«И ныне прекословит моя речь;
тяжела Его рука над стоном моим!
О, если бы мог я найти Его,
мог перед престолом Его стать!
Я изложил бы перед Ним дело мое
и доводами наполнил мои уста;
хотел бы я знать, что Он скажет мне,
изведать, что Он ответит мне!
В полноте ли мощи Он вел бы спор?
О нет! Только б Он призрел на меня!
Тогда правый возмог бы судиться с Ним;
получил бы я свободу навек.
Вот, к востоку иду, и нет Его;
к западу — не примечаю Его;
на севере ль Он действует — не вижу Его;
таится ли на юге — не могу усмотреть!
Он же ведает мой путь;
пусть, как злато, плавит меня — я чист!
Стопа моя держалась его стези,
путь Его соблюл я, не отклонясь,
от заповеди уст Его не отступил,
в груди моей сокрыл Его слова.
Но Он решил — кто Его отклонит?
Он делает, как хочет Его душа.
Так, Он исполнит Свой приговор;
и мало ли что еще у Него на уме!
Поэтому боюсь я лика Его;
как поразмыслю, страшно мне!
Да, расслабил сердце мое Бог,
и Крепкий ужасом поразил меня;
ибо я поглощен этой мглой,
и мрак покрывает мое лицо!
Зачем Крепким не назначены сроки суда
и ведающие Его не видят дней Его?
Злые люди сдвигают межи,
угоняют скот и пасут у себя;
у сирот уводят осла,
у вдовы отнимают вола в залог;
сталкивают с дороги бедняка,
должны скрываться все страдальцы земли!
Вот, как онагры, они в пустошь идут,
в степи ищут себе и детям корм;
не на своем поле жнут они,
собирают у злого виноград.
Нагими, без покрова ночуют они,
и нет им одежды в холода;
под дождями мокнут они в горах,
к скале прижимаются, ища приют.
От сосцов отторгнут сирота,
и с нищего злые берут залог.
Бедные ходят в наготе,
голодая, носят снопы;
выжимают масло в затворе стен,
жаждут, точа из гроздий сок.
Из города стоны людей слышны,
и души убиваемых на помощь зовут;
и этого не прекратит Бог!
Враги света между ними есть;
путей Его не знают они,
не ходят по стезям Его.
В утренних сумерках убийца встает,
умерщвляет убогого и бедняка;
а в ночи он выходит на воровство.
И око прелюбодея ждет темноты;
он мыслит: «Пусть не видят меня глаза!» —
и завешивает свое лицо.
Во мраке прорывают они подкоп,
а днем запираются у себя,
и вовсе неведом им свет;
ибо утро для них — хуже тьмы,
но милы им ужасы кромешной тьмы!
Легок он на лице вод!
Про?клята земля надела их,
и будет невозделан виноградник их.
Как вешние воды сякнут в песках,
грешники преисподней поглощены!
Лоно матери пусть забудет его!
Пусть пожирает его червь!
Пусть исчезнет память о нем!
Пусть, как древо, сломится злодей —
кто неплодную, бесчадную гнетет,
кто не делает добра вдове!
Кто и сильных объемлет мощью Своей,
пред Кем никто не спокоен за свою жизнь, —
хранит их, опору подает им,
и очи Его видят их пути.
Поднялись высоко — и вот их нет!
Никнут и умирают, как и все,
словно колосья, что пожаты серпом.
Не так ли? Кто во лжи меня обличит
и обратит в ничто мою речь?»
«Как, однако, слабому ты помог,
поддержал руку, что изнемогла!
Как вразумил немудрого ты,
как изобильно явил ум!
С чьею помощью ты вещал,
и чье дыханье веет в тебе?
Рефаимов [980]схватила дрожь,
трепещет пучина и живущие в ней;
перед Ним преисподняя обнажена,
и Аввадону [981]покрова нет!
Простирающий север над пустотой,
подвесивший землю ни на чем,
заключает Он воду в тучи Свои —
и не разрываются облака!
Закрывающий лицо престола Своего,
ставящий пред ним облака Свои,
Он проводит черту поверх пучин
до границы света и тьмы!
Сотрясаются устои небес,
чуют ужас от Его грозы!
Он подвиг пучину мощью Своей,
растерзал Рахав мыслью Своей!
Его дыханье небеса яснит,
и Змия сражает Его рука! [982]
Вот, все это — лишь край Его путей;
дошел ли до нас шепот о Нем?
А гром Его мощи для кого постижим?»