Рыцарь света - Вилар Симона (книги онлайн полностью бесплатно .TXT) 📗
— А уж как мне не нравится. — Артур развел руками.
И вдруг кинулся вперед, схватил раскаленный тесак и отскочил, заслонившись им.
— Ну, кто из вас храбрец, чтобы взять меня?
Генрих улыбнулся. Артур был такой же, как и раньше, — решительный, смелый, дерзкий. Он и в пыточной не думал сдаваться. Другое дело, что люди Генриха тоже были не лыком шиты. И у Артура лишь расширились глаза, когда один из охранников раскрутил пращу, собираясь метнуть камень. Отчаявшись, парень хотел броситься на него до того, как он успеет метнуть, но другой палач подставил ему подножку, Артур рухнул, и на него навалились.
Генрих перевел дыхание.
— Прикуйте его к стене, чтобы был поспокойнее.
Все, теперь он не выкрутится. Но Артур все же продолжал улыбаться, глядя на Плантагенета, скалил зубы в усмешке.
— Ты совершаешь глупость, Генрих. Я тебе не враг. Будь я подосланным от Стефана, то уж поверь, не единожды мог перерезать тебе глотку. Помнишь, я ведь всегда был рядом, ты доверял мне.
— Помню. Поэтому и хочу переговорить с тобой, пока тебя не начали резать.
— Тогда выслушай меня!
Артур рванулся в цепях — все же его начало оставлять самообладание. Он быстро заговорил о том, что не знает ничего про госпитальера Артура ле Бретона, просто не помнит, потому что после ранения в его памяти образовался провал. Лекари называют подобное амнезией, и Генрих может проверить это, если расспросит того же командора Осто. Тому известно, что Артур попал в Дом ордена, уже страдая этим недугом, его назвали Артуром ле Бретоном, и он решил, что так и есть. Но он не знает настоящего ле Бретона, тем более ничего не знает о каком-то документе. Память стала возвращаться к нему лишь недавно, да и то урывками. Так, например, он вспомнил лондонский турнир, смерть отца, смутно всплывает в памяти время, когда он служил Плантагенету…
— Что значит смутно? — рявкнул Генрих. — Ты что, забыл службу у меня? Не рассказывай сказки, парень. И если ты такой забывчивый, то боль быстро вернет тебе память. Эй, вы! — Он повернулся к палачам. — Готовы?
Артур был распят у стены, его руки привязали к вбитым в каменную кладку кольцам. И он никуда не мог деться, когда один из палачей рванул на нем тунику, обнажая торс.
— Генрих, ты делаешь ошибку! — закричал Артур.
— Милорд Генрих! — разозлился Плантагенет. — А ошибаюсь я или нет… Я не спрашиваю советов, когда не интересуюсь мнением!
Артур откинул голову и засмеялся. Смех был нервным, похожим на плач. Потом он стал чертыхаться, говорить, что раз так, то он попробует, каковы палачи у Плантагенета, только пусть заткнут уши, ибо он их так будет крыть… О, он умеет!
Палачи действовали спокойно и неторопливо. Сколько людей перебывало тут! И все держались по-разному: кто с достоинством, кто отрешенно, кто веселился, как этот парень, кто начинал молить и плакать еще до начала пыток. Но в итоге говорили все.
В какой-то момент один из палачей заметил ярко блеснувший на груди пленника крестик. Невозмутимо взял, разглядывая. Красивая вещичка. И дорогая, наверное. Палач рывком сорвал его с шеи Артура, хотел спрятать в карман передника, но тут его окликнул герцог:
— Покажи!
Палач отдал украшение с неохотой. Что-то не похоже это на обычно щедрого и совсем не мелочного господина. Сам ведь должен понимать: все, что принадлежит пытаемому, достается палачу.
Генрих взял крестик на удивление бережно, подошел к горевшему у входа факелу, стал рассматривать.
— Откуда это у тебя?
— Не помню. Подарили.
— Подарили?
Генрих вдруг кинулся к Артуру, схватил его за волосы, несколько раз встряхнул.
— Не смей мне лгать!
Артур смотрел на него с презрительной усмешкой.
— Он со мной давно. Пришел в себя, а тут такая цацка. А что? Милорду понравилось?
Генрих отступил, не сводя с Артура взгляда. Он тяжело дышал и как-то по-особому рассматривал пленника.
— Сколько тебе лет, Артур? — неожиданно спросил он.
— Дай припомню. Сколько же мне лет? Двадцать пять, если не соврали монахи из шрусберийской обители, куда меня подбросили.
— Так ты подкидыш?
— Ты огорчен этим, Генрих? Тогда успокойся. Не так давно я узнал, что моим отцом был Гай де Шампер.
Генрих отшатнулся.
— Лжешь!..
— Зачем мне лгать? Я горжусь этим. Ибо Гай де Шампер был лучшим рыцарем, какого я когда-либо знал. Мир его праху.
— Так Гай де Шампер умер?
Генрих сказал все это с тем же странным волнением, но только теперь Артур обратил на это внимание.
— Неужели высокородный Плантагенет знал объявленного вне закона Черного Волка? Тогда поставь свечку за упокой его души. Ну а кто была моя матушка…
Генрих вдруг кинулся и зажал ему ладонью рот. И опять смотрел — глаза в глаза. Выдохнул:
— Не может быть…
После чего повернулся и быстро вышел.
Палачи недоуменно переглянулись. Потом сели у жаровни, достали какие-то припасы, стали перекусывать. Что ж, если работу придется отложить, то можно и пообедать.
Генрих быстро взбежал по ступеням, стремительно пересек зал, оттолкнув попавшегося на пути слугу с вязанкой хвороста. Во дворе к нему кто-то кинулся, окликнул. Вроде какая-то женщина в монашеском одеянии. Генрих прошел мимо. Ко всем чертям! Ему необходимо побыть одному. Где, разрази их всех гром, тут можно побыть одному, когда вокруг такое скопище народа?
— Коня мне!
И с разбегу взлетел на лошадь кого-то из только что вернувшихся с объезда стражников, резко развернул ее, помчался к арке ворот. Сзади закричали:
— Охрану герцогу!
Но догнать его было непросто. Он вмиг пронесся через стоянку войска вокруг Малмсбери, поскакал по дороге к видневшимся вдали деревьям Селвудского леса. Вслед ему из замка выехали несколько конников, но смогли настигнуть герцога только после того, как он осадил коня на опушке леса и, забросив поводья на какой-то сук, сел на поваленное дерево.
— Оставьте меня в покое!
Какое-то время Генрих сидел неподвижно, потом медленно разжал руку и стал разглядывать крестик. Крохотный, изящный, украшенный алмазной крошкой. Генриху казалось, что он узнает каждый камешек. Но это было не так. Раньше он никогда не видел этоткрестик. Он видел другой.
Генрих распустил шнуровку своего бархатного камзола, потянул за тонкую цепочку и достал свой крестик. Сравнил. Они были почти одинаковые. И он знал, у кого мог быть такой же, как и у него, крест.
Генрих устремил взгляд вдаль. Голубое небо, размытые ветром полосы облаков, зубчатые стены Малмсбери вдали. Он ничего этого не видел. Он думал о своей матери.
Они были очень близки. И очень похожи — так часто говорили. А значит, он такой же упрямый и своевольный, как Матильда Анжуйская. И оба поступали лишь так, как им хотелось. Порой из-за этого возникали трудности… Но они все равно действовали по-своему.
Отец Генриха как-то сказал сыну, что не будь у его матери такого характера, они могли бы быть счастливы. Да, его отец был мягче матери, сговорчивее, хотя и не уступал ей в решимости. Хороших родителей послал ему Господь. Но если о Жоффруа Анжуйском люди говорили с теплотой, то про Матильду скорее с укором. Она ведь женщина. Но она воюет, никого не слушает и часто допускает ошибки.
Ее считали гордой и несгибаемой. Однако Генрих иногда видел то, чего не мог знать никто иной: как плакала императрица Матильда, как задыхалась от слез после своих поражений. А потом вытирала глаза, вскидывала голову и продолжала борьбу. Едва ли не с пеленок она внушала Генриху, что они истинные наследники английского трона. И он в этом не сомневался так же, как в вере в Господа. И как бы ни проявил себя Стефан, что бы ни говорили люди о его благородстве и обаянии, о его рыцарской чести и боевых качествах, Генрих был уверен: король — узурпатор. Он трижды поклялся признать Матильду владычицей Англии, но в итоге обманул и старого короля Генри, и мать, а значит, и самого Бога. Поэтому Генрих дал обет: любой ценой завоевать корону на этом острове.
