КГБ в смокинге-2: Женщина из отеля «Мэриотт» Книга 2 - Мальцева Валентина (читать бесплатно книги без сокращений .txt) 📗
— Я могу вам чем-нибудь помочь?
— Нет, Ингрид. Боюсь, что нет.
— Зачем же вы назначили эту встречу?
— Я не знаю…
— Хотите, чтобы я ответила за вас?
— Очень хочу, — Мишин улыбнулся. — И именно поэтому сделаю все, чтобы вы этого не сделали.
— Вы всегда решаете за других?
— Я одинок, Ингрид, — тихо произнес Мишин. — Неужели вы этого не видите? У меня просто нет опыта принятия коллективных решений. Я как-то всегда очень плохо уживался с другими индивидуумами.
— К сожалению, я тоже, — вздохнула Ингрид и неожиданно улыбнулась.
— Мы с вами просто сотканы из сплошных недостатков, вы не находите?
— А вы позволите мне принять решение за вас?
— Вы же понимаете, что я позволю вам все, что вы захотите, — негромко ответил Мишин и закурил.
— Тогда поехали! — Ингрид резко встала и потянулась за плащом.
— Куда поехали?
— Разве такие вопросы задают одиноким женщинам?..
Мишин лежал с открытыми глазами, закинув руки за голову и стараясь свести до минимума число вдохов и выдохов, чтобы не разбудить Ингрид. Она заснула только к утру, уткнувшись носом в выемку на его плече, и теперь негромко, по-детски причмокивала во сне, словно от чего-то открещивалась.
«Ты хотел этого, — мысли Витяни текли неторопливо, в ритм ночной капели за окном. — И ты это получил. Но что ты будешь теперь с ЭТИМ делать? На войну не идут с обозами — их оставляют там, за линией фронта, чтобы они не связывали ритм твоего движения, твою свободу, твою способность мыслить и реагировать… Тихо встань, Мишин. Так тихо, как это умеешь делать только ты. Так тихо, будто от малейшего шороха, который ты издашь неосторожным движением, сработает сигнализация на объекте, куда ты стремишься проникнуть. Осторожно, будто это мина с неизвестной конструкцией взрывателя, положи на подушку эту прекрасную голову с копной блестящих черных волос. Укрой одеялом эти хрупкие плечи с тонкими коромыслами ключиц, — ей не должно быть холодно, она этого не заслужила, черт побери! Потом неслышно оденься и исчезни из этой уютной квартиры, из этого холодного города, из этой совершенно чужой тебе страны. Навсегда исчезни! Помнишь, как в той песне Клячкина, которую ты хором распевал шестнадцатилетним мальчишкой-несмышленышем: «Навсегда покинь этот дом, адрес позабудь, позабудь…» Не забывай, Мишин, чему тебя учили: никогда не оглядывайся назад. Действуй! За твоей спиной ничего нет, все, что есть, — только впереди. Все только впереди — проблема, цель, решение… Не ввязывай ее в свою жизнь, в свои игры, оставь эту женщину с ее бытом, интуицией, проблемами и страхами, она заслужила право прожить собственную жизнь так, как ей было предначертано… Утром она проснется, все поймет, возможно, простит, а может быть, будет тебе даже благодарна. Она ведь тонко чувствует беду и, скорее всего, поймет, что своим уходом ты просто хотел отвести эту надвигающуюся, как рыхлая, мрачная туча, беду подальше от дома, в который тебя занесла судьба, одиночество и любовь…»
— Почему ты не спишь? — голос Ингрид звучал с едва заметной хрипотцой. Так обычно разговаривают со сна.
— А ты почему не спишь?
— В знак солидарности.
— Начало шестого, Ингрид! — Мишин осторожно переложил ее голову на подушку и с хрустом потянулся. — Слишком рано для проявления классовой сознательности. Тебе надо хоть немного поспать.
— Зачем? Тебе будет удобнее уйти, пока я сплю?
— О чем ты говоришь? — вскинул брови Витяня.
— Никогда не лги женщинам, Виктор, — пробормотала Ингрид и притянула к груди его растрепанную со сна голову. — Гизелла учила меня, что ложь мужчины сродни тупым ножницам: отрезать чувства не может, а боль причиняет неимоверную.
— Твоя Гизелла была философом, — усмехнулся Витяня, чувствуя, что невольно краснеет.
— Вовсе нет, милый. Просто она трижды была замужем.
— Подвиг, достойный уважения…
— Когда ты исчезнешь, Виктор? — Ингрид приподнялась на локте и пристально вгляделась в его лицо. — Завтра?
— Сегодня. Сейчас…
— Надолго?
— Я не знаю… — Мишин нащупал на полу пачку «Житан», вытянул сигарету и, зажав ее в уголке рта, щелкнул зажигалкой.
— Ты вернешься?
— Если это будет зависеть только от меня — вернусь.
— А ты не можешь сделать так, чтобы это зависело только от тебя? И больше ни от кого?
— Я не Иисус Христос.
— Не скромничай, дорогой! — пробормотала Ингрид, прижимаясь к нему всем телом. — Ты не уступаешь ему ни в красоте, ни в силе. Правда, я не уверена, способен ли ты накормить пятью хлебами род человеческий, но дать ощущение счастья и спокойствия одинокой женщине тебе вполне по силам, дорогой. Разве ты не видишь, милый: я готова закрыть глаза на все твои недостатки. И даже согласна считать эти уродливые, по-видимому, совсем недавно затянувшиеся дыры на твоей груди и животе очаровательными родинками…
— Родинки приносят счастье, — пробормотал Мишин.
— Это и есть счастье, что с такими родинками ты все еще жив.
— А как насчет головы, Ингрид? Ее ты оставляешь без оценки?
— Любая голова хороша, если в ней есть цель. А она у тебя есть, Виктор.
— Цель — это ты, Ингрид?
— Не я?
— Ты.
— Я ни о чем тебя не спрашиваю, дорогой… — Она говорила шепотом, прижавшись губами к его уху. — Я ничего не хочу знать. Меня не интересует, кто ты, чем ты занимаешься, куда едешь и с кем проведешь завтрашнюю ночь. Мне вообще не нужны никакие слова. Только одно — вот это ощущение веры в тебя. Можешь считать меня самонадеянной дурой или даже психопаткой с претензиями, но никто не переубедит меня в том, что ты любишь меня, что для тебя это совершенно новое чувство, что ты даже не знаешь, что с ним делать… Но это твое чувство, оно не с чужого плеча, оно идет изнутри, помимо твоей воли… Ты будешь бороться с ним, лгать самому себе, ты зажмешь в кулак свой характер, все свои представления о мужском начале, но все бессмысленно, милый, ибо это чувство победит тебя в конце концов, и это станет единственным твоим поражением в жизни, которому ты будешь рад, вспоминая которое ты будешь ликовать…
— Зачем ты мне это говоришь, Ингрид?
— Чтобы ты помнил об этом! Всегда!.. — Она приподнялась на локтях и нависла над его головой. Рассыпавшиеся длинные волосы упали на лицо Мишина и как бы соединили их головы в одно целое. — Чтобы ты знал каждый день, каждую минуту: мне плохо без тебя. Ты еще здесь, я еще могу дотронуться до тебя, ощутить твое тело, твои руки, а мне уже скверно на душе, мне хочется выть от тоски: я чувствую, как утекает время, оставшееся до твоего ухода, я, даже не слыша, ощущаю малейшее движение стрелок часов. Я знаю, что страшно не только мне, но и тебе тоже. Не уходи, Виктор! Пожалуйста… Уйдешь потом — через неделю, через месяц. Но только не сейчас…
— Я не могу, Ингрид! — Мишин осторожно взял в ладони ее узкое, прохладное лицо и легонько коснулся губами ее глаз. — Я действительно не могу, верь мне…
— Ты кому-то что-то должен?
— Да.
— Деньги?
— Нет.
— Но ведь это не женщина, верно?
— Нет, это не женщина.
— Значит, дело?
— Работа.
— Кто ты, Виктор?.. — Перегнувшись через него, Ингрид вытащила из валявшейся на полу пачки сигарету и впервые с момента их встречи закурила. — Грабитель? Игрок? Торговец наркотиками? Брачный аферист? Шпион?.. — Она поперхнулась дымом и с отвращением швыркула сигарету в пепельницу. — Кто, черт бы тебя побрал, человек по имени Виктор?!
— Допустим, один из тех, кого ты сейчас перечислила… — Витяня притушил большим пальцем тлеющую в пепельнице сигарету и повернулся к Ингрид. — Это что- то изменит в твоем отношении ко мне?
— Зачем ты спрашиваешь? Ты же знаешь, что это ничего не изменит!
— Тогда зачем спрашиваешь ты?
— Чтобы удержать тебя подольше, как ты не понимаешь?! Чтобы защитить тебя, глупый мужчина! Или спрятать так, чтобы никто тебя не нашел…
— Я не привык прятаться, — негромко произнес Мишин. — И не люблю бояться. Это не поза, Ингрид, и не амбиции. Я сделал в жизни немало глупостей, Ингрид, но ни о чем не жалею. И не потому, что считаю все сделанное чем-то полезным или необходимым. Просто меня так и не научили оглядываться назад. И верь мне, Ингрид, я бы вновь повторил весь этот путь, если бы наверняка знал, что в самом конце его вновь появишься ты.
