По воле судьбы - Маккалоу Колин (читать полные книги онлайн бесплатно .txt) 📗
Так и вышло. У реки Сабис его ждал Дориг и десять тысяч кавалеристов. С Цезарем был эскадрон эдуйских всадников и один из его новой «поросли» легатов, Публий Сульпиций Руф. Поднявшись на холм и увидев внизу многочисленную кавалерию ремов, он ахнул.
— Юпитер, какое зрелище!
Цезарь усмехнулся.
— Хорошо смотрятся, а?
На ремах были накидки в ярко-голубую и темно-малиновую клетку с вплетенной тонкой желтой нитью. Такого же цвета были и их штаны, а рубашки — темно-малиновые.
Конники восседали на рослых, укрытых голубыми попонами лошадях.
— Я и не знал, что у галлов такие красивые скакуны.
— Это не галльские лошади, — объяснил Цезарь. — Ремы уже давно занимаются разведением италийских и испанских лошадей. Вот почему они приветствуют нас с таким ликованием. Им приходится трудно, за их табунами охотятся все соседние племена, особенно треверы. Ремы, конечно, от них отбиваются, запирая породистых жеребцов в крепостях, но все равно приход Рима в Галлию стал для них подарком богов. Таким образом, мы имеем отличную кавалерию, а я в знак благодарности ремам послал к треверам Лабиена, чтобы тот нагнал на них страху.
Сульпиций Руф поежился. Он понимал подоплеку последнего замечания, ибо репутация Лабиена была известна в Риме.
— А что не так с галльскими лошадьми?
— Они низкорослые, вроде пони. Малопригодны для таких великанов, как белги.
Дориг, тепло приветствуя Цезаря, поднялся на холм на кругломордой, длинногривой кобыле.
— Где Амбиориг? — очень спокойно спросил Цезарь, ничем не выдавая своей скорби.
— Поблизости его нет. Я привел рабов, чтобы сжечь и похоронить павших.
— Молодец.
На ночь они стали лагерем, а утром продолжили путь.
Амбиориг забрал своих мертвецов. В ущелье лежали лишь тела римлян. Спешившись, Цезарь жестом велел ремам и своему эскадрону оставаться на месте, а сам с Сульпицием Руфом прошел вперед. По его лицу текли слезы.
Первым они увидели обезглавленное тело в доспехах легата. Оно явно принадлежало Сабину, ибо Котта был намного крупней.
— У Амбиорига теперь есть чем украсить дверь, — сказал Цезарь. Он, казалось, не замечал своих слез. — Нам тут, впрочем, радости мало.
Почти у всех убитых были отрезаны головы. Эбуроны, как и многие другие галльские племена, имели обыкновение вывешивать эти жуткие доказательства воинской доблести у входа в свои жилища.
— Торговцы хорошо заработают на кедровой смоле, — продолжил Цезарь.
— На кедровой смоле? — переспросил Руф, стараясь спокойно поддерживать разговор, хотя тоже плакал.
— Для обработки трофеев. Чем больше голов у двери галла, тем выше его воинский статус. Простые воины оставляют головы гнить до полного разложения плоти, но знать применяет смолу. Мы узнаем Сабина, когда увидим.
Вид мертвецов на поле брани не был в новинку для Сульпиция Руфа, но в своих первых сражениях он участвовал на востоке, где все выглядело по-иному. Цивилизованно, как он только что понял. Он прибыл в Галлию всего за два дня до этого путешествия в смерть.
— А ведь их не зарезали, как беспомощных женщин, — сказал Цезарь. — Они отчаянно сопротивлялись.
Внезапно он остановился.
Остановился у того места, где юные римляне закололи себя. Головорезы не тронули самоубийц, очевидно из суеверного страха. Умереть в бою — это одно. Но убить себя после боя, во мраке ночи, — это ужасно.
— Горгона! — воскликнул Цезарь и разрыдался.
Он стоял на коленях возле убитого ветерана, обнимал недвижное тело, прижимался щекой к седым безжизненным волосам. Это не имело ничего общего со смертью его матери и дочери. Генерал оплакивал своих солдат.
Сульпиций Руф прошел дальше, пораженный молодостью поверженных храбрецов. Многие из них еще даже ни разу не брились. О, сколько скорби! Его взгляд перебегал с лица на лицо, надеясь отыскать хоть какой-нибудь признак жизни. И он нашелся в глазах пожилого центуриона, руки которого судорожно сжимали рукоять погруженного в его тело меча.
— Цезарь! — крикнул Руф. — Цезарь, здесь есть живой!
И центурион успел рассказать им, что приключилось с тринадцатым легионом, прежде чем отойти в иной мир.
Слезы все текли. Цезарь встал и огляделся.
— Нет серебряного орла, но он должен быть здесь. Знаменосец, умирая, отбросил его в гущу защищавшихся.
— Наверное, его подобрали эбуроны, — предположил Сульпиций Руф. — Они все здесь перевернули. И не тронули только тех, кто покончил с собой.
— Горгона знал, что их не тронут. Искать нужно здесь.
Растащив груду тел, они нашли штандарт тринадцатого легиона.
— За всю мою долгую военную бытность, Руф, я никогда не сталкивался со случаями уничтожения целого легиона, — сказал Цезарь, когда они возвращались к выходу из ущелья. — Я понимал, что Сабин — дурак, но не знал, что настолько. Он хорошо справился с Виридовигом и венеллами, и я счел, что могу на него положиться. А вот Котта, напротив, вел себя достойно.
— Ты не можешь учесть все, — осторожно сказал Сульпиций Руф, не совсем понимая, как правильно реагировать.
— Да, не могу. Я имею в виду не Сабина, а Амбиорига. Белги обрели сильного лидера, который должен был меня уязвить, чтобы показать остальным племенам, что он способен возглавить их. Как раз сейчас он принюхивается к треверам.
— А не к нервиям?
— Они не воюют верхом, что необычно для белгов, а Амбиориг — прирожденный командир конницы. Нет, ему нужны треверы. Кстати, как ты держишься на коне?
Сульпиций Руф смутился.
— Не так хорошо, как ты, Цезарь, но сносно.
— Прекрасно. У меня будет к тебе поручение. Сам я сейчас должен остаться здесь, чтобы провести обряд погребения. У большинства мертвецов нет голов, и, значит, у них могут возникнуть проблемы с Хароном. К счастью, я — великий понтифик и у меня есть возможность, заручившись согласием Юпитера Наилучшего Величайшего и Плутона, заплатить Харону разом за всех.
Это было очевидно. Обезглавленный римлянин не только лишался звания римского гражданина, но и не мог оплатить переправу через реку Стикс, ибо монетку, назначенную перевозчику, клали усопшему в рот. Нет головы — нет монетки, а это означало, что тень умершего (не душа, а бездушный след жизни) не достигнет подземного царства и будет неприкаянно бродить по земле, не находя пристанища и приюта. Незримый скиталец подобен живому умалишенному, которого кормят и одевают сердобольные люди, но никогда не приглашают погреться возле домашнего очага.
— Возьми мой эскадрон и поезжай к Лабиену, — сказал Цезарь. Он вынул из-под кирасы платок, вытер слезы и высморкался. — Он на Мозе, около Виродуна. Дориг даст тебе пару проводников. Расскажи Лабиену, что здесь произошло, пусть сделает выводы. А еще скажи, — Цезарь тяжело перевел дыхание, — скажи, чтобы никому не давал пощады.
Квинт Цицерон ничего не знал о судьбе Сабина, Котты и тринадцатого легиона. Крепости, подобной Атватуке, у нервиев не имелось, и потому младший брат знаменитого адвоката расположил свой девятый легион посередине плоского, покрытого мокрым снегом пастбища, на большом удалении как от леса, так и от реки Мозы.
Там было неплохо. Приток Мозы, протекающий через лагерь, снабжал римлян хорошей свежей водой и уносил прочь экскременты. Пищи у них хватало, и гораздо более разнообразной, чем они ожидали, отправляясь в эту дыру. Дрова, правда, приходилось возить из лесу, но обозы туда отправлялись с вооруженной охраной и держали связь с лагерем через систему сигналов.
А самым большим удобством зимовки являлось наличие вблизи лагеря дружественно расположенных к римлянам поселений. Местный аристократ из нервиев, некий Вертикон, был полностью на стороне римской армии, ибо побаивался соседей-германцев, а потому разрешал местным женщинам посещать римских солдат. Разумеется, не задаром, но денежки у легионеров водились, а зарабатывать их было не только легко, но и приятно, так что число любительниц поживиться росло. Квинт Цицерон с улыбкой закрывал на это глаза, а в письмах к брату всерьез задавался вопросом, не следует ли ему брать свою долю с комиссионных за сводничество, которые, без сомнения, получал Вертикон.
