Дворец сновидений - Кадарэ Исмаиль (бесплатные серии книг TXT, FB2) 📗

Порой его бросало в жар и по другой причине: он еще не представил ни одного разгаданного сновидения. Его руководители могли счесть его или полной бездарностью, или трусливым перестраховщиком. Но что же делали другие, заполнявшие у него на глазах своими толкованиями страницу за страницей? О господи, как им удается казаться такими спокойными?

На самом деле каждый толкователь имел право достать из своей папки и отложить в сторону сновидения, которые казались не поддающимися разгадке, они впоследствии передавались для толкования особистам — интерпретаторам особо сложных сновидений, подлинным мастерам Интерпретации, но ведь нельзя же было переложить в папку «особо сложной интерпретации» большинство сновидений из рядового дела.

Марк-Алем потер виски, словно разгоняя застоявшуюся, как ему казалось, кровь. В голове у него десятками роились символы: покрытая гнилостными пятнами змея, обвивающая колонну, дым, хромая невеста, снег. Они сплетались в его голове и неслись в страстном танце. Вытесняли из нее привычные образы окружающего мира, пытаясь заменить их своими безумными и бессмысленными движениями. Ну, будь что будет, растолкую как-нибудь вот это, сказал он, положив перед собой один из листков. Ну, вперед, в добрый час! Это был сон ученика столичной религиозной школы: два человека нашли старую, свалившуюся на землю радугу. Они с трудом подняли ее, поставили, стряхнули с нее пыль, один из них принялся заново ее красить, но небесная дуга никак не оживала. Затем эти двое бросили ее и убежали.

Хм, задумался Марк-Алем, сжимая перо в руках. Он собрался уже начать писать, но вся храбрость его испарилась. Тогда он сделал так. Не думая долго или, если выразиться точнее, решив без лишних раздумий подогнать к написанному первое пришедшее на ум толкование, он написал под сновидением: предвещает… Он оторвал перо от бумаги. Предвещает… Предвещает… О господи, что может предвещать эта чушь, чуть не закричал он в голос. Да это же просто бессмыслица, бред сумасшедшего. Он зачеркнул «предвещает…» и яростно кинул листок в кучу сновидений, не поддающихся толкованию. Нет, пусть уж лучше меня выгонят с работы как можно раньше, чем я поддамся этому безумию. Он подпер голову руками и сидел так, прикрыв глаза.

— Марк-Алем, что с тобой? — услышал он вскоре тонкий голос уполномоченного по залу. — У тебя голова болит?

— Да, немного.

— Ничего страшного, вначале со всеми так бывает. Помощь какая-то нужна?

— Спасибо! Я чуть погодя сам к вам подойду, чтобы вы помогли мне кое-что разъяснить.

— А, вот оно что? Очень хорошо. Я все эти дни ждал.

— Не хотелось вас беспокоить раньше времени.

— О, об этом даже и не думай. Это мой долг — помогать тебе.

— Через час, — сказал Марк-Алем, — я непременно кое-что принесу.

Контролер с улыбкой отошел.

— Жду, — сказал он.

Теперь больше откладывать нельзя, подумал Марк-Алем. Теперь, хочешь не хочешь, буду толковать и я, как и все остальные, с наигранной бодростью он подошел к столу со словарями. Он обратил внимание, что большинство сотрудников часто вставали из-за столов, чтобы свериться со словарями. Он поискал в них некоторые встреченные им странные выражения: «узревши внутрилунно» или «внешнелунно» — и не нашел никакого внятного объяснения. Это были древние выражения, смысл которых наверняка сильно изменился по прошествии веков. Точно так же он не смог найти и название цветка, упомянутого как «цветок кукушки». Он сделал пометку на отдельном листке, чтобы спросить уполномоченного, затем какое-то время бился, пытаясь извлечь хоть какой-нибудь смысл из двух сновидений, присланных с берегов Азовского моря. Были там человечек с молельней в руках, две черепахи — мужского и женского пола, гулявшие вместе, подобно мужу и жене тихим воскресным днем. Не отчаивайся, подбадривал он себя, когда не смог справиться и с ними. Другое после них показалось ему более легким. Давай, сказал он себе, будь что будет, и поискал листок с другим сновидением, тем, где толпа одетых в черное мужчин перебиралась через борозду, а потом брела по снежному полю. Смысл сновидения внезапно стал ему совершенно ясен: группа чиновников после совершения некоего вредительского акта против государства преодолевает наконец препятствия и бредет по покрытому снегом полю, что символизирует свержение правительства.

Он быстро записал это толкование и, не успев закончить последнюю фразу, воскликнул про себя: да это же фактически государственное преступление. Он перечитал еще раз толкование и увидел, что на самом деле так и получается; нечто вроде вражеского заговора. А ведь ему дали дело о повседневной жизни и мелкой порче. От отчаяния у него ослабели руки, и он положил перо. Вот и опять, едва ему показалось, что он сумел что-то сделать, как потерпел поражение. Но погоди-ка, сказал он себе. Может, все не так и безнадежно. В конце концов, от порчи один шаг до антигосударственной деятельности, если речь идет о чиновниках. И кроме того, ах, какой же он дурак, что не подумал об этом сразу, ну да, ведь сортировка сновидений по разным категориям проводится лишь приблизительно, и никто никогда не говорил, что в папке о повседневной жизни не обнаружатся сновидения о важных государственных делах. Более того, им не раз говорили, что особенно почетна работа сотрудника Табира, смело отыскивающего важные предзнаменования даже там, где, казалось бы, нет ничего, кроме самых банальных примет. Да, да, он отлично помнил это руководящее указание. Рассказывали даже, что подобно тому, как невзрачные девушки часто оказывались в конце концов в гаремах визирей, так и немало главных снов вышло из самых обычных папок.

Марк-Алем почувствовал, что немного оживает. Пока пыл у него не остыл, он взял одно за другим четыре сновидения, прочитанных уже несколько раз до этого, и тут же написал под ними толкования. Он остался доволен собой и собирался уже достать листок с пятым сновидением, когда нечто необъяснимое толкнуло его найти среди листков первое сновидение и перечитать толкование, написанное под ним. Его снова охватило сомнение. Не ошибся ли я, а вдруг все совсем не так, повторял он про себя. Через некоторое время он решил, что толкование наверняка было ошибочным. На лбу у него выступил холодный пот, и совершенно потухшим взглядом он уставился на те самые строчки, которые его собственная рука так бойко вывела совсем недавно и которые теперь казались ему чужими и враждебными. Что же делать? Он уже сказал было, да пошло оно все к черту, кто обратит на него внимание среди десятков тысяч других сновидений, обрабатываемых здесь, и хотел оставить все как есть, но в последний момент рука у него вновь замерла. А вдруг кто-нибудь выявит ошибку? Тем более что сновидение направлено против государственных деятелей. Кроме того, оно могло дойти до официальных кругов и, что самое скверное, кто угодно мог решить, что обвиняют его лично или его окружение. Стали бы копать, кто выдал такое толкование, и, все выяснив, сказали бы: ты только посмотри, к нам, оказывается, устроился в Табир-Сарай некий Марк-Алем, неоперившийся птенец, который в первом же истолкованном им сне захотел бросить грязь в высоких сановников. Будьте осторожнее с этой змеей.

Марк-Алем поднял листок со стола так поспешно, словно боялся, что кто-нибудь увидит написанное им. Нужно было что-то предпринять, чтобы исправить это безумие, пока не поздно. Но что можно сделать? Сначала ему пришла в голову мысль уничтожить это сновидение вообще, но он сразу вспомнил, что на обложке папки каждого дела указывалось количество сновидений. Не хватало еще отправиться в тюрьму в качестве злоумышленника. Не то, подумал он, не то. Не то нужно делать. Ах, если бы он так не спешил и не схватился за перо как сумасшедший, то мог бы дать теперь совсем другое толкование этому сновидению. Его же обуяла какая-то дьявольская поспешность, заставившая лихорадочно замарать эту страничку, себе на беду. И теперь все чертовски усложнилось. Ну-ка, погоди, сказал он себе, не сводя глаз с собственной записи, казавшейся ему просто ненавистной, постой-ка, а может, не все еще пропало. Он бегло проглядел текст и вновь подумал, что не все потеряно. Перечитав листок в третий раз, удивился, как ему сразу это в голову не пришло. Он почувствовал неожиданное облегчение — сначала отпустило виски, прокатилось волной по горлу, прямо в легкие. В конце концов, исправления в тексте — это самое обычное дело. Он так все сделает, что и понять ничего будет нельзя. Это будет выглядеть как обычная правка предложения, в самом крайнем случае чисто стилистический вопрос. Достаточно добавить другой глагол. Он перечитал в который раз фразу «группа сановников, осуществив враждебные действия по отношению к государству…» и наконец дрожащей рукой перед словом «осуществив» добавил слово «помешав», а само слово исправил на «осуществить». Фраза приобрела абсолютно противоположное значение: «группа сановников, помешав осуществить враждебные действия по отношению к государству…» Марк-Алем перечитал ее раз, другой, и теперь, похоже, все было в полном порядке. Исправления не слишком бросались в глаза. А если кто-то их и заметит, то примет за обычную описку, немедленно исправленную после первого же прочтения. Марк-Алем вздохнул с облегчением. Вот и это дело в конце концов закончено. (Марк-Алем, осуществив антигосударственное деяние…) Он в ужасе оглянулся. А вдруг кто-то заметил? Бред, пробормотал он. Ближайший к нему сотрудник работал настолько далеко, что даже названия дела на обложке папки не смог бы разглядеть, не говоря уже о написанных им строчках. Как хорошо, что у меня такой убористый почерк, подумал он через некоторое время и снова вздохнул с облегчением. Теперь можно было немного отдохнуть после всех потрясений. Черт бы побрал эту работу.