Союз хищников - Шаттам Максим (электронная книга TXT, FB2) 📗
Внезапно с дальнего конца комнаты от входа раздался низкий голос, поразительно спокойный и уверенный:
– Это не единение, а координация.
Массивная фигура. Руки скрещены на мускулистой груди.
Бритая наголо голова.
Пронзительный взгляд быстрых серых глаз. Такой, что проникает в разум, считывает мысли и видит собеседника насквозь.
Алексис сразу узнал его.
Это был Ришар Микелис.
10
В его взгляде читались все заповеди мира, все убеждения и еще какая-то первобытная сила, как будто он напрямую задействует рептильный мозг. Радужки глаз у него были такие светлые, что временами казались белыми; они завораживали, тревожили, контрастируя со зрачками такой глубокой черноты, что свет тонул в них, как в двух бездонных колодцах, ведущих прямо в потемки человеческой души.
Ришар Микелис внимательно оглядел всех присутствующих одного за другим. Некоторые не выдерживали пристального взгляда и внезапно начинали рассматривать носки своих ботинок.
Потом криминолог распрямился. Под одеждой обозначились мускулы, и он весомой походкой пересек комнату: каждый его шаг надежно впечатывался в линолеум, чтобы не дать упасть такой громадине.
Микелис встал перед полковником Априканом и протянул ему руку. Последний, немного растерявшись от такого театрального появления, помедлил секунду, прежде чем ответить рукопожатием. Затем Микелис остановился перед Алексисом. Два серебряных круга, казалось, светились изнутри и смотрели с такой силой, что молодой жандарм на мгновение подумал, что они выжгут на нем тавро, как раскаленное железо.
В этих глазах Алексис не мог ничего прочесть, не мог понять даже, чем они горят – гневом или азартом.
– Они не поклоняются какому-нибудь божеству насилия, если вы это имеете в виду, – сказал Микелис, обращаясь к аудитории. – Я так не думаю. Они общаются. Принадлежат к одному клану. Согласно заключениям судебно-медицинской экспертизы, эти *е-образные раны в момент нанесения не кровоточили или кровоточили очень слабо, что является признаком того, что сердце в тот момент уже перестало биться. Следовательно, это посмертные увечья. Относительно чистые. В обоих случаях. И первый убийца, и второй ставят свою подпись в самом конце. Когда все закончено, когда спадает адреналин, когда фантазия реализована. Эта подпись не является частью их личной схемы, это добавочная деталь. Они соглашаются ее ввести потом, так же как, например, стереть свои отпечатки пальцев. Она не встроена в их желание, в их фантазии. Это своего рода обязательство, которое на них наложено.
Априкан повернулся к Алексису.
– А он ведь вроде бы не знаком с досье, – сказал полковник тихо.
Молодой жандарм пожал плечами, не вдаваясь в объяснения.
Микелис приблизился к стене с фотографиями жертв. Он указал на несколько кадров, где были видны изуродованные тела.
– Причем каждый раз тело найдено в совершенно определенном положении, – продолжил криминолог. – Символ *e словно выставлен напоказ. То он на спине у жертвы, то на ягодицах, но систематически это чуть ли не первое, что бросается в глаза.
Магали – одна из немногих, на кого не произвело впечатления вторжение Микелиса, – вставила реплику:
– Что-то я не просекаю. Если это добавочная деталь, то почему они ее выставляют напоказ? Как товарный знак, чтобы мы их ценили, что ли? Гордость за свою работу?
– Обычно, когда убийца хочет, чтобы им восхищались, он создает максимум элементов, которые на это работают. Общается с прессой, выходит на родственников жертвы или полицию, устраивает настоящую инсценировку с трупами. Здесь они этого не делают. Ни тот, ни другой. Они оставляют мертвых в ужасном виде, но не придают им никакой позы. Просто вырезают этот символ на теле в самом конце и сматываются.
– Я все равно не понимаю, зачем тогда оставлять символ на самом виду?
– Это не для нас. А просто потому, что перед уходом им нужно как-то это использовать. Чуть отступить, чтобы получить общий план. И это *е должно быть хорошо видно.
– И какова ваша гипотеза?
– Они фотографируют. Смотрите.
Микелис указал на даты смерти пяти женщин.
– Фантом – самый хладнокровный из двух убийц, он проникает к жертвам домой. Это человек, который любит рисковать, он уверен в себе до такой степени, что без колебаний проникает в дом к намеченной жертве. Он настолько убежден в своем превосходстве, что приходит к ним домой, на их территорию, где действовать труднее всего. Будьте уверены, у этого человека очень высокая самооценка. Он очень дотошен, возможно, маниакально аккуратен в своей повседневной жизни. Он любит планировать. Все проверять. Контролировать. Вряд ли он что-то имеет конкретно против этих женщин, они для него не более, чем инструмент наслаждения. Он полностью их овеществляет.
Микелис протянул руку и указал крупным пальцем на фотографию молодой рыжеволосой женщины, а затем на другой снимок с грудой вспоротой плоти и крови.
– Зверь – человек импульсивный. Он чувствует, как на него накатывает, готовится, но, когда уже не может сдерживаться, теряет контроль. Он атакует, как разъяренный хищник. Он весь – в тотальном разрушении, в ненависти к этим женщинам, к человечеству. Зверь вряд ли занимается долгой подготовкой и прикидками, он весь в действии. Он нападает на одиноких, молодых, слабых женщин. Это легкая добыча. Он недостаточно уверен в себе, чтобы выбрать что-то потруднее. Он нерешительный человек. Как видите, профиль у этих двух мужчин совершенно разный. И все же оба в финале вырезают один и тот же загадочный символ на телах своих жертв. Это послание, обращенное друг к другу. Я думаю, когда на месте им уже нечего делать, перед уходом они фотографируют. Увековечивают сцену и посылают снимок с условным знаком, как бы подначивая друг друга. Вот почему мы находим этот знак на самом видном месте.
Над собравшимися повисла полная тишина. В зале был едва слышен далекий шум транспорта. Все не сводили глаз с харизматичного человека с таким необычным, тревожным взглядом.
Микелис указал пальцем на даты каждого преступления:
– Фантом открыл счет 24 июня, убив Клер Нури. Зверю потребовалось больше времени, чтобы решиться, но 16 июля он тоже перешел к действию. 6 августа следует ответный ход Фантома. Зверь снова вступает в игру 22 августа. Они играют в пинг-понг. Они отвечают друг другу.
– За исключением того, что Зверь делает новый ход 14 сентября, убивая Армель Кале, – вставил Алексис.
В его голосе звучал легкий вызов. Как бы обида человека, на чью территорию вторгся чужой.
Микелис ответил без всякой агрессии, с той же свойственной ему уверенностью:
– Либо за это время Фантом совершил еще одно убийство, которое вы не обнаружили, либо Зверь увлекся игрой и пытается опередить соперника. Как ученик, решивший поскорее превзойти своего учителя, освободиться от него.
На сей раз криминолог посмотрел прямо в глаза Алексиса, и едва заметная ухмылка тронула уголки его губ.
– Как бы то ни было, – продолжил он, – Фантом не замедлит с ответом, если уже не ответил. У них короткий цикл, убивают чуть ли не каждый месяц, так что скоро хмель ударит им в голову.
– Это хорошо для нас, – заявил Сеньон, только что вошедший в комнату. – Чем сильнее хмель от агрессии, тем больше ошибок они совершат. Мы их прижмем.
Микелис невозмутимо подождал, пока чернокожий великан сядет на место.
– Возможно, – признал он. – Но это означает увеличение числа жертв. Вы готовы к этому? Ждать, пока других женщин постигнет та же участь? Вашу сестру? Вашу жену? Может, вашу дочь?
Сеньон нахмурился, скрестив руки на груди. Он повернулся к Алексису и кивком спросил, что это за тип.
Полковник Априкан глубоко вздохнул и указал на Микелиса. Его тон, суховатый, неторопливый, вполне соответствовал его внешности.
– Вы наверняка узнали криминолога Ришара Микелиса, – сказал он. – Алексис обратился ко мне с просьбой подключить его к расследованию, учитывая его уникальные навыки и опыт, а также сложный и деликатный характер данного дела, и я согласился. Спасибо, что все же изволили прийти к нам на помощь, профессор.
