Фавориты Фортуны - Маккалоу Колин (книги бесплатно без онлайн .TXT) 📗
Очнувшись от своих дум, он взглянул на ее руку — красивую, белую, с длинными пальцами. Совсем не похожую на руку Суллы. Но они оба были римлянами, патрициями. И Метробий ответил:
— Уеду.
— После похорон?
— Нет, я не могу присутствовать на похоронах. Представь себе выражение лица Лукулла, если я вдруг окажусь среди самых близких родственников умершего!
— Но Лукулл знает, что ты значил для Луция Корнелия! Он знает! Никто не знает этого лучше!
— Это будут государственные похороны, Валерия. Ничто не должно умалить их достоинство. И меньше всего — актер-грек с хорошо попользованной задницей, — с горечью отозвался Метробий и пожал плечами. — Честно говоря, не думаю, что Луций Корнелий хотел бы, чтобы я там был. Что касается Лукулла, он большой аристократ. То, что происходило здесь, в Мизенах, позволяло ему быть снисходительным к некоторым своим менее достойным восхищения влечениям. Ему нравится совращать детей. Во всяком случае, пороки Суллы были обычными! Он прощал Лукуллу его выходки, но сам этого не делал.
— Куда же ты поедешь?
— В Киренаику. Самое тихое место в мире.
— Когда?
— Сегодня вечером. После того, как Лукулл отправится с Суллой в его последний путь и дом успокоится.
— И как ты попадешь в Киренаику?
— Из Путеол. Сейчас весна. В Гадрумет, в Африку, будут отправляться корабли. Там я найму себе транспорт.
— Ты можешь себе это позволить?
— О да. Сулла ничего не смог мне оставить в завещании, но за свою жизнь он дал мне достаточно. Ты знаешь, он был странным. Скупым, но не для тех, кого любил. Так печально, что даже в конце он сомневался в своей способности любить. — Метробий оторвал взгляд от ее руки и посмотрел в лицо Валерии. Глаза его затуманились. — А ты, Валерия? Что будешь делать ты?
— Я должна вернуться в Рим. После похорон я возвращусь в дом моего брата.
— Это может оказаться плохой идеей. У меня есть предложение получше.
Утонувшие в слезах голубые глаза не могли хитрить. Валерия посмотрела на него с искренним удивлением:
— Какое?
— Поедем в Киренаику со мной. Ты родишь ребенка и назовешь меня его отцом. Для меня не имеет значения, кто это был на самом деле — Лукулл, Сорекс, Росций или я. Я подумал, что Лукулл был одним из нас четверых, и он знает, как и я, что Сулла не мог быть отцом твоего ребенка. Мне кажется, Рим не примет тебя, Валерия. Лукулл разоблачит тебя. Незаконнорожденный ребенок — это способ скомпрометировать вдову Суллы. Не забывай, что ты — единственная среди равных Лукуллу по рождению, кто может обвинить его в деяниях, за которые коллеги проклянут его.
— О боги!
— Ты должна поехать со мной.
— Они не отпустят меня!
— Они ничего не узнают. Я скажу Лукуллу, что ты слишком больна, чтобы отправляться в Рим с кортежем Суллы, что я отошлю тебя в город ко времени похорон. В данный момент Лукулл слишком занят, чтобы помнить о своем непрочном положении, и он еще не знает о твоем ребенке. Так что если ты хочешь избежать козней Лукулла, это надо делать сейчас, Валерия.
— Ты прав. Он действительно разоблачит меня.
— Он может даже сделать так, что тебя убьют.
— О, Метробий!
— Поедем со мной, Валерия. Как только он отправится в путь, мы с тобой тайно покинем этот дом. Никто нас не увидит. И никто никогда не узнает, что случилось с тобой. — Метробий горько улыбнулся. — В конце концов, я был только мальчиком Суллы. А ты, Валерия Мессала, была его женой. Ты намного выше меня!
Но она так не думала. Несколько месяцев назад она влюбилась в него, хотя и понимала, что он не ответит на ее любовь. Поэтому она сказала просто:
— Я поеду с тобой.
Метробий радостно похлопал ее по руке, которую все еще продолжал держать, а потом отпустил.
— Хорошо! Оставайся пока здесь. Лукулл не должен тебя видеть. Собери немного вещей, но не больше, чем сможет унести мул. Возьми только простую темную одежду. Проследи, чтобы твои плащи были с капюшонами. Ты должна выглядеть моей женой, а не вдовой Луция Корнелия Суллы.
Он ушел, оставив Валерию смотреть на свое будущее совершенно иначе, чем оно виделось ей сразу после смерти Суллы. Валерия никогда прежде не понимала, что она представляет для Лукулла серьезную угрозу. Теперь же она знала, что у нее имеется причина быть благодарной актеру. Уехать с Метробием — значит испытывать боль оттого, что он будет с мужчинами, когда она сама жаждет его любви. Но Метробий будет считать ее ребенка своим, а Валерия может предложить ему жизнь в семье, которую со временем он оценит больше, чем незначительные связи с другими мужчинами. Да, это значительно лучше, чем никогда больше не увидеть Метробия! И это лучше, чем смерть. До сих пор Валерия Мессала не догадывалась, почему боится холодного и надменного Лукулла. Теперь причина бессознательного страха сделалась ей ясна.
Она принялась рыться в многочисленных сундуках, где были сложены ее богатые одежды, выбирая самые простые и самые темные. Денег у нее не водилось, но драгоценности были великолепны. Очевидно, у Метробия имелись средства, значит, драгоценности послужат ее приданым. Они выручат «супругов», если в будущем настанут тяжелые времена. Киренаика! Самое тихое место в мире! Звучит замечательно.
Похороны Суллы затмили даже его триумф. Одетые в черное носильщики несли двести десять носилок, нагруженных миррой, ладаном, корицей, бальзамом, нардом и другими ароматическими благовониями — подарок от женщин Рима. Поскольку тело Суллы ссохлось и съежилось из-за большой потери крови, так что его нельзя было выставить на всеобщее обозрение, группа скульпторов поработала на славу и изобразила из ладана и корицы рельефный портрет Суллы, сидящего на носилках, а перед ним — фигуру ликтора, сделанного из тех же специй. Затем следовали платформы, на которых представлялись все знаменательные эпизоды его жизни, кроме первых тридцати трех лет, когда он пользовался дурной славой, и нескольких последних месяцев. Вот Сулла у стен Нолы получает венец из трав из рук центуриона. Вот он сурово возвышается над съежившимся царем Митридатом, заставляя того подписать Дарданское соглашение. А вот Сулла одерживает победы в сражениях, издает законы, пленяет Югурту, казнит пленников, захваченных у Карбона возле Квиринальских ворот. Специальная повозка везла более двух тысяч гирлянд и венков из чистого золота, которые преподносили покойному диктатору города, племена, цари и страны. Люди в масках, изображавшие его предков, одетые в черное, двигались на черно-золотых колесницах, в которые были впряжены великолепные черные кони. Круглолицые пятилетние близнецы Фавст и Фавста шли среди близких родственников Суллы.
День был душный, небо закрыли облака, воздух наполнен не пролившимся дождем. Самая большая похоронная процессия, которую когда-либо видел Рим, протянулась от дома, выходящего на Большой цирк, по Велабру, к Римскому Форуму, где Лукулл — великолепный и знаменитый оратор — с ростры выступил с надгробным словом. Он стоял рядом с искусно выполненными носилками, на которых Сулла из ладана и корицы восседал позади ликтора — тоже из ладана и корицы, а ужасный, худой и морщинистый труп старика лежал в специальном отделении под носилками. Второй раз за три года Рим плакал, глядя на двойняшек, оставшихся без родителей, а потом вдруг взорвался аплодисментами, когда Лукулл сообщил Риму, что он — опекун несчастных детей и они никогда ни в чем не будут нуждаться. На глазах у всех блеснули слезы. Иначе многие бы заметили, что теперь, когда Фавст и Фавста достаточно подросли, стало очевидно, что телосложением, лицом и цветом кожи они будут походить на двоюродного деда по матери, на внушающего страх, но некрасивого Квинта Цецилия Метелла Нумидийского. Того самого, которого их отец называл Свинкой. Того, которого их отец убил в припадке ярости, после того как Аврелия отвергла его.
Словно по волшебству, дождь сдержался, когда процессия снова двинулась в путь, на этот раз по кливусу Банкиров, через Фонтинальские ворота, за которыми стоял особняк, некогда принадлежавший Гаю Марию, и далее к Марсову полю. Там уже готова была роскошная могила Суллы, находившаяся чуть в стороне, на Латинской дороге, рядом с местом, где собиралось Центуриатное собрание. В девятый час дня носилки поставили на огромный, хорошо вентилируемый погребальный костер, его щепки и бревна пересыпали содержимым двухсот десяти носилок со специями. Никогда Сулла не источал такого аромата, как в те минуты, когда, согласно его желанию, горели его бренные останки.
