Век чудес - Уокер Карен Томпсон (бесплатные книги полный формат .txt) 📗
— Потому, — ответила вдруг покрасневшая Ханна. Она еле сдерживала улыбку. — И мы лежали на верхней койке.
Наконец она поинтересовалась, как идет моя жизнь.
Мне очень многим хотелось с ней поделиться. Жизнь моя шла плохо. Но в тот день я не узнавала Ханну, да еще эта Трейси постоянно хрустела над ухом пальцами.
— Ой, да не знаю, вроде все в порядке, — буркнула я.
Трейси внимательно изучала меня маслянистыми глазами. Каждые несколько секунд косточки ее пальцев щелкали.
— У меня двойные суставы, — пояснила она, покончив с правой рукой и принимаясь за левую.
— На самом деле здесь неплохо. Правда, очень даже неплохо, — добавила я.
Трейси и Ханна переглянулись.
Прозвенел звонок.
— Бли-ин, — простонала Ханна. — Как бы я хотела сейчас оказаться в Юте, скажи?
— Конечно, — поддакнула Трейси. — Конечно!
Мы втроем встали, закинули рюкзаки на плечи, и Ханна с Трейси вместе двинулись прочь от стола.
— Увидимся, — сказала я, но девочки меня не услышали или сделали вид, что не услышали. Они шагали в ногу, направляясь к лабораториям. Я могла бы присоединиться к ним, но пошла в обход другой дорогой.
На вечернюю футбольную тренировку Ханна опоздала и потом со мной почти не разговаривала. А ведь раньше мы постоянно сплетничали в перерывах между подачами. В тот день она окликнула меня всего один раз, да и то как нападающий, который в разгар борьбы обращается к полузащитнику.
— Джулия, сюда, я открыта! — крикнула она, когда мяч оказался возле моих ног.
А после тренировки, пока мы, потные и раскрасневшиеся, ждали родителей, Ханна играла на своем мобильнике.
— Погуляем на выходных? — предложила я.
— Не могу.
Мне очень не понравилось, что Ханна ответила мне, даже не оторвав взгляд от телефона. Уверена, она строчила эсэмэски Трейси, а та, разумеется, мгновенно ей отвечала.
— Что с тобой случилось? — спросила я.
— Ты о чем? Я такая же, как всегда, — сказала она, улыбнувшись краешком рта и прикусив нижнюю губу. Длинная светлая коса болталась у нее на плече. Ханна так ни разу и не взглянула мне в глаза.
Легкое смущение на ее лице показалось мне знакомым. Я вспомнила бледную рыжеволосую Элисон, лучшую подругу Ханны до меня. Это было давно, еще в четвертом классе, но я не забыла, как Элисон крутилась вокруг нас на игровой площадке, а Ханна игнорировала ее, пока мы разминались на парных турниках. Едва завидев ее, Ханна начинала стонать: «Ой, как же она меня достала!» И встречала Элисон той же фальшивой улыбкой, которой одарила меня сейчас.
Я так распереживалась, что тем вечером не смогла уснмуть. Ночью я встала с кровати и изрезала на куски фенечку, которую плела для Ханны. Потом положила ее обрезки и подаренный Ханной браслет с амулетами в обувную коробку, которую спрятала глубоко в шкаф. К сожалению, легче мне от этого не стало.
«Дни по часам» сменялись «ночами по часам». Мрак и свет накладывались на них, будто ураганы или грозы, не соотносясь более со временем суток. Сумерки порой сгущались в полдень, а солнце не показывалось до самого вечера, достигая зенита к середине часовой ночи. Мы с трудом засыпали и с еще большим трудом просыпались. По улицам бродили люди, мучимые бессонницей. Земля продолжала вращаться вокруг своей оси — с каждым днем все медленнее. Пока мама запасала свечи и брошюры с руководством по выживанию, я развивала в себе другие навыки: я училась проводить время в одиночестве.
— Почему ты не сходишь проведать Ханну? Уверена, она будет тебе рада, — недоумевала мама.
Но Ханна теперь не расставалась с Трейси.
— Часовое время долго не продержится, — заявила Сильвия во время очередного урока музыки. Ее гостиная сияла светом посреди окружающей дом тьмы. В три часа пополудни на улице царил непроглядный мрак. Сет в тот день заниматься не пришел. Я не знала почему, а Сильвия не сказала. — Вот увидишь, скоро мы вернемся к реальному времяисчислению, поверь мне.
Но мне казалось, что мы к нему уже никогда не вернемся. Более того, я чувствовала, что, если мы выживем, прежний способ измерения времени останется только в преданиях.
Вспоминая тот период, я не устаю удивляться тому, как быстро мы ко всему приспособились. Привычное постепенно становилось непривычным. Если солнце вдруг садилось по часам, мы впадали в ступор от изумления. Воспоминания о том, что когда-то я чувствовала себя относительно счастливой, более раскованной и менее одинокой, тоже казались мне странными.
Наверное, каждая уходящая эпоха рано или поздно превращается в легенду.
Можно убедить себя в том, что самая обычная вещь необычна. Например, попробуем поразмышлять отстраненно о следующем чуде: женщина вынашивает в своем чреве человека, то есть внутри нее появляются второе сердце, еще один мозг, пара глаз, легкие и все остальные органы, будто про запас. А спустя год она исторгает в мир живое, крикливое, совершенно новое существо.
Поразительно, верно?
Так и новые сутки очень скоро перестали вызывать у нас удивление. Теперь мы удивлялись тому, что казалось нам нормой раньше.
12
Уже много лет — с первыми каплями кислотного дождя, с началом истончения озонового слоя, с приходом нефтяного кризиса семидесятых, после ядерных катастроф Чернобыля и Три-Майл Айленда — недовольные происходящим люди бьют тревогу. Ледники тают, а тропические леса горят. Показатели раковых заболеваний зашкаливают. В океаны десятилетиями сбрасываются флотилии мусора. Реки полны антидепрессантов, а наша кровеносная система загрязнена не меньше, чем водные пути. Перед всем этим необъяснимость замедления просто меркнет. Проблем и без того хватает.
Постепенно среди нас появились личности, не принимающие «часовой» распорядок дня.
Ими стали биологи, травники и сторонники здорового образа жизни. Среди них попадались целители вперемежку с хиппи, веганы, викканцы, гуру и приверженцы философии нью-эйдж. В их рядах насчитывалось немало борцов за свободу, анархистов и радикальных защитников окружающей среды. Также встречались фундаменталисты, любители выживания в трудных условиях и сторонники возвращения к истокам, уже живущие на природе, подальше от системы. Все эти люди враждебно относились к корпорациям и скептически воспринимали правительство. Они сделались оппозицией в силу своего происхождения или вероисповедания.
Сперва вычислить несогласных было непросто, поскольку многие из них протестовали втайне. Впрочем, некоторые заявляли о своем мнении открыто.
Однажды после очередного занятия Сильвия протянула мне тонкий белый конверт и попросила передать его маме.
Сет Морено уже сидел с нами в комнате, устремив взгляд в окно и ожидая начала урока. Когда Сильвия сказала про конверт, я почувствовала, что он посмотрел на нас.
— Что случилось? — спросила я.
Оба ее зяблика умерли. Клетка пустовала. Теперь тишину нарушал только звон музыки ветра над крыльцом.
— У меня больше нет сил заниматься. Все кажется ненастоящим, — ответила она.
В письме Сильвия объясняла, что больше не может жить по часам, но при этом постарается как-нибудь пристроить всех своих «часовых» учеников.
— Мы найдем тебе нового преподавателя, — сказала мама, прочитав послание.
— Мне не нужен новый, — возразила я.
— А почему она не может продолжать ходить к Сильвии? — спросил папа, который разбирал рядом почту. Большую часть корреспонденции он сразу отправлял в мусорное ведро.
— Мне никогда не нравился ее образ жизни, — отрезала мама, выливая томатную пасту на хлебный корж для пиццы.
На дворе стояла на редкость темная часовая ночь. Я различала наши отражения в стеклянных дверях кухни.
— Какой образ жизни? — не понял папа.
Он до сих пор не снял рабочий костюм — желтый потрепанный галстук и белую рубашку с закатанными до локтей рукавами. От его рук пахло больничным мылом.
— Ты отлично понимаешь, о чем я. Все эти новомодные бредовые веяния, — сказала мама.
