Танатонавты - Вербер Бернард (чтение книг txt) 📗

Я наклеил любезную улыбку, но еще пара-тройка замечательных новостей в этом же духе, и я не смогу больше удерживать растущую потребность хорошенько врезать кулаком по его физиономии. Ничто так не раздражает, как везенье других. Особенно на фоне твоих собственных неудач…

Три-четыре раза в неделю мне звонила мать:

— Ну что же, Мишель, когда же ты мне, наконец, объявишь что-нибудь хорошее? Пора уже подумать обзавестись семьей. Посмотри на Конрада, как он счастлив!

Но одни лишь только подталкивания к браку мою мать не удовлетворяли. Она действовала. Однажды, к моему великому удивлению, она предложила мне написать в газету брачное объявление: «Знаменитый врач, богатый, интеллигентный, элегантный и одухотворенный, ищет женщину с такими же качествами». Ну или что-то в этом роде. Я был вне себя от бешенства!

Пока я был заворожен загадкой круга с нарисованным центром, Конрад продолжал излагать все подробности своей удачливой жизни. Он описал каждую комнату своего бретонского поместья и как он обвел вокруг пальца местных туземцев, чтобы заполучить его за четверть цены.

Ох уж эта его снисходительная улыбка! Чем больше он болтал, тем больше я слышал жалости в его голосе. «Бедный Мишель, — надо полагать, думал он. — Столько лет учиться, чтобы влачить такую одинокую, печальную и жалкую жизнь».

Да, это правда. В ту пору жизнь моя была хуже некуда.

Я жил один, по-холостяцки, в своей крошечной студии на улице Реомюра. Больше всего меня тяготило одиночество, и я уже не испытывал никакого удовлетворения от своей работы. По утрам я приходил в больницу. Просматривал там план-карты предстоящих операций, готовил свои растворы, втыкал шприцы, глядел на экраны мониторов.

Пока что мне еще не повезло стать знаменитым анестезиологом, да к тому же мое существование в роли великого жрица в белом облачении было еще очень далеко от всех тех надежд, о которых когда-то — очень давно — я мечтал, на краткий миг попав в больницу Сен-Луи. Сестрички милосердия все-таки носили кое-что еще под своими рабочими халатиками. Некоторые определенно были свободны, но и они отдавались исключительно в надежде выйти замуж за врача, чтобы больше не работать.

Моя профессия не принесла мне ничего, кроме обманутых ожиданий.

Я не обладал никаким весом ни в глазах своих начальников, ни подчиненных. Равные же мне — меня игнорировали. Я был всего лишь полезной вещью, а точнее, рабочим винтиком с одной-единственной функцией. Тебе дают пациента, ты его усыпляешь, его оперируют и все по-новой. Ни здравствуйте, ни до свидания.

Конрад все еще трещал как сорока, а я говорил себе, что должно быть что-то другое, чем моя нынешняя жизнь и Конрадово, так сказать, счастье. Определенно есть что-то другое.

Так как же нарисовать круг и его центр, не отрывая карандаш от бумаги? Невозможно, решительно невозможно.

Я был несчастен, а Рауль ушел, забрав с собой свое сумасшествие, свою страсть, свою эпопею, свое приключение, оставив меня в объятиях одиночества и отвращения к самому себе.

На столике, словно мираж, белела его визитная карточка.

Круг и его центр… Невозможно!

43 — БУДДИСТСКАЯ ФИЛОСОФИЯ

44 — ДОЗРЕЛ

Потребовалось еще несколько недель разочарований, унижений и бесконечного раздражения, чтобы я решил наконец склониться на сторону Рауля с его сумасбродством.

Немалую роль в этом сыграли беспрестанные звонки матери и неожиданные визиты моего брата. Добавьте сюда амурную неудачу (одна моя коллега по работе окончательно мне отказала и ушла с дебилом-стоматологом), отсутствие хороших книг, чтобы меня хоть как-то подбодрить — и вы поймете, что я был готов для Флери-Мерожи.

И все же последней каплей оказалась не эта тоскливая коллекция мелких неприятностей, а одна старенькая дама, ожидавшая серьезной операции.

Я уже готовился сделать ей укол анестетика, когда пришел ассистент предупредить, что хирург еще не готов. Я знал, что это означает. Этот недоделанный дурак расслаблялся со своей санитаркой в раздевалке. Как только они покончат со своими любовными игрищами, я смогу усыпить свою пациентку, чтобы он удалил ей опухоль при шансах один к двум, что она выживет.

Это такой… такой бред! Пять тысячелетий цивилизации и теперь надо еще обождать, пока хирург славно не кончит и не опоздает на пять минут спасти жизнь больного!

— Почему вы смеетесь? — спросила пожилая дама.

— Да нет, ничего. Это нервное.

— Ваш смех напомнил мне моего мужа, перед тем, как он умер. Я очень любила слушать, как муж смеется. Он скончался от разрыва аневризмы. Ему повезло, он этого даже не заметил. Он умер… в хорошем настроении.

Получается, для нее смех мужа прозвучал похоронным колоколом.

— С этой операцией я наконец-то к нему присоединюсь.

— Да что вы такое говорите! Доктор Леви настоящий ас.

Старушка покачала головой.

— Нет, я рассчитываю отдохнуть. Хватит мне уже доживать свой век одной. Я хочу вернуться к своему мужу. Там. В раю.

— Вы верите, что есть рай?

— Конечно. Это так страшно, если вместе с жизнью все кончается. Обязательно есть что-то «после» нее. Я опять встречусь с моим Андрэ, там или в другой жизни, мне все равно. Мы так друг друга любили и так долго!

— Не надо, не говорите так. Доктор Леви вас вылечит, эту вашу маленькую болячку.

Я возражал ей все более и более неуверенно, потому что уже массу раз был свидетелем некомпетентности этого врача.

Она внимательно смотрела на меня глазами доверчивого, ласкового щенка.

— Что же, я должна вернуться и жить совсем одна, с моими воспоминаниями, в этой огромной квартире?.. Какой ужас!

— Но ведь жизнь, она ведь…

— Горькая? Без любви, жизнь поистине долина слез.

— Но это же не только любовь, это ведь еще…

— Еще что? Цветы, птички? Какая глупость! У меня в жизни не было ничего, кроме Андрэ, и я жила только для него. И вот, пожалуйста, эта история с опухолью. Повезло.

— У вас нет детей? — спросил я.

— Ну как же, есть. Ждут не дождутся наследства. После операции вам совершенно точно будут звонить, доктор, узнавать, могут ли они немедленно завладеть своей новой машиной или же им придется еще немного подождать.

Наши глаза встретились. Сами собой с моих губ сорвались слова:

— А вы знаете, как нарисовать круг и поставить точку в центре, не отрывая карандаша от бумаги?

Она рассмеялась.

— Вот так вопрос! Это в детском саду проходят.

Взяв носовой платок вместо бумаги, она показала мне, как это делается. Я пришел в восторг. Решение было таким очевидным, что, естественно, никогда не приходило мне в голову.

Старушка мне весело подмигнула. Она оказалась из числа тех, кто понимает, почему такой ерунде уделяют столько внимания.

— Достаточно поразмыслить и все получится, — сказала она.

Даже узнав решение, я подумал, что Рауль действительно был гений. Гений, способный нарисовать круг с центром, не отрывая карандаша от бумаги, может, пожалуй, насмехаться и над смертью…

Тут, толкая перед собой столик с инструментами, вошли две темнокожие санитарки, а за ними объявился и самодовольный хирург.

Пятью часами позднее она скончалась. Леви в бешенстве сорвал прозрачные каучуковые перчатки. Он ругал всех и вся. Организм ослаб, больную слишком передержали, на что тут можно надеяться…