Серебряная луна - Картленд Барбара (читать книги TXT) 📗
Император относился к этому спокойно, и свет решил, что он сам влюблен в Иможен. На самом деле все было не так: Наполеона вообще не трогала ее красота. Но кое-что их все-таки связывало. Оба были одинаково хитры, чрезмерно честолюбивы и в определенных обстоятельствах абсолютно безжалостны. Императору льстило, что один из самых выдающихся его генералов женат на женщине, которая по своему рождению должна была бы находиться в стане его врагов. Он находил Иможен полезной. Через нее он узнавал все о самых видных и агрессивных представителях старого режима.
— Расскажите мне об этом человеке, — говорил он и называл имя герцога, о котором ему донесли, что тот плетет против него какую-то интригу.
— А, кузен Жерар! — смеялась Иможен. — Вам нечего опасаться с этой стороны. Довольно мрачный тип, но его жизнь — образец добродетели. Ему не повезло в любви, вот он и растрачивает себя в бесплодных интригах. А донос Фуше можно выбросить в мусорную корзину!
Фуше, маленький и хитрый, с глазами-щелочками на смуглом лице, занимал при Наполеоне посты министра внутренних дел и шефа полиции. Он терпеть не мог Иможен, потому что она высмеивала его, но ему никак не удавалось уличить ее в действиях, враждебных Наполеону. Месяцами его шпионы следили за ней, но не поймали ни на чем, кроме многочисленных супружеских измен, которые Иможен и не пыталась скрывать. Он покраснел от ярости, когда Иможен на торжественном балу при всех спросила его, не намерен ли он сам пополнить список ее любовников, который так энергично составляет. Смех Наполеона сделал оскорбление почти невыносимым. А она не унималась:
— У меня нет секретов, месье Фуше, но если вы мне не верите, разрешаю вам сесть за ширмой у меня в спальне. То, что вы услышите, будет, безусловно, поучительно, но ничего вам не даст!
После этого Фуше оставил ее в покое. Все знали, что это зловещий знак; но Иможен совершенно не боялась. Фактически она не боялась ничего, кроме старости и утраты красоты.
Но до этого еще далеко, решила она, свежая после ванны, вытертая, напудренная и все еще обнаженная, стоя перед зеркалом, пока ее горничная держала наготове мягкую, прозрачную сорочку индийского муслина.
Несколько минут спустя в белом бархатном пеньюаре, отделанном бесценным кружевом из какой-то завоеванной страны, Иможен вышла в будуар, где несколько человек ждали, чтобы она удостоила их беседой.
Двоих она сразу удалила жестом, третьему позволила остаться.
Граф Меттерних, австрийский посол, не удивился благосклонности к собственной персоне. Высокий и стройный, с надменной улыбкой, он слыл одним из самых интересных людей в Париже и неизменно пользовался расположением прекрасного пола. Они с Иможен уже не были любовниками, теперь они нужны друг другу в совершенно ином качестве. Письма посла на родину обогащала информация Иможен, которая лучше всех знала, что происходит при дворе.
— Вы получили мое послание, Клеман? — спросила Иможен.
Он поцеловал ей руку и пробормотал изысканные комплименты, безо всяких эмоций глядя в прекрасное лицо.
— Да, получил, но у меня нет сведений об этом молодом человеке, — ответил граф Меттерних.
— Но Фуше совершенно уверен, что три или четыре года назад он был в Австрии!
— Может быть, но меня тогда там не было, — ответил граф Меттерних. — Однако имя я припоминаю. Погодите, что-то вертится в голове, причем имеющее отношение к моей семье.
— Ну, ну, рассказывайте! — нетерпеливо потребовала Иможен.
— Да, вспомнил, это связано с моей кузиной Камиллой. Милая девушка, ее отцу принадлежат большие земли севернее Вены… Чуть не разразился скандал, но ничего, удалось замять. Она влюбилась в какого-то молодого человека, он соблазнил ее, а жениться не пожелал.
— А имя? — затаив дыхание, спросила Иможен.
— Имя, имя… Да, я уверен, почти полностью уверен, что это он и был — Арман д'Ожерон. Но для вас я разузнаю о нем больше. Сегодня же напишу бабушке Камиллы, она сейчас живет в Шантильи, и вы все будете знать об этом молодом человеке. А почему он вас так интересует?
— Вам обязательно задавать этот вопрос? — подняла брови Иможен.
— Он красив, не отрицаю, но, по-моему, вряд ли в вашем вкусе, — ответил граф Меттерних.
— А у меня есть вкус? — спросила Иможен.
— У каждого имеется определенный идеал противоположного пола, он проявляется даже в мимолетных увлечениях…
— И каков же мой идеал? — забавлялась Иможен. — Фабьен? Или вы?
— Нет, конечно, но в каждом из нас есть что-то от вашего типа: мы оба честные люди, мы не делаем секрета из своих желаний, а наши желания происходят от страстного увлечения.
Иможен запрокинула голову и засмеялась. Пеньюар распахнулся, почти не оставляя ничего воображению.
— Ах, ну это уж слишком! Вы, мастер интриги, можете вообразить себя страстно увлеченным?
— Я говорил о себе не как о дипломате, а как о мужчине, — заметил граф.
— А сочетание того и другого это и есть мой Клеман? — осведомилась Иможен. — Нет-нет, мой друг, у вас с Фабьеном нет ничего общего, и ни один из вас ничуть не похож на Армана д'Ожерона.
— Вы так и не ответили мне. Почему он вас так интересует? — спросил граф.
— Потому что он не интересуется мной, — с чарующей улыбкой ответила она.
— Не может быть! — поразился граф.
— Увы! Я улыбалась ему, я даже… так сказать, пустила в ход все свои хитрости, а он по-прежнему абсолютно равнодушен!
— Тогда, наверное, он не совсем здоров.
— Это верно, рана еще свежа, но я не думала, что от этого он перестанет быть мужчиной, — засмеялась Иможен. — Все равно я хотела бы узнать о нем больше. Вы поможете мне?
— Разумеется; приказывайте, госпожа, — поклонился граф. — Вы узнаете все подробности обольщения моей кузины, как только гонец съездит в Шантильи и привезет ответ на мой запрос.
— Раз вы уходите, скажите тем, кто ждет, что сегодня утром я больше никого не приму. У меня немного болит голова.
— Это будет очень жестоко по отношению к юному Жюлю де Мери! Он ждет, по-моему, почти три часа. Мальчик страдает, Иможен! Это видно с первого взгляда, он весь извелся.
— Не говорите о нем, — передернула плечами Иможен. — Он мне наскучил. С ним страшная тоска! Я запретила ему появляться здесь, но он оказался так глуп, что ослушался моего приказа.
— И все же вы хоть сколько-то его любили, а этого достаточно, чтобы поглотить его тело и душу, как случилось еще со многими, — упрекнул ее граф.
Иможен засмеялась:
— Любила его! Дорогой мой, неужели вы до сих пор не поняли, что я никогда никого не любила, разумеется, кроме себя?
— Я поклонник истины, но иногда она меня пугает, — заметил граф Меттерних.
Он поцеловал руку Иможен и повернулся к двери.
Какой напыщенный стал Клеман, думала она; а ведь когда-то… Правда, ходят слухи, что у него тайная связь с герцогиней д'Абрантес, но с Клеманом ни в чем нельзя быть уверенной. Он слишком сдержан, слишком учтив и замкнут, когда дело касается женщины. Вот уж кто себя не выдаст!
Иможен потянулась, зевнула и посмотрелась в зеркало. Было еще рано, а встреч до вечера у нее ни с кем не намечалось. Она дотронулась до колокольчика; горничная вошла неслышно.
— Скажи графу Жюлю де Мери, что я приму его, и позаботься, чтобы нас не беспокоили, пока я не позвоню тебе.
Она подумала о молодом Жюле де Мери, но почему-то в глазах у нее стояло лицо человека с утомленными серыми глазами и забинтованной темной головой.
Однако именно в этот момент Арман вовсе не выглядел утомленным. Он сидел на диване в апартаментах Рэв и слушал сплетни, которые ей рассказали вчера вечером.
— Говорят, граф Луи де Нарбон был последним любовником Марии-Антуанетты. Думаете, это правда?
— Почему бы не спросить его? — ответил Арман.
— Нонсенс! — отрезала Рэв. — Я лишь передаю вам то, что мне сказала принцесса Полина. У нее о каждом найдется какой-нибудь фантастический анекдот, но она добра ко мне, и не скрою, мне это льстит.
