Мастер Баллантрэ - Стивенсон Роберт Льюис (версия книг .txt) 📗
Мастер Баллантрэ ответил мне на это очень удачной шуткой, и, собственно говоря, только ради того, чтобы упомянуть о ней, я передал дословно весь этот разговор.
— Фрэнк, — сказал он мне, — вспомни наш уговор быть друзьями; я не предлагаю тебе держать язык за зубами, но я прошу тебя только молчать и не открывать рта, когда я буду говорить.
Услыхав эти слова, я, разумеется, рассмеялся, но все-таки предупредил его, чтобы он подумал о том, какие могут быть последствия от того, если он скроет истину.
— А, черт с ними, с этими последствиями! — сказал мой беспечный товарищ. — Я никогда не думал о последствиях, когда что-нибудь предпринимал, и поступал всегда так, как мне было желательно.
Как я предсказывал, так и случилось: как только капитан узнал о результатах последнего сражения, он моментально отчалил от берега и вышел в море, и раньше чем настало утро, мы были уже в Грэт-Минче.
Корабль был ветхий, а шкипер корабля, хотя и очень симпатичный, порядочный человек, также ирландец, знал свое дело довольно плохо.
Дул сильный ветер, и море страшно бушевало, так что в продолжение всего дня мы почти ничего не ели и не пили, до такой степени беспрерывное волнение воды действовало на наше расположение духа, а ночью ветер, как бы желая показать нам, до какой силы он может дойти, задул с северо-востока и превратился в ураган.
Мы заснули, когда вдруг вой ветра и беготня матросов по палубе разбудили нас. Я думал, что последний час наш настал, до такой степени я испугался, когда услыхал эту страшную бурю, и мысли мои невольно обратились к Богу. Баллантрэ смеялся надо мной и поддразнивал меня и своими глупыми шутками приводил меня еще больше в ужас. В такие часы, когда жизнь человека висит на волоске, если в душе его живут религиозные чувства, он яснее, чем когда-либо, понимает, что он беспомощное существо, и что если Бог ему не поможет, он пропал. Ни один друг не в силах помочь ему, все они такие же беспомощные существа, как и он сам. Так как я человек религиозный, то я счел нужным вставить это замечание.
Три дня продолжалась буря, и в продолжение трех дней мы лежали в каюте и почти ничего не ели, за исключением сухарей. На четвертый день ветер утих, и наш корабль, с которого буря снесла мачты, понесся по волнам. Капитан не имел никакого понятия о том, где мы находимся, он вообще плохо знал путь и ничего не делал, как только возносил мольбы к Божьей Матери, что с его стороны было очень хорошо, но ведь не в этом одном заключается обязанность капитана корабля.
По моему мнению, единственная возможность нашего спасения из этого затруднительного положения заключалась лишь в том, если бы какой-нибудь другой корабль пришел к нам на выручку и взял бы нас к себе на борт. Хорошо, если только это будет не английский корабль, в противном же случае мне и Баллантрэ грозила бы опять-таки опасность.
Пятый и шестой день прошли, а мы все еще качались на волнах, и волны несли нас, куда им было угодно. На седьмой день к кораблю кое-как приделали мачту, и он пошел по ветру. В продолжение всего этого времени его несло по направлению к юго-западу, особенно во время бури его, должно быть, очень далеко туда занесло.
Девятый день настал, а мы все еще носились бесцельно по морю. Погода была холодная и пасмурная, и море сильно волновалось. Не было никакого сомнения в том, что нас снова ожидала буря.
Мы находились в критическом положении, и радость наша была безгранична, когда мы вдалеке увидели небольшой корабль, шедший к нам навстречу, и когда мы убедились, что он подходит все ближе и ближе к нашему кораблю «Sainte-Marie».
Но радость наша продолжалась недолго. Когда корабль остановился и спустил лодку, чтобы перевезти нас к себе, мы увидели, каков экипаж этого корабля: это были какие-то грязные, полупьяные парни. Они с криком, пением, гиканьем и проклятиями влезли к нам на палубу и, обнажив кортики, принялись хозяйничать у нас.
Капитан корабля был грубый, неопрятный мужик, со смуглым лицом и черными курчавыми волосами. Имя его было Тиич. Это был известный морской разбойник. Он также явился к нам на палубу и без стеснения принялся командовать и кричать. Кличка его была «Сатана», а корабль свой он называл «Ад», хотя название корабля было «Сарра». Человек этот походил на какого-то полоумного, и в то время, как я смотрел на него, меня охватывал ужас. Я шепнул мастеру Баллантрэ на ухо, что я не желал бы быть одним из последних, которых убивают, так как ждать подобной очереди ужасно, и что я молю в душе Бога, чтобы пытка наша скорее кончилась и чтобы, если нам суждено быть убитыми, нас убили бы уже поскорее, а не мучили.
Мастер Баллантрэ в знак согласия кивнул мне только головой.
— Эй вы, мастер Тиич, — обратился я к атаману пиратов, — если вы сатана, то вот к вашим услугам черт.
Эта шутка чрезвычайно понравилась ему, и, благодаря ей, меня, Баллантрэ и еще двоих из нас, в качестве служителей сатаны, перевезли на корабль в лодке, так как других, между прочим и шкипера, заставили перейти на корабль по доске, перекинутой с одного борта на другой. Так как один корабль от другого находился на далеком расстоянии и доска, вследствие волнения, качалась, то перейти по ней и не упасть в воду было большим подвигом.
Глядя на эту опасную переправу моих спутников, я страшно побледнел. Я не помню кто, мастер ли Тиич, или кто-то из пиратов, сделал по этому поводу замечание, и поэтому я знал, что я побледнел; помню только, что в то время я был в таком страхе, что у меня даже мысли путались.
Чтобы загладить впечатление, которое произвела моя бледность, и не подать виду, что я испугался (иначе меня непременно заставили бы пройтись по доске), я, набравшись храбрости, принялся шутить и болтать всякий вздор и таким образом угодил Тиичу и спасся от перехода по доске; но когда я уселся в лодку, которую огромные волны так и подбрасывали и которая должна была доставить меня на корабль пиратов, и я очутился в обществе полупьяных негодяев, я испытывал такой страх, что едва в силах был говорить. Но, несмотря на то, что ноги у меня были словно налиты свинцом, а язык у меня еле-еле ворочался, я все-таки сказал несколько удачных шуток и острот.
К счастью, как только мы перешли на корабль пиратов, я увидел лежащую на палубе скрипку. Я тотчас схватил ее и принялся наигрывать различные пляски, и этим произвел на пиратов очень хорошее впечатление. Они прозвали меня «скрипач Пэт», но мне было решительно все равно, какую кличку я получил, главное было спасти свою жизнь.
Описать корабль, на котором мы находились, я не берусь, скажу только, что кораблем его даже назвать нельзя, а его скорее можно было сравнить с домом сумасшедших, несшимся по волнам и командуемым безумцем. Мы все время или пили, или пели, или ссорились, или дрались, или плясали, а главное, никогда не были трезвыми, так что я уверен, что если бы нас застиг шквал, мы непременно лежали бы на дне моря, а если бы какой-нибудь королевский военный корабль напал на нас, то мы не могли бы даже защищаться, а сдались бы ему прямо в руки без боя.
Один или два раза мы видели издали судно, которое мы могли бы отлично догнать, если бы вся наша команда, а во главе всех наш командир, не были окончательно пьяны. И в то время, как мы кутили и пили, корабль все дальше и дальше уходил. Я, по правде сказать, в душе благодарил святых, что никаких морских сражений не происходило, так как по натуре был отнюдь не пират.
Тиич управлял кораблем, но что это было за управление! Несмотря на то, что все его боялись, беспорядок на корабле был поразительный, а о дисциплине не могло быть и речи. А между тем он воображал, что он отличный капитан, и был о себе чрезвычайно высокого мнения. Я знал многих французских маршалов и шотландских полководцев, которые мнили о себе куда меньше, чем Тиич.
Действительно, чем дольше мы живем, тем более мы ценим ум древних философов, вроде Аристотеля и ему подобных ученых, и теперь, когда я уже стар и оканчиваю свою карьеру и, стало быть, на своем веку видел много людей, я должен сказать, что мне ни разу за всю жизнь не приходилось видеть человека, который не кичился бы чем-нибудь, хотя редко кто из них имел на это право.
