Из тупика - Пикуль Валентин Саввич (книги онлайн читать бесплатно .txt) 📗
* * *
Что сделали англичане, заняв Архангельск? Они закупорили подходы к этому городу двумя пробками (одна пробка - на Двине, другая - на железной дороге), чтобы спокойно, отсиживаясь взаперти, провести мобилизацию белой армии. "Пробки" же эти, пока белая армия не создана, удерживали сами интервенты.
По реке, взбаламученной и задымленной, ещё тянулись в Котлас караваны беглецов. Теперь держи этот Котлас зубами, вцепись и не разжимай зубов, ибо за Котласом - Вятка, за Вяткою - Пермь, а за Уралом - Сибирь, и оттуда скоро попрет адмирал Колчак... Ленин отдал суровый приказ: держать Котлас во что бы то ни стало!
Самокин сбежал по сходне на горячую палубу буксира "Элеонора". В низенькой каюте Павлин Виноградов что-то быстро писал.
- Садись. Я пишу как раз Кедрову в Вологду доклад! Хотя мне сейчас не до докладов. Но должны же они всё знать точно...
Через открытый иллюминатор долетал гам голосов, треск ломаемых пристаней, плач детишек, мычанье коров: на реке - паника.
- Ты откуда сейчас? - спросил Самокин.
- Был в Шенкурске, там же узнал, что Архангельск пал. На этой вот посудине проскочил верст семьдесят к северу и англичан еще не встретил. Река чистая! Но и наших не собрал. Военкома Зенковича, говорят, на улице зарубили шашками. А кое-где по лесам да по кочкам шляются группами. Человек по пять, по десять. Собирать их в армию - мука мучная!
- Хоть кто-нибудь из военспецов ушел за нами?
- Почти все остались у англичан в Архангельске... Но эти трусы! Эти проклятые шкуры...
- Кого кроешь, Павлин? - спросил Самокин.
- Весь исполком Архангельска надо поставить к стенке как предателей революции! - ответил Виноградов. - Ты посмотри, какие негодяи: им даже Котлас кажется теперь опасным, и они подрапали на кораблях дальше - на Устюжну... Нагоню! Наганом и кулаком заставлю их вернуться{24}. Ведь все ясно: они рвутся на Котлас, пока реки еще не замерзли. Значит, мы должны, Самокин, победить их на воде. Именно на воде! Когда лед встанет, тогда можно ударить по суше - лесами...
- Верно говоришь, Павлин... А ты ничего не слыхал, как там с Мудъюгом? Ходят слухи, что мудьюгские дрались.
- До Мудьюга ли теперь?
- Жаль, - призадумался Самокин. - Там двое наших, еще с "Аскольда". Наверное, погибли... Вокруг предательство.
- Теперь из этого предательства надо вылезать, - сказал Павлин. - Ты пойдешь со мною?
- А куда ты сейчас?
- Рвану на Котлас, соберу всех, кого можно. Сколочу эскадру и брошусь с нею вниз по реке - будем брать Архангельск с бою!
Самокин нежно взял руку Виноградова в свою:
- Павлин! У тебя слишком горячая голова. Не надо тебе брать Архангельск, а надо держать Котлас...
- Ты на какой коробке прибыл? - спросил Павлин.
- На "Повезухе".
- Сколько она дает?
- Узлов тринадцать вниз, а вверх - меньше.
- Дай мне ее! - стал просить Павлин. - Мне нужна скорость, скорость и скорость... Пулеметы есть?
- Не дам, - твердо ответил Самокин. - У меня дело, и дело препоганейшее. Нумерной полк бросил позицию, зашел в деревню. Командиры пьянствуют, а бойцы грабят... Пойду усмирять!
Павлин Виноградов резко провел рукой по горлу:
- Вот так! Без ножа режемся. Все надо начинать с самого начала... Скажи: сколько штыков мы можем выставить?
- Две тысячи наскребем... на весь фронт!
- Я пошел, - заявил Павлин. - Времени терять нельзя.
- Постой! - задержал его Самокин. - Забыл тебя спросить: у тебя ведь в Архангельске остались жена и сын... Как они?
Стоя на сходне, Виноградов удивленно пожал плечами:
- Что ты мне задаешь идиотские вопросы? Неужели в такой момент я могу думать о жене и сыне? Ну, соображай сам... Жена не дура, как-нибудь выкарабкается... Прощай, Самокин!
Этот человек (даже не военный - учитель) волею революции стал командиром флотилии и с боями повел ее по рекам, - таким чудесным и милым рекам... Мостик под ногами его был как решето от града осколков, вокруг падали мертвые люди, из деревень стреляло по ним кулачье, экипажи пароходов поднимали бунты, разливанное море самогонки дурманило самых стойких, - а он, скромный народный учитель, неуклонно продолжал держать фарватер.
После боев, вспоминая, как в дыму уходил от него английский монитор, Павлин Виноградов мучился:
- Черт! Ведь я мог его еще таранить. Почему не сделал этого?
Это был человек риска и феноменальной отваги. Настоящий боец революции. Уже через несколько дней Павлин Виноградов пал, сраженный взрывом на мостике. Его много обвиняли тогда и потом в излишней рискованности, которую называли авантюризмом. Штабы брали с него расписки, что он не будет жертвовать кораблями. Ему угрожали приказами, чтобы он не двигал свою флотилию дальше. Он лежал на мостике, уже мертвый, когда его мертвого! - еще продолжали сдерживать...
Именно этот человек. Павлин Федорович Виноградов, своей безумной отвагой выполнил приказ Ленина: он спас подступы к Котласу... "Безумству храбрых поем мы песню!"
* * *
Самокин выстрелил из маузера в землю - раз, два, три.
- Вперед!.. - звал он.
И думал: "Ну какие сволочи... таких еще поискать надо!"
Полк - без командиров. Пьют. Хохочут. Никакой ответственности.
- Вперед, мать вашу так-растак!
Такие вещи не забываются... полк пошел вперед на врага. Опять с этим дурацким хохотом. Потом поднял руки и четким марш-маршем всем составом сдался противнику. И оттуда, уже из вражеских окопов, они продолжали смеяться над ним... над Самокиным!
Самокин повернулся к своим матросам:
- Пошли, ребята. Найдем командиров...
Командирами этого нумерного полка, которого больше не существовало, были сплошь эсеры и анархисты... Хорошенький "хвост" они перетащили сейчас на сторону врага. Надо разобраться с ними!
Пять матросов, обливаясь потом, катили пулемет по лесной тропинке. Было жарко в лесу, по верху - где-то вдали - шел пожар, и глаза слезились от дыма. Самокин шагал, слушал птичий гай и присматривался. Деревни на севере раскиданы "камницей": не в две линии вдоль дороги, а каждый хозяин строит себе дом, где хочется ему, оттого-то и глядят окошки в разные стороны. Избы - в два этажа, и на верх каждой ведет бревенчатый скат, словно в гараж; по этому скату вечерами ходят с пастьбы на второй этаж коровы и телки. А меж раскиданных домов - тропинки, и такие путаные, что сам черт ногу сломает. Живут на севере по старинке...
- Вот они! - сказал Самокин. - Ставь здесь...
Матросы поставили пулемет, продернули ленту. Залегли.
Широкие лопухи росли вокруг дома. Самокин вынул маузер и дрызнул по окошку. Стекла - дзинь! Понесло наружу хороводом пьяных голосов, покатились ругань и звон стаканчиков. Пировали.
- Выходи! - приказал Самокин. - Кончай балаган...
Выдергивая гранаты, стреляя наотмашь вокруг себя, на крыльцо выбегало пьяное воинство.
- Огонь! - крикнул Самокин, и всех командиров положили тут же, на крыльце...
У одного на губе еще долго курилась цигарка. Подошел петя-петушок, золотистый, и, захлопав крыльями над свежими трупами, запел гордо и важно:
- Ку-ка-ре-куууу...
Самокин сунул маузер в кобуру. Встали от пулемета матросы, отряхивая широченные клеши. По витым тропкам сходились мужики, посматривали на флотских косо.
- Эй! - позвал их Самокин. - А где взвод, что у вас стоял?
- Стоял, стоял, да надоело... Ушел!
- Куда ушел?
- На англичанку позарился. Там лучше... Опять же курево! У вас, большаков, ни хрена нетути...
Когда выбирались на опушку леса, пуля из обреза, вжикнув, срезала сочную ветку. Матрос быстро развернул пулемет, чтобы прочесать очередью вдоль ненавистных окошек "камницы".
- Отставить, - велел Самокин. - Мы уходим. Но мы еще сюда вернемся. Это не враги, это - дураки. Вот пускай они поживут с англичанами, тогда увидишь, как тебе хлеб да соль на подносе с расшитым полотенчиком вынесут. Да еще поклонятся: прими, мол!
