Губительница душ - фон Захер-Мазох Леопольд (читать книги без регистрации TXT) 📗
Ответом на эти слова было предсмертное хрипение, и несколько минут спустя госпожа Замаки скончалась. Эмма встала на колени возле кровати и начала громко молиться.
— Господи! — взывала она. — Сжалься над этой грешницей, отпусти ей прегрешения и помилуй всех нас, рабов Твоих!
Потом она вышла в сад для того, чтобы зарыть в землю пузырек и рюмку и на обратном пути повстречалась с Сергичем.
— Ну что? — спросил он. — Она уже умерла?
— Да, — отвечала Эмма, — но не добровольно, она долго боролась со мной.
— Милосердый Господь примет ее смерть как искупительную жертву за ее грехи.
— Теперь мне можно будет уехать отсюда?
— Нет, вы останетесь при покойнице до моего возвращения.
Купец ушел, а Эмма, вернувшись в дом, заперла спальню на ключ, положила его в карман, прилегла на диване в гостиной и заснула крепким сном, с невинной, ангельской улыбкой на устах. Утром ее разбудил Сергич, приехавший получать наследство в качестве попечителя братства. Вслед за ним внесли гроб. Прислуга была удалена от покойницы под благовидным предлогом, что зараза может распространиться; Эмма своими руками уложила умершую в гроб и его тут же наглухо заколотили. Местные власти за деньги выдали разрешение похоронить госпожу Замаки в тот же день ввиду заразного свойства болезни, от которой она умерла.
— Сегодня вы еще не уедете отсюда, милая барышня, — возвратясь с похорон, сказал купец своей сообщнице. — У вас будет дело здесь поблизости, быть может, даже нынешней ночью.
— Какое дело?
— Вы знаете студента, который ухаживает за еврейкой, его зовут Пиктурно. Возлюбленная назначила ему свидание в шинке, на киевской дороге. Этот дом и все имение покойницы принадлежат теперь нам, прошу вас распоряжаться здесь в качестве хозяйки. Я велю прислуге исполнять все ваши приказания.
— Но не могу же я в этом костюме ехать в шинок.
— Не снимайте этого платья, пока вы здесь, а в шинке вы найдете другое, об этом мы уже позаботились. Теперь прощайте. Да благословит вас Бог. Наш апостол будет вами очень доволен.
Долго ходила Эмма взад и вперед по пустым, мрачным комнатам. Изредка до слуха ее доносились из кухни звуки заунывной песни. К вечеру на дворе поднялась страшная метель. Тревожное, в высшей степени неприятное чувство овладело молодой девушкой: она вздрагивала при малейшем шорохе, ей беспрестанно чудились стоны и хрипение умирающей. Наконец она не выдержала этой пытки, позвала кучера и велела ему оседлать лошадь.
«Что за причина, — подумал старик, — больничная сиделка вздумала кататься верхом, да еще в такую непогоду», — но, тем не менее, исполнил данное ему приказание. Застоявшаяся в конюшне молодая горячая лошадь испугалась скрипа отворяемых ворот и с места галопом помчала бесстрашную наездницу в темный сосновый бор.
Ветер бушевал с необыкновенною силой, снег валил хлопьями, но Эмма не обращала на это внимания — она продолжала свой путь по незнакомым тропинкам и вскоре выехала на большую дорогу. Между тем, метель утихла, на небе ярко засверкали звезды. Но тут новая, неожиданная опасность заставила ее содрогнуться: вдали показалась стая волков. Один из них перепрыгнул через овраг, и она почувствовала, как под ней затрепетала лошадь. Но Эмма не растерялась: она выхватила револьвер, выстрелила в хищника и бешеным галопом помчалась вперед по дороге.
Волки погналась за ней, оглашая воздух хриплым воем. Но вдали, за обнаженными тополями, уже виднелась усадьба села Машкова, и вскоре Эмма благополучно добралась домой. Соскочив на землю, она потрепала лошадь по шее и передала ее старику кучеру.
Войдя в комнату, она сбросила с себя промокшую шубу, с наслаждением вытянулась на диване и задремала. Легкий стук в окно разбудил ее.
— Кто там? — спросила она, поспешно отворив форточку.
— Это я, милая барышня.
На дворе стояла молодая еврейка с отвратительной лукавой улыбкой на губах.
— Я приехала за вами, — прибавила она, — одевайтесь поскорее: моя повозка стоит на улице, я не войду к вам в дом.
XVI. Спасенная душа
Ночь была темной, несмотря на то, что все небо было усыпано звездами. С трудом подвигалась вперед обтянутая холстом повозка: колеса глубоко врезались в рыхлый снег, усталые лошади едва переставляли ноги.
— Не подозревает ли он чего-нибудь? — спросила Эмма у еврейки, продолжая начатый разговор.
— Куда ему! — возразила Рахиль. — Он ослеплен мною донельзя и, наверное, не вырвется из наших рук. Да и что могло бы возбудить его подозрение?
— А хотя бы то, что ты назначила ему свидание так далеко от Киева.
— Я сказала, что муж ревнует меня к нему, и это его успокоило.
Было уже довольно поздно, когда повозка подъехала к шинку, стоящему в нескольких шагах от большой дороги. Убогая, крытая соломой хижина была обнесена забором; на шесте перед дверью качался на веревочке пучок сухой травы — неизменная вывеска мелких кабаков. Вдали виднелась небольшая сосновая роща.
Еврейка привела Эмму в чисто прибранную комнату, где стоял сундук с приготовленным для нее платьем, зажгла свечи и попросила девушку переодеваться как можно скорее. Не прошло и двух минут, как на дворе послышался стук копыт, и вслед за тем Пиктурно вошел в шинок.
— Это он, — шепнула Рахиль, — мы будем сидеть в смежной комнате… В этой двери есть трещина, сквозь которую вам будет все видно и слышно, только не забудьте погасить свечу.
Эмма молча кивнула и начала заряжать револьвер.
Сестра милосердия превратилась в стройную, ловкую амазонку; она погасила свечку и припала к двери.
Рахиль, запрятав руки в карманы своей кацавейки, ходила взад и вперед по довольно грязной, бедно меблированной комнате, а Пиктурно, сидя верхом на стуле, не спускал с нее глаз.
— Не воображайте, что я влюблена в вас, — сказала еврейка, — поддавшись уговорам, я назначила вам свидание в этом шинке, но это ровно ничего не значит.
— Я полагал, что вы ко мне неравнодушны, — в замешательстве пробормотал Пиктурно.
— Неравнодушна? — повторила Рахиль. — Вы ошиблись.
— Если вы вызвали меня сюда для того, чтобы объявить об этом, то напрасно трудились… вы могли сделать это и в Киеве.
— Вы еще не знаете, с какой целью я приглашала вас приехать сюда.
— Перестаньте капризничать, Рахиль, — ласково проговорил студент и, встав со стула, попытался обнять свою возлюбленную, но она с гибкостью змеи выскользнула из его рук и закричала:
— Не троньте меня!
— Я вижу, мне придется сейчас же вернуться назад.
— Уезжайте! — и еврейка повернулась к нему спиною.
— Рахиль, за что вы сердитесь на меня?
Ответа не последовало. В ту же самую минуту кто-то постучался снаружи в окно, и еврейка поспешно отдернула занавеску.
— Что это значит? — спросил Пиктурно.
— Ничего, — садясь на диван, отвечала молодая женщина. — Подойдите ко мне.
Юноша охотно исполнил ее приказание и спросил, взяв ее за обе руки:
— Вы не будете больше капризничать?
— Быть может, это был не каприз, а только уловка для того, чтобы завлечь вас.
— Меня?! Да я давно уже нахожусь в вашей власти.
— Я не об этом… Для меня недостаточно того, что птичка попалась в силки, мне надо позаботиться о том, чтобы она не вырвалась из них, — и еврейка с быстротою мыши обхватила его руками и накинула ему петлю на шею.
— Что вы делаете? — воскликнул Пиктурно. — Вы хотите меня задушить!..
В комнату ворвались сообщники Рахили: Юрий, Табич и Джика, и прежде чем несчастный юноша успел опомниться, он был уже связан по рукам и ногам и лежал на полу с кляпом во рту. Он устремил на еврейку умоляющий взгляд, но та только презрительно пожала плечами. Затем студента засунули в мешок, привязали к седлу и увезли.
— Готовы ли вы, барышня? — спросила еврейка, отворяя дверь в смежную комнату.
— Готова.
— Вы видели, как ловко я все исполнила? Теперь настала ваша очередь.
— Вы увидите, как я исполняю возложенные на меня обязанности.
