Случайная женщина - Коу Джонатан (читаемые книги читать онлайн бесплатно полные .txt, .fb2) 📗
Задумчиво, но по-прежнему в хорошем настроении, она побрела на работу. Мария, как я уже упоминал, работала на Бейкер-стрит, в редакции женского журнала, где заведовала фототекой. Когда требовалась иллюстрация для статьи — будь то рекламный снимок знаменитого актера или цветная фотография пудинга с говядиной и почками, — она должна была таковую найти либо в огромных коробках, неряшливо громоздившихся в подвале, либо в каком-нибудь агентстве, которое могло предоставить требуемый снимок или сделать новый. Человеку с более развитым чувством юмора было бы много легче воспринимать такую работу всерьез. Мария же считала свои обязанности глупыми и скучными и выкладывалась минимально. Ее отношение к делу порою граничило с рассеянностью, ибо случалось, и нередко, что она снабжала текст фотографией пудинга с говядиной и почками вместо снимка знаменитого актера, и наоборот. Эти приступы забывчивости сподвигли ее коллег придумать ей кличку — Смурная Мария, что могло бы позабавить Марию, не помни она, как ее звали в школе, и обладай она более развитым чувством юмора. В глубине души прозвище изрядно ее раздражало. Я лишь констатирую истину, сообщая вам, что Мария не любила своих коллег, и вряд ли погрешу против истины, когда скажу, что и коллеги не любили Марию. Разумеется, коллеги, не любящие и даже ненавидящие друг друга, вполне способны поддерживать крепкие и здоровые деловые отношения, однако было бы натяжкой заявить, что деловые отношения Марии с ее сослуживцами отличались здоровьем.
Впрочем, я постараюсь сохранять объективность. Но сначала не худо бы рассказать об этих коллегах, попытаться для разнообразия описать их характеры. Прежде всего в сослуживцах Марии поражало то, что почти все они были мужчинами. Хотя журнал адресовался женской аудитории и тематика его считалась сугубо женской, сочиняли его и редактировали в основном мужчины; правда, некоторые из них под вымышленными женскими именами. Взять, к примеру, Барри, ведущего автора журнала, прежде зарабатывавшего на жизнь в качестве профессионального топографа, а ныне строчившего любовные романы с продолжением под псевдонимом Джала Змей. В своем последнем опусе Барри трогательно живописал судьбу молодой балерины, ставшей калекой после автокатастрофы; постепенно балерина влюбляется в водителя, переехавшего ее, а затем чудесным образом вновь начинает ходить, и происходит это аккурат в тот момент, когда он наконец целует ее, предварительно долго и нежно покатав в инвалидной коляске по Гайд-парку; после чего балерина незамедлительно выскакивает замуж за водителя, невзирая на удручающее число неудавшихся браков и нарушений ПДД в его прошлом. Барри и Мария не жаловали друг друга с тех пор, как Мария, расслабившись на секунду и не устояв перед настойчивыми просьбами высказать свое мнение, обозвала роман «соплями старого хрена». (Даже спустя столько лет после Оксфорда она не совсем растеряла свои критические способности.) Среди авторов журнала значился также некий Лайонел. Он редактировал колонку проблемных писем и раздавал советы читательницам, столкнувшимся с семейными, бытовыми, любовными, личными или сексуальными трудностями. Колонка называлась «Поплачь в жилетку Вере Ушли», а вот типичный образчик переписки.
«Дорогая Вера, мы с мужем счастливы в браке уже пять лет, были счастливы вплоть до этой недели. Каждое воскресенье он ходит в паб, где выпивает девять пинт пива с друзьями из Ротари-клуба, а я сижу дома и готовлю жаркое — его любимую говядину с морковкой и картофельным пюре. На этой неделе в магазине кончилась морковка, и я подала ему пастернак Когда он увидел, что морковки нет, он обозвал меня гнусными словами, швырнул тарелку мне в лицо, а потом опрокинул на меня соусник, и подливка растеклась по платью. Раньше я его никогда таким не видела. Прошу тебя, скажи, что мне делать, потому что я уже ничего не понимаю».
«Дорогая Встревоженная, удалить пятна от подливки непросто. Сначала постирай одежду вручную в горячей воде, если же обычный порошок не поможет, употреби спирт или какой-нибудь крепкий напиток. А если взглянуть на твою проблему шире, то почему бы не держать в морозилке запас морковки?»
Барри и Лайонел были двумя занозами в плоти Марии. Впрочем, до драки никогда не доходило и даже атмосферы невыносимой взаимной враждебности не возникало. Более того, они обращались с Марией не намного хуже, чем прочие сослуживцы. На Марию всего лишь проливался поток мелких грубостей, ручеек утонченного неуважения, недвусмысленного, но тщательно замаскированного. Например, каждый раз, когда она сталкивалась с Барри в коридоре или на лестнице, она улыбалась ему. Не потому что Барри ассоциировался у нее с эмоциями, вызывавшими смех, скорее наоборот, но потому что, когда сталкиваешься с кем-то на лестнице, принято как-то обозначать присутствие другого человека. Барри тоже неизменно улыбался в ответ, но иначе, чем Мария. Его улыбка была внезапным и стремительным актом агрессии. Он поворачивался лицом к Марии, на полсекунды позволял острозубой усмешке сверкнуть на губах и быстро отворачивался — уже с обычным выражением лица; в результате последнее, что видела Мария, — его кислую мину. Таким способом Барри напоминал ей, что отлично умеет обойти правила вежливости, практически их не нарушая. Но более всего озадачивало Марию другое: готовность Барри исполнять этот маленький ритуал личного возвеличивания по нескольку раз на дню, изо дня в день, круглый год — всегда, когда их пути по воле случая пересекались. Но, как я уже говорил, Мария в тот период была в целом довольна жизнью и не позволяла себе чересчур переживать из-за Барри, не больше, чем из-за Лайонела. У последнего имелась еще более странная привычка. Он находил удовольствие в том, чтобы, входя вместе с Марией в какое-нибудь помещение, придерживать дверь, не оглядываясь, словно машинально, затем в последний момент оглянуться, посмотреть, кому же он оказывает любезность, и резко отпустить дверь. Ритуал приятно варьировался в тех, достаточно частых, случаях, когда Лайонел входил в помещение в компании с другой женщиной, а Мария шла следом. Тогда он с нарочитой поспешностью забегал вперед, открывал дверь, пропускал свою спутницу — неважно кого: главного редактора или девушку, вскрывавшую почту и варившую кофе, — а затем отпускал дверь в тот момент, когда Мария, полностью сознавая свою ошибку, пыталась пройти в нее. Бывало, находясь в состоянии особенно искрометного веселья, Лайонел слегка пинал дверь ногой, дабы придать ей ускорение. Такими приемчиками он не раз выбивал из рук Марии аккуратно сложенную пачку фотографий, и те разлетались по полу; но, будучи не в силах найти мало-мальски разумное объяснение поведению Лайонела, Мария не считала себя вправе обижаться или возмущаться.
В тот вечер после работы Мария не сразу направилась домой, ей надо было зайти в магазин. Она доехала на метро до Арчвея, где пересела на автобус до Хайгейт-Хилл. С работы Мария отпросилась пораньше и успела в магазины еще до закрытия. Настроение у нее было на редкость замечательным. С крыши автобуса сумеречный Лондон казался ей странным, уютным, завораживающим — сначала поочередно, а потом и тем, и другим, и третьим сразу. Она чуть не проехала свою остановку. Сжимая в руке список, составленный Сарой, Мария пробежалась по магазинам. Самым главным было купить овощи, ну и мясо, конечно, и у них кончалась мука, а вчера вечером, составляя меню, они не сумели отыскать в доме базилик, хотя обе могли поклясться, что он был. За пятнадцать минут она покончила с покупками и двинулась к дому.
За столом в тот вечер собрались (начиная с брата Марии и двигаясь по часовой стрелке): Бобби, Дороти, Ронни, Мария, Уильям и Сара. Из гостей только об Уильяме, если я правильно помню, прежде не упоминалось. Он был хорошим другом Сары, мягко выражаясь. На самом деле он был близким другом Сары, настолько близким, что сослуживцы в офисе, где Сара с Уильямом и познакомились, уверенно ожидали объявления о помолвке в самом ближайшем будущем. Обе, Сара и Мария, находили их ожидания весьма забавными и любили пошутить по этому поводу.
