Николай II в секретной переписке - Платонов Олег Анатольевич (мир книг TXT) 📗

Навеки всецело

Твоя.

Все 4 девочки крепко тебя целуют.

Ц. С. 19 мая 1916 г.

Любимый мой!

Бесконечно тебе благодарна за милые слова на открытке. Благослови тебя Господь, мое сокровище! Я ужасно скучаю без вас обоих, а потому рада бывать в лазарете, чтоб не сидеть дома. — Итак, вчера в лазарете была всенощная, длившаяся 1/2 часа, затем мы посидели и поболтали со всеми. Вечер провели спокойно за работой. Сегодня утром в 9 1/2 часа отправились в лазаретную церковь, а оттуда к нашим раненым. Видела Каракозова и Анушевича, а только что и Иедигарова, пригласила его к обеду, — он завтра уезжает и приехал только для того, чтоб нас повидать, такой милый человек, — все мы были смущены и молчаливы, встретившись лишь через 15 месяцев, — здесь это будет по-иному. После завтрака мы отправились на молебен и на чашку шоколада в лазарет моих улан. Там были все дамы, Баранов, Трубников, один или двое из старых улан, но ни одного из находящихся на действительной службе, они все в полку. Затем мы поехали в госпиталь Лианосова навестить Силаева — велели ему от твоего имени уехать на 2-3 недели в Севастополь, чтобы полечиться в Ром. Инст. Он хотел вернуться в полк, что было бы, как я ему и сказала, совершенным безумием, — а потому, согласно твоего приказа, он поедет через несколько дней. Это совершенно необходимо, по-моему.

Ночью был 1 градус мороза, — солнечно и холодно, — листья на дубах еще совсем крошечные, сирень и не думает распускаться. Тороплюсь отправить это письмо, иначе курьер не поспеет на поезд. Благословляю и горячо целую, мой нежный ангел. Твоя маленькая

Женушка.

Нежно прижимаю тебя к груди — с безграничной любовью.

19 мая 1916 г.

Моя родная душка!

Нежно благодарю тебя за твое дорогое письмо, которое было таким чудным сюрпризом! Слава Богу, что ты не чувствуешь себя утомленной после нашего путешествия! Сегодня погода вдруг сделалась холодной при ярком солнце. Мы оба прекрасно спали рядом. Вчера хорошо поиграли на песке. Да хранит Бог тебя и девочек! Нежно целую тебя, мое дорогое Солнышко, и их также. Навсегда твой

Ники.

Царское Село. 20 мая 1916 г.

Любимый мой!

Нежно благодарю тебя за дорогую открытку, которую получила, вернувшись из лазарета. Мне так хочется, чтоб в ставке было тепло, — здесь погода сегодня лучше.

Мне предстоит длинный доклад Ростовцева, затем жду Шведова, а потому боюсь, что у меня снова не останется времени для прогулки. Поставила за тебя свечку, мое сокровище, у Знамения. Иедигаров был очень мил, я продержала его целых 2 часа, и он рассказал нам массу интересного. Боже, как трудно и тяжело им приходится в эту страшную жару, несчастные лошади ужасно мучатся, и им совершенно не приходится отдыхать. Мы сегодня простились с ним в лазарете. Равтополо и Шах-Багов также были там, я сняла их всех; посылаю тебе три снимка, сделанных мною в апреле, когда вы оба были здесь. Так приятно быть с ними; там я меньше ощущаю свое одиночество, нежели здесь, в моих комнатах. Боткин провел у меня целый час и все еще не закончил доклада относительно лазаретов в Ливадии и Ялте, — завтра утром он его закончит. Трина завтракала с нами.

Как ты проводишь вечера? Постоянно за чтением, мой бедный малютка? Но Крошка должен быть тебе утешением и он, наверное, оживляет твое одиночество. К счастью, я вполне здорова, а потому могу больше выходить, эта прохладная погода бодрит меня. Милый, горячо любимый, осыпаю тебя нежными, страстными поцелуями. Бог да благословит и защитит тебя и да поможет тебе во всех твоих начинаниях!

Навеки всецело

Твоя.

Девочки все нежно тебя целуют. Они поехали кататься с Триной. Поклонись от меня Игорю: поговори с ним относительно его сестры Татьяны.

Ц. ставка. 20 мая 1916 г.

Моя горячо любимая женушка!

Благодарю тебя за твое дорогое письмо, написанное до твоего приезда в Царское, я его совершенно не надеялся так скоро получить. Ужасно было видеть, как ты уезжала с девочками — Бэби и я тотчас же вошли в наш поезд, и мы тронулись из Курска 10 минутами позднее вас. Я повел его в твое купе и дал ему понюхать твою подушку и оконную занавеску с правой стороны; он был чрезвычайно поражен, узнав запах твоих духов, и застенчиво заметил, что ему очень без тебя грустно. Тогда я поцеловал его и велел ему пойти поиграть в “Nain jaune”, обещав ему прогуляться с ним на следующей станции. Я был, конечно, занят своими противными бумагами. Только вечером после того, как он помолился, я мог начать новую книгу. Ночью было очень холодно, но, к счастью, к нашему приезду сюда погода прояснилась и стало тепло. Днем мы катались в автомобиле и нашли прекрасное место с мягким песком, где он с наслаждением играл! Вчера погода внезапно переменилась и стало холодно — 4 градуса ночью; но солнце нагрело воздух, и температура поднялась до 10 градусов в тени. Для нашей второй прогулки мы выбрали небольшую дорогу вдоль реки и остановились версты на три ниже нового большого моста. Там песок был такой же белый и мягкий, как на берегу моря. Бэби бегал там, восклицая: “Совсем как в Евпатории”, потому что было очень тепло. Федоров позволил ему бегать босиком, — он был, конечно, в восторге! Я прошелся вдоль реки до моста и обратно и думал все время о тебе и о нашей прогулке в первый день твоего приезда сюда. Сейчас это прямо кажется сном!

По вечерам я теперь довольно занят, так как меня желают видеть министры и другая публика. Мы обедаем в 8 ч., чтоб иметь больше времени после чая. Пока еще нет охоты обедать в палатке — вечера очень холодные.

Алексей ведет себя за столом гораздо лучше и смирно сидит рядом со мной. Он вносит столько света и оживления в мою здешнюю жизнь, но все же я стремлюсь и тоскую по твоей нежной любви и ласкам!

Разлука многому научает!

Когда так часто отсутствуешь, начинаешь ценить то, что проходит незамеченным или чего не чувствуешь так сильно, живя спокойно дома!

Теперь должен кончать, моя дорогая. Храни Бог тебя и дорогих девочек! Нежно вас всех целую. Очень тоскую по тебе.

Навсегдатвой

Ники.

Ц.С. 21 мая 1916 г.

Мой любимый, милый!

Осыпаю тебя поцелуями и бесконечно благодарю за драгоценное письмо. Да, милый, ты прав, говоря, что в разлуке вдвойне сознаешь, что недостаточно ценил проявления любви, которые принимались как нечто естественное и обычное, — сейчас каждая ласка доставляет особенное блаженство, и отсутствие их вызывает жгучую тоску по ним. Посылаю тебе и Бэби анютины глазки. Милый, не можешь ли ты передать прилагаемую бумагу Фредериксу? Бедная m-elle Петерсон не имеет решительно никаких средств к существованию — ее старая тетка завещала ей 50000, а это дает 2000 в год на квартиру, еду и одежду; если б она могла получать от тебя 2000 ежегодно, то, по словам Кати Озеровой [857], это было бы для нее сущим благодеянием. Не можешь ли ты это сделать, в виде исключения? Уж очень скверно они поступили, выслав ее, когда у нее нет ни гроша и нет пристанища, а жизнь сейчас так дорога!

Какие у тебя сведения относительно английского морского сражения — ужасно хотелось бы знать, был ли Джорджи также на “Новой Зеландии”, и какие английские корабли потоплены.

Поезда Марии и Бэби отправлены в Псков; Ольга говорит, что у нее сейчас много работы, снова много раненых. Как жаль, что у тебя опять такая масса дела!

Были в лазарете на операции. Зизи у нас завтракала, сейчас жду Мекка с докладом и потому должна кончать письмо. Благословляю и нежно целую, мой дорогой ангел.

Твоя.