Из тупика - Пикуль Валентин Саввич (книги онлайн читать бесплатно .txt) 📗
Спеть у Кремля:
"Алла верды!.."
Это пели "хвосты", притянутые эсерами к Архангельску.
Вечером была вынесена на пристань хлеб-соль... Ждали!
И вот завыли трубы, забубнили барабаны, звякнули, полыхая медью, полнозвучные тарелки... Пошли, пошли, пошли! - королевско-шотландские, ливерпульские, дургамские, Йоркские, хваленый 339-й полк американской пехоты, покатились по булыжнику пушки канадской артиллерии, лихо промаршировал французский полк колониальной гвардии... Чайковский широко крестился при этом.
- Слава богу, слава богу, - шептали из густой бороды губы. После прохода частей на трибуну взбежал эсер Лихач.
- Граждане! - возвестил он. - По случаю чудесного избавления Архангельска от большевиков мы, социалисты-революционеры, преданнейшие борцы за свободу рабочего дела, объявляем торжественное молебствие в соборном храме с епископом Павлом...
Всю ночь опять пили. Хлопали выстрелы. Кого-то убивали. Вовсю разгулялись чаплинцы. Попался им на глаза "министр юстиции" Гуковский эсер, конечно. Приставили к пузу ему револьвер, и вдрызг пьяный поручик Лермонтов сказал, заикаясь:
- А знаете, господин эсер, вот эта штучка... Вот эта! Черт ее знает почему, но иногда она стреляет...
"Министра юстиции" увел от греха подальше "министр промышленности и торговли" Дедусенко (тоже эсер). По всему Архангельску искали ротмистра Берса, который называл новое правительство "узурпаторским" и говорил, что именно он, ротмистр Берс, есть глава нового правительства, а всех остальных никто не звал сюда, и потому их надобно - в шею!
Среди ночи раздался на улице истошный вопль:
- Который казну упер... вот он! Хватайте его, граждане... Дело плохо: ротмистр Берс - "левый!" - удирал по левой стороне улицы, только газыри сверкали. Он, конечно, не станет ждать, когда его поймают.
- Держи-и-и... - неслось следом.
А ну, ротмистр, поднажми, докажи, что ты левый! Вот и Банковский переулок. Под блеклым светом фонарей летят, словно птицы, номера домов. Четыре... шесть... восемь. Ага, вот номер четырнадцатый! Звонок, - и дверь, приняв Берса, тут же захлопнулась. Погоня остановилась и прочитала вывеску. Британское консульство, вот те на! Именно за этими дверями ротмистр Берс и пропал навсегда для русской истории...
На следующий день, раненько утром, под благовест колоколов, подошла к пристани яхта, и на берег Архангельска сошел молодцеватый генерал Фредерик Пуль. Его встретили по-европейски - с корреспондентами. Поглядев на опухшие с похмелья морды, генерал Пуль дал краткое интервью:
- Мы бы, конечно, сами никогда не пришли. Мы пришли только потому, что нас пригласили. В русские дела мы, как всегда, не вмешиваемся. У вас есть свое революционное правительство. Но, - заявил Пуль, подумав, - желательно иметь дело с правительством, построенным по европейскому стандарту, с филиалами министерств и прочее. Желательна и оппозиция, вполне благородная, при этом правительстве. Пусть это будут даже большевики, как на Мурмане! Через десять дней, - закончил Пуль совсем неожиданно, - мы уже будем в Вологде...
Впервые в жизни Пуль ел архангельских рябчиков. Сколько он съел их учету не поддается. Весь день ушел на приемы, на визиты, на званые обеды и речеговорение. Почти как в Европе!
В тот же день было выпущено обращение к населению.
* * * ОБРАЩЕНИЕ АНГЛИЧАН К НАСЕЛЕНИЮ АРХАНГЕЛЬСКА{23}
"Ваши союзники не забыли вас. Они помнят ваши услуги, которые оказали им ваши геройские армии в первые годы войны.
Мы пришли к вам на помощь, как друзья, помочь вам спастись от развала и разрушения в руках Германии, которая старается поработить вас, использовав громадные богатства вашей страны для своей пользы.
Судьбы России - в руках русского народа... Ваши настоящие интересы, как независимой нации, есть поддержание свободы, которую вы завоевали революцией... Мы всё еще ваши союзники, и мы встали рядом с вами на защиту этих великих задач? без которых не может быть окончательного мира и настоящей свободы всех народов.
Мы торжественно заявляем, что наши войска вступили в Россию не потому, что мы хотим захватить хотя бы одну пядь русской земли, а для того, чтобы помочь вам... Мы оплакиваем гражданскую войну, которая разделяет нас.
Русские люди! Присоединяйтесь к нам для защиты ваших же свобод, ибо наше единственное желание видеть Россию сильной и свободной.
Русские люди! Мы хотим... принести экономическую помощь вашей разоренной и страдающей стране. Мы послали уже припасы в Россию, еще большие количества их идут нам вслед.
Мы хотим... содействовать вам занять достойное вас место среди свободных народов мира".
* * *
Поздно вечером Пулю доложили:
- Капитан Дайер, раненный сегодня у станции Исакогорка, находится при смерти и желает вас видеть, сэр.
- Я не священник, - ответил Пуль устало.
- Дайер имеет нечто секретное. Только для вас...
...В палате американского госпиталя на Троицком проспекте - мутный и желтый цвет. Вытянувшись, лежал на койке умирающий капитан Дайер. Слабо шевельнулась рука, испачканная ружейным маслом.
- Генерал, я многое обдумал... еще накануне, в Мурманске, Пуль присел и нагнулся к губам капитана.
- Большевики очень тверды... не отрицайте, генерал!
Пуль кивнул: он не отрицал этого.
- Нам, - продолжал Дайер, - их не победить. Да, я все продумал... заранее. Не уничтожайте пленных, генерал. Соберите всех красноармейцев. Не тех, которые переходят к нам... Нет! Такие не нужны. Нам нужны те, которые бьются до последнего патрона. Их надо приласкать. Переучить. И создать железный батальон. Из большевиков - против большевиков! Вы меня поняли? Отлично вооруженные новейшим нашим оружием, одетые и сытые, они принесут победу вам и вашей доблестной армии...
Голова Дайера упала на ворох жарких окровавленных подушек.
- Как жаль, - простонал капитан, - что я уже не смогу стать во главе этого батальона. Меня убили... убили большевики!
Пуль поднялся. Постоял молча. Взялся за край простыни и широким жестом задернул лицо мертвеца... "Во всем этом, - сказал он себе, - есть нечто разумное: Дайеровский железный батальон".
На выходе из палаты генерал Пуль столкнулся со спешившим к умирающему полковым капелланом Роджерсоном; большой крест из авиационного алюминия качался на груди священника.
Пуль сказал ему:
- Вы опоздали, патер, напутствовать его в иной мир. Но зато я успел получить напутствие в мире этом...
А в матросской Соломбале вечером был митинг. Эсеровский.
Но поручик Дрейер выступал как большевик. Он опять говорил о верности русской революции. Ее традициям! Ее идеям! И все время, пока бросал в толпу слово за словом, лопатки его спины были сведены в предчувствии удара - пули за пулей. Но нет, его не убили. В толпе митингующих было много американцев, и при каждом возгласе "Ленин" они ему аплодировали, как и русские...
Потом к поручику подошел сумрачный французский полковник.
- Архангельский губернатор - полковник Доноп, - представился он. - Это вы большевик?
- Да, я большевик.
- Говорят, вы заграждали фарватер перед нашими кораблями?
- Да, это я делал.
- Почему вы остались в Архангельске, когда другие ушли?
- А почему вы появились в Архангельске?
Доноп помялся.
- Надо носить погоны... - заметил он вдруг.
- Флотилия наденет - и я надену, - ответил ему Дрейер.
В потемках тихой улочки, невдалеке от кладбища, где осели в болото могилы безвестных мореходов, кто-то окликнул поручика:
- Николай Александрович... стойте!
Это был радиотелеграфист Иванов, член партийной ячейки. Он подошел к Дрейеру, дососал окурок, притопнул его каблуком.
- Что передать-то? - спросил, оглядевшись. - Куда?
- Да нашим... в Вологду?
Дрейер обнял и поцеловал матроса.
- Передай главное: Архангельск на месте, а мы в Архангельске тоже на месте... Как хорошо, что я никуда не ушел!
