Случайная женщина - Коу Джонатан (читаемые книги читать онлайн бесплатно полные .txt, .fb2) 📗
Девять месяцев она наслаждалась свободой, относительной, но все-таки свободой — жить в одном из величайших городов мира вдали от супруга. То были счастливые дни, насыщенные и яркие, солнечные большей частью, но с непременной тенью в том или ином углу; не прохладной, зовущей тенью, в которую прячешься от зноя, но предвестницей тьмы, сырой и зловонной, предвестницей возвращения в Англию к Мартину. К концу отпуска эта тень стала до такой степени густой и грозной, что Флоренция превратилась для Марии в город ужасов, и она решила сократить отдых. Уехала ранним утром, написав наспех записку Саре, и явилась домой почти на месяц раньше срока.
— Знаешь, Мария, — сказал Мартин в тот вечер, когда они поужинали и поболтали, прямо как настоящая счастливая супружеская пара, которая радуется встрече после долгой разлуки, — по-моему, Анджелу не стоит увольнять, пусть остается. Вот увидишь, она отличная помощница. Да и Эдвард к ней сильно привязался. И я без нее уже управиться не могу.
Теперь-то Мария поняла, что он имел в виду.
— Ты назвал ее «дорогая», — заметила она.
Мартин проигнорировал замечание или, возможно, не услышал, потому что прозвучало оно очень тихо.
— Ты ведь подтвердишь, не правда ли, солнце мое, — обратился он к няне, обнимая ее за талию, — что я был Марии нежнейшим и заботливейшим мужем. Ты расскажешь в суде, не так ли, любовь всей моей жизни, как она плохо обращалась с Эдвардом, как безнравственно манкировала своим материнским долгом и как не сумела выполнить обязательства по отношению к своему верному и преданному супругу. — Он обернулся к Марии: — Мы с Анджелой поженимся, разумеется. Вчера вечером я обсуждал это с викарием. И с медовым месяцем все устроено. Мы отправимся в чудесный короткий круиз по Средиземноморью. Билеты уже заказаны.
— А если… — начала Мария, но ей облегчили задачу.
— Нет ни единого шанса, дорогуша, абсолютно ни единого шанса, что я проиграю в суде. Я получу развод на основании полной и окончательной несостоятельности нашего брака. Если даже из соображений элементарных человеческих приличий я умолчу о твоей измене, мне не составит труда доказать факт безрассудного поведения с твоей стороны. Твоя неспособность удовлетворить меня сексуально — доказательство более чем достаточное. А ты подумала об унижении, о презрении к себе, которое я испытал, когда мне пришлось обратиться за плотскими радостями к прислуге, простой домработнице? Что касается опеки над Эдвардом, тут вопросов нет. Твоя никчемность как матери очевидна. Ты пыталась покончить с собой. Ты бросила сына на абсолютно незнакомого человека и отправилась шляться по Европе. Суд без колебаний отдаст ребенка на попечение отца и любимой няни.
После паузы Анджела спросила: — Будете биться?
Мария взглянула на мужа, поежилась и покачала головой. Кулаками после драки она никогда не размахивала.
7. При своих
Потерю сына Мария тяжело переживала, но свобода от Мартина не принесла ничего, кроме облегчения. Оказавшись на воле, Мария переехала в Лондон и поселилась у Сары, и в ее жизни начался один из лучших периодов. Боюсь, для читателя это чревато скукой. Такие периоды интереснее проживать, а не рассказывать о них, что обнаружила и сама Мария — позже она ни разу не вспомнила об этом отрезке жизни без зевка. В прошлом ее интерес вызывали лишь тяжелые испытания, однако месяцы, проведенные с Сарой, напоминали спокойное море — что может быть однообразнее? Буйства красок решительно не хватало. Я не преувеличу, сказав, что любой день в точности походил на другой, потому и расскажу об одном дне, выбранном не совсем наобум. Тот, который у меня на уме, приблизил конец идиллии и оказался полон событий, хотя и не бурных.
Мы найдем Марию в Риджент-парке. Она завела привычку в обеденный перерыв, когда работы было не слишком много, приходить в парк — немного передохнуть от шума и суеты офиса. Отыскав свободную скамейку в глухом уголке, она проводила там приблизительно час, размышляя, глядя вокруг, подремывая или подкармливая птиц. Для птиц она всегда приносила с собой бумажный пакет с засохшими крошками. В тот день она также прихватила пакет с сандвичами с яичной и салатной начинкой, купленными в кафе на Бейкер-стрит. Сандвичи оказались отвратительными. В конце концов Мария съела засохшие крошки, а сандвичи бросила птицам. Больше пернатые ей не докучали. Оставшись одна, Мария закрыла глаза и прислушалась к звукам вокруг. Иногда она удивлялась тому, как редко она прислушивается к миру, почти не замечая стука шагов, гудения машин, тембра голосов, шума ветра. Поэтому не так давно она решила обращать больше внимания на этот аспект бытия. К тому же посторонние звуки вытесняли из головы обрывки разговоров, реальных и воображаемых, и музыки, которую Мария помнила или придумала, а иначе эти обрывки преследовали бы ее день и ночь. Прошло немало времени с тех пор, как Мария слушала тишину, настоящую тишину, и пройдет немало времени, прежде чем она вновь ее услышит. Но шум Риджент-парка в обеденный перерыв ей даже нравился. День был зимний, солнечный, однако довольно холодный, и народу в парке набралось немного. Мария слушала, как двое мужчин разговаривают по-японски, плачет ребенок, женщина повторяет: «Ну, ну, тихо, тихо…» — очевидно, успокаивая плачущего, воркуют голодные голуби, кричат и смеются в отдалении дети. И все это на фоне городского гула — Лондон занимался своим делом.
Мария пребывала в хорошем настроении. Работа не приносила ей удовольствия, и она не стремилась вернуться поскорее в офис, но никаких серьезных причин ненавидеть службу, кроме скуки, у нее не находилось. Порою Мария с неизменным изумлением осознавала, что наконец-то она обрела такой образ жизни, какой ее вполне устраивает. Ей нравилось жить с Сарой. Она более или менее ладила с другой соседкой, Дороти. И даже Лондон начинал ей нравиться по тем самым причинам, по которым она должна была его возненавидеть, — за саднящую обезличенность, за анонимность, которую он предоставлял, за то, что она могла пройти его насквозь и не встретить на своем пути ни участия, ни внимания, ни опасности. Мария предпочитала отдаваться на милость городам, где жила, и сознавать, что она для них ничего не значит. Всю свою жизнь она, как ей теперь казалось, отдавалась на милость силам, которыми не могла управлять, так что, вероятно, сейчас она чувствовала себя уютнее. Однако не надо думать, что Мария отказывалась от всякой ответственности за свои поступки. Например, она понимала, что в определенный момент ей был предоставлен выбор: выходить за Мартина или нет, и Мария знала, что свой выбор она сделала чересчур поспешно и чересчур неосмотрительно. Правда, она подозревала, что судьба сыграла с ней в не совсем честную игру. Откуда Марии было знать, что ее жених обернется… ладно, чего греха таить, дело прошлое… злобной сволочью, если не сказать больше? И разве она виновата в том, что выбор ей пришлось сделать в тот период, когда она осталась одна в несчастье, без друзей и какого-либо направления в жизни? Хотя обижаться на весь мир проще всего, а Мария, между прочим, никогда не ныла, а уж тем более в такие солнечные зимние денечки. И кстати, она была немного шокирована, поймав себя на том, что употребила выражение «направление в жизни», словно какая-нибудь чокнутая. Единственное направление в ее жизни вело на юго-запад, к выходу из парка и на Бейкер-стрит, и минут через десять она по нему последует, что ей было отлично известно. Затем у нее появится новое направление — к северу на Хорнси; так она и будет ходить туда и обратно и опять туда, пока ей не откажут ноги либо не пропадет желание ими пользоваться (последнее более вероятно), еще примерно лет пятьдесят. Очевидно, такая оценка ситуации порадовала Марию, потому что она улыбнулась, а старушка, проходившая мимо, подумала, что улыбка адресована ей, и ответила тем же. Неслыханное самомнение! Но Мария не обиделась: столь дружелюбным становился ее нрав, когда обстоятельства складывались в ее пользу, столь неразборчиво филантропическими становились ее помыслы, когда жизнь начинала относиться к ней чуть-чуть приличнее. Поверите ли, но в детстве Мария была вполне милым ребенком. Воспоминания о детстве, о веселом балованном детстве просочились в ее сознание в тот день. Она старалась держать такие воспоминания в самых дальних уголках памяти. О том, как любили ее родители, как они были счастливы в те времена. Мария обычно сопротивлялась подобным мыслям. Вот почему она редко ездила к родителям. Ей было больно сравнивать их нынешнее тоскливое радушие со стойкой и заразительной радостью, которую она когда-то вызывала в них, даже когда вела себя как маленькая неблагодарная паршивка, а ведь, если подумать, чаще всего именно так она себя и вела. Эдвард никогда не вызывал в ней такой радости, хотя она всегда надеялась, что когда-нибудь это случится. Вообще семья, брак оставались загадкой для Марии. Брат представлял собой единственный элемент семейной жизни, которому она еще симпатизировала. Именно поэтому Мария и пригласила Бобби на ужин в тот вечер.
