпанность государственной роли Киева. Ведь всего через треть столетия после 1113 года этот великий город оказался в состоянии полнейшей – даже прямо-таки неправдоподобной – «анархии», а спустя еще десятилетие столицей Руси практически стал Владимир-на-Клязьме – город, основанный самим Владимиром Мономахом полувеком ранее, в 1108 году.
После смерти Владимира, свершившейся 19 мая 1125 года, в Киеве правили поочередно (по старшинству) до кончины каждого из них его сыновья Мстислав (1125–1132) и Ярополк (1132–1139); затем престол занял младший сын, Вячеслав, но всего через две недели его изгнал из Киева и сел на его место Всеволод Ольгович – сын того самого Олега Святославича, который был «незаконно» заменен в 1113 году Владимиром Мономахом. Этим как бы была восстановлена справедливость по отношению к княжеской ветви Святославичей, и Всеволод правил в Киеве до своей кончины 1 августа 1146 года.
Однако вслед за тем начался беспрецедентный кризис киевской власти. Родной брат Всеволода, Игорь Ольгович, сменивший его на престоле, на тринадцатый день был свергнут и 19 сентября убит, а на его место сел Изяслав Мстиславич – внук Владимира Мономаха. Но это было только начало «смуты».
То, что представляла тогда собой киевская власть, со всей наглядностью явствует из простого перечня сменявших друг друга на протяжении трех десятилетий – с 1146 по 1176 год – правителей – причем перечень этот не полон, так как есть основания полагать, что летописи не смогли точно зафиксировать некоторые стремительные смены князей.
1. VIII. 1146. Внук Святослава Ярославича Игорь Ольгович.
13. VIII. 1146–1149. Внук Владимира Мономаха Изяслав Мстиславич.
27. VIII.1149–1151. Сын Мономаха Юрий Долгорукий.
1151–1154. Изяслав (во второй раз) совместно с сыном Мономаха Вячеславом.
8. XII.1154. Внук Мономаха Ростислав Мстиславич совместно с Вячеславом.
Конец 1154–1155. Внук Святослава Ярославича Изяслав Давыдович.
