Златокудрая Эльза. Грабители золота. Две женщины - Бело Адольф (полные книги txt) 📗
В заключение посылаю вам свою нежность и частичку сердца.
Елена».
В ту минуту, когда мадам де Брионн заканчивала это письмо, служанка объявила о приходе барона. Пожав графине руку, он спросил без предисловий:
– Значит вы рассчитываете уехать?
– Кто вам сказал?
Никто. Но я догадывался после нашей вчерашней беседы, что вы не замедлите принять какое–нибудь решение подобного рода. Ваше желание срочно увидеться со мной сегодня доказывает, что я не ошибся.
– Вы верно угадали, мой друг, – сказала Елена, – я уезжаю.
– Решено?
– Решено.
– И когда же мы едем? – спросил он просто.
– Что вы говорите? – изумилась Елена. – Я говорю: когда мы уезжаем?
– Но…
– Неужели вы могли предположить, что я дам вам уехать одной, пуститься в долгие странствия без дружеской поддержки?! – воскликнул барон. – Полно, ведь это невозможно.
– Однако…
– Впрочем, поскольку в Париже мне придется оставаться без вас, я прошу разрешения ехать с вами.
– Но вы не сможете расстаться столь внезапно со своими привычками, – сказала наконец Елена.
– Моя главная привычка – постоянно видеть вас, – убеждал господин де Ливри.
– Я вынуждена ехать прямо сегодня.
– Тем лучше.
– Я еще не знаю, куда я поеду.
– Хоть на край света, мне все равно!
– Вы не подготовились к отъезду.
– Откуда вы знаете? – сказал он, глядя на нее. – Напротив, я его давно предвидел. Рано или поздно он должен был состояться, ведь это неизбежность. Я уже отдал необходимые распоряжения и каждое утро, просыпаясь, спрашивал себя: произойдет ли это сегодня? Я не упрекаю вас, но вы заставили меня долго ждать… Наконец–то вы решились! И это к лучшему. Дайте мне час на последние приготовления и затем я всецело буду в вашем распоряжении.
– Могу ли я принять такую жертву? – сказала она.
– Вы называете это жертвой! Пусть, как вам угодно… Но прежде всего это исполнение обещания. Разве вы не помните слова, которые я произнес не далее как вчера? Когда наступит неизбежный момент, я всегда буду находиться с вами, вы обопретесь на мою руку, в преданности старого друга вы обретете успокоение и поддержку». Этот момент пришел – и вот я здесь.
– Спасибо! – сказала она. – Большое спасибо!
Только это она и нашлась сказать, чтобы выразить ему глубокую благодарность, испытываемую ею. Перед лицом такой преданности и самоотверженности бледнеют все слова, фразы замирают на губах, уста немеют, но пожатие руки, улыбка, слеза более красноречивы, чем самые долгие речи.
Они беседовали еще какое–то время и отрегулировали некоторые детали этого отъезда, который своей поспешностью походил на бегство. Господин де Ливри без объяснений понял, что Елена хочет уехать до наступления вечера и избежать таким образом обычного визита Мориса. Несмотря на проявленный ею характер, на ее энергию и отвагу, она не полагалась на свои силы, не доверяла своему сердцу! Один раз она уже проявила слабость; разве не может она проявить ее вновь?
Барон начал отдавать распоряжения от имени графини, поторапливая слуг, приводил в порядок бумаги, словом, руководил всем. В любом отъезде всегда есть нечто грустное, а множество обстоятельств делали этот отъезд еще более печальным. Однако никто не смог бы удержаться от улыбки, если вы вздумал понаблюдать за бароном: радость, которую он испытывал от того, что необходим мадам де Брионн, что он стал третейским судьей в ее судьбе, что теперь он один будет любить ее и охранять, сквозила во всех его движениях и словах. Он совершенно не думал о том, что оставляет многочисленные реликвии, которые накопил за пятьдесят лет существования, он готов был умчаться от всех воспоминаний, которые некогда лелеял. Зачем цепляться за воспоминания, раз они служат черствому эгоизму, зачем они ему, поскольку он хочет не покидать свою названную дочь, хочет посвятить ей всю свою жизнь?
Вдруг пыл барона приостыл, он скрестил руки на груди, как если бы считал бесполезным продолжать начатую работу, и глубоко вздохнул.
Графиня не спрашивала его о причине этого волнения. Прежде чем он вздохнул, она побледнела: на улице послышался шум экипажа, который остановился у дверей ее особняка. Оба, даже не обменявшись впечатлениями, догадались, что это был экипаж Мориса.
– Вы его примете? – спросил он напрямик, подходя к Елене.
С минуту она молчала; в ней происходила мучительная борьба. Наконец, она бросила на барона взгляд, моливший о снисхождении к ней и тихо ответила:
– Да, я его приму, я не могу не проститься с ним.
– Но вы все–таки уедете, как вы решили? – сказал он с сомнением, пытаясь скрыть, что он расстроен.
– Да, – ответила она решительно.
– Что бы ни произошло? – спросил он вновь.
– Что бы ни произошло, – сказала она без всяких признаков слабости.
– Хорошо, – сказал он, немного успокоившись. – Теперь я пойду отдам вашим людям последние распоряжения и займусь собственными делами. До скорой встречи. Мужайтесь!
Елена должна была ожидать этого визита: после вчерашнего случая на балу было естественным, что Морис приехал навестить графиню раньше, чем обычно. Он хотел узнать, оправилась ли она от полученной накануне неприятности, и, не ведая о принятом ею решении, все же не мор, избавиться от смутной тревоги, предвещающей беду.
Это беспокойство переросло в серьезное опасение, когда пройдя через несколько комнат, прежде чем попасть в ту, где находилась Елена, он заметил странный беспорядок и явные приготовления к отъезду.
Торопливо подойдя к Елене, он сказал:
– Я не понимаю, что здесь происходит. Ваши люди суетятся, носят чемоданы… Дело касается отъезда?
– Да, – ответила она.
– И это вы уезжаете?
– Я.
– Когда?
– Очень скоро.
– Куда же вы поедете?
– Еще сама не знаю.
– А почему вы уезжаете?
– Чтобы бежать от вас!
– Бежать от меня! Но что же я такого сделал?
– Такая жизнь не может больше продолжаться, – ответила она решительно. – На некоторое время я проявила слабость, но продлить эту ситуацию было бы преступным. Если я останусь в Париже, у вас не достанет силы воли не видеться со мной, а я не смогу закрыть для вас двери своего дома. Мы уже имеем печальный опыт. Поэтому я приняла решение, которое может спасти нас одного от другого: покинуть Париж, покинуть Францию!
Она произносила эти слова твердым голосом, без запинок, почти не переводя дыхание, словно боялась, что прервавшись, не сможет больше продолжать. Когда она заметила, что Морис не отвечает ей, то почувствовала беспокойство и подняла на него глаза. Он казался менее смущенным и подавленным, чем она ожидала. Елена изумлялась и, может быть, страдала от этого, когда он, наконец, заговорил.
– Елена, – сказал он спокойно, затем продолжал все больше возбуждаясь, – я одобряю ваше решение. Более решительная, чем я, вы нашли единственно приемлемый выход в нашем положении. Существование, на которое я вас обрек, малоприятно, я признаю это. Я тоже не привык вести двойственную жизнь: хитрости, на которые мне надо пускаться ради того, чтобы увидеть вас, двуличие, обман – все это мне ненавистно! Если б мне еще удалось обмануть… но нет: она обо всем догадывается и страдает! Не будет ли более великодушным с моей стороны сразить ее одним из тех ударов, которые заставляют страдать, но которые можно вылечить, чем непрерывно наносить болезненные уколы, со временем превращающиеся в незаживающую рану. Да, – продолжал он, приближаясь к Елене, которая, боясь догадаться о том, что он задумал, с тревогой смотрела на него. – Я очень часто задавал себе этот вопрос, но сегодня я больше не спрашиваю себя… поскольку ясно, что я не могу жить без тебя, что мы не можем существовать друг без друга, я уеду с тобой!
– Уедете со мной! – воскликнула она. – Что еще вы придумали? Ведь это же безумие!
– Безумие! О, нет! – сказал он, с обожанием беря за руки Елену. – Безумие осуждать нас троих на невыносимое существование! Приносить жертвы мне, тебе, без того, чтобы наши жертвы могли что–либо спасти… Разве можем мы перестать любить друг друга и разве не будет она страдать от этого. Мое решение принято: я оставлю Терезе свое имя, состояние, дом, общество, которое, приняв во внимание мое отсутствие, окружит ее уважением. Немногие браки расторгаются с такой выгодой для жены.
