Прикосновение - Маккалоу Колин (читать книги без сокращений TXT) 📗
Почему-то она была убеждена, что свою тайну сумеет хранить вечно, беречь ее, как трофей, доказательство победы в войне с мужем. Но для Ли, не знавшего подробностей длительной супружеской жизни Александра, ее стремления были окутаны тайной. Только сейчас он начал понимать то, что ускользнуло даже от его матери: вероятно, все эти годы Александр тоже страдал и Элизабет была центром его вселенной.
Возвращаясь в Кинросс по извилистой тропе, Ли смотрел вдаль, на заходящее солнце, и чувствовал себя растерянным и беспомощным. Ему недоставало двуличности и скрытности, чтобы сохранить в тайне связь с женой Александра. Всю неделю он боялся, что Элизабет чем-нибудь выдаст себя и его, но теперь он вдруг сообразил, что скорее ошибку допустит он сам. А Элизабет будет упрямо молчать, даже если забеременеет.
Эта мысль явилась к нему, когда он проезжал по террасе мимо копров; от неожиданности Ли замер. О господи! Нет, нет, нет! Так поступить с Александром он не в силах! Ли хорошо помнил все, что Александр рассказал ему в уютной константинопольской кофейне: оказалось, у его матери был возлюбленный, имя которого она унесла в могилу; отец знал лишь, что Александр не его сын. Колесо, описав полный круг, вернулось в ту же точку – немыслимо. Мало того что приходится таиться и лгать: повторяется самый мучительный эпизод семейной истории. Нанести такой болезненный удар по самолюбию, разрушить все, что создавалось на протяжении целой жизни, обречь Александра на судьбу его мстительного отца – нет, нет, нет! Об этом не может быть и речи!
Руби ждала сына у дверей, стараясь не выдавать беспокойства – оно лишь изредка проглядывало в глазах.
– Где ты был? Тебе поминутно звонят.
– На горе, осматривал вентиляционные шахты.
– Другого времени не нашел?
– Мама, ты же директор «Апокалипсиса». Александр планирует мощный взрыв возле выхода старой жилы из первого тоннеля – он говорит, там, примерно на расстоянии двадцати футов, проходит вторая жила, а ты же знаешь, какое у него чутье на золото.
– Ха! Чутье у него! – фыркнула Руби. – У него, конечно, дар царя Мидаса, только он забыл, что настоящий Мидас умер от голода, потому что всю еду превращал в золото. – Но думала она о другом: «Мой сын неважно выглядит. Эта тайная связь душит его, как петля на шее. Пора, похоже, повидаться с Элизабет и расспросить ее». – Ужинать будешь?
– Спасибо, не хочется.
«Да знаю я, о чем ты мечтаешь – о чужой жене. Но ведь ваша связь продолжается? Тогда что же мучает тебя, мой нефритовый котенок? Позволить себе забеременеть она не может, значит, придется тебе утолять голод простым и незамысловатым способом. Бедный мой Ли…»
Ли поднялся в свою комнату – совсем небольшую, потому что с детства привык обходиться лишь самым необходимым. Простая и добротная одежда, пара сотен книг. Фотографии Александра, Руби и Суна. И никаких напоминаний об Элизабет.
Некоторое время Ли просидел неподвижно, глядя в никуда, затем встал и прошел к телефону.
– Агги, говорит Ли. Соедини с сэром Александром.
Объяснять телефонистке, где найти Александра, не потребовалось, любопытная Агги знала решительно все: что на ужин у Н., куда ходит гулять с собакой М., зачем П. отправился в Даббо навестить мамашу, по какой причине Р. то и дело бегает в уборную. Чем-то Агги напоминала паучиху в самой середине телефонной паутины Кинросса.
– Александр, когда ты освободишься? Нам надо поговорить с глазу на глаз, и как можно скорее.
– А по телефону нельзя?
– Ни в коем случае.
– Тогда завтра утром на террасе, у копров. В одиннадцать, идет?
– Буду ждать.
Жребий был брошен. Ли снова опустился в кресло и неожиданно для себя разрыдался. Он оплакивал не Элизабет – Александр еще мог согласиться развестись с ней и даже отдать ей Долли. Нет, Ли скорбел по Александру. Завтрашняя встреча станет для них последней. Разрыв будет решительным и бесповоротным, оба не терпят полумер. Но как же тяжко придется его матери! Ли задумался: что предпринять, чтобы смягчить для Руби этот удар?
Александр спустился с горы в вагоне, Ли поднялся на террасу по извилистой тропе. Двадцать четвертое апреля стало одним из тех идиллических осенних дней, которые часто случаются после затяжного и слишком жаркого лета; ветер разносил сладковатые ароматы умытого дождем буша, солнце приятно пригревало, на небе словно заблудилось несколько пушистых облаков.
В этот час на террасе у копров было почти безлюдно. Александр остановился возле громоздкого компрессора, который приводил в действие паровой двигатель, поэтому механизм и находился снаружи, а не в шахте: слишком много дыма и ядовитых газов он изрыгал. Когда рудокопы перешли с ручных буров на пневматические перфораторы и с кирок на отбойные молотки, Александру пришлось изобретать способ подачи сжатого воздуха к инструментам, удаленным от компрессора на четверть или треть мили. Для этого в пробуренную скважину вставили большую стальную трубу, по которой воздух нагнетали в цилиндрический стальной резервуар диаметром шесть футов и длиной двенадцать, установленный в штреке; оттуда воздух подавался по стальным трубам в забои.
Бурение и взрывы проводились далеко не каждый день и не во всех тоннелях сразу. Александр уже подумывал об электрическом компрессоре, но в будущем, когда появятся более совершенные электродвигатели. А пока приходилось довольствоваться паром и чуть ли не самым огромным в мире паровым компрессором.
– Подождет твой разговор. – Такими словами Александр встретил Ли. – Сначала заглянем в первый тоннель.
В клети они спустились на 150 футов вниз, в шахту, ярко освещенную электричеством; из тоннеля рудокопы вывозили по рельсам небольшие груженые вагонетки, породу из которых сбрасывали еще на пятьдесят футов вниз, к большим вагонеткам в главной штольне. Вагонетки опрокидывали нажатием рычага. На стальном тросе большие вагонетки подтягивали к тому месту, где можно было прицепить их к локомотиву и отбуксировать на сортировку и к дробилкам. В воздухе висела пыль, а в остальном он был довольно свежим, в шахту его подавали электрические вентиляторы. Повсюду виднелись устья тоннелей, уходящих в глубь горы, – некоторые были проложены горизонтально, другие уводили вверх, третьи – круто вниз, и большинство имело ответвления.
Александр и Ли свернули в первый тоннель, самый старый и разработанный, освещенный электрическими лампами; смена уже кончилась, в пути они никого не встретили. Александр лично распорядился укреплять тоннель массивными подпорками, хотя Ли точно знал, что гранит в этой части горы достаточно прочен и редко дает трещины.
Прогулку по тоннелю длиной тысячу футов сопровождали сырое чавканье подошв и медленная, размеренная капель воды сквозь толщу горной породы. В теплом австралийском климате рудокопы не опасались, что вода замерзнет, а ледяные клинья вызовут смещение пластов. Это могло произойти только при взрывах, самых опасных горных работах, требующих деликатности, расчета и опыта, именно поэтому за проведением взрывов Александр предпочитал следить сам.
Наконец они достигли тупика в конце тоннеля и выяснили, что все уже готово к взрыву: катушка изолированного провода, пневматический перфоратор на подставке-треножнике, отводная секция стальной трубы для подведения сжатого воздуха, ящик с инструментами. Плотный резиновый рукав был присоединен стальными муфтами к воздуховоду и перфоратору. Динамит и детонаторы приносили в шахту непосредственно перед взрывом, под строжайшим надзором. Склад, где хранились взрывчатые вещества, находился в бетонном подвале, и ключи от него имелись только у Александра, Ли, Саммерса и Прентиса.
– Этот взрыв – своего рода эксперимент, – объяснил Александр, пока они с Ли ощупывали сравнительно гладкую поверхность камня – так же тщательно и вдумчиво, как ласкали женское тело. Камень осветили мощные лампы, высвечивающие каждую трещинку. – На ближайшие двадцать футов здесь нет золота, одна пустая порода, и я хочу обрушить ее. Сначала провести взрыв по центру стены, а затем взорвать заряды, расположенные вокруг центрального. Взрывать заряды будем поэтапно, шпуры для закладки взрывчатки я пробурю сам.
