Возвращение - Крауч Блейк (книги без регистрации txt) 📗
– Мне очень жаль, Энн.
– Это слишком больно.
– Послушайте, я тоже был в подобном состоянии. Тоже хотел оборвать все. Однако вот – стою перед вами. И я рад, что не сделал этого. Рад, что мне хватило сил справиться. Жизнь еще не кончена. Надо просто перелистнуть черную страницу.
– Что у вас случилось?
– Я потерял дочь. Мое сердце тоже было разбито.
Энн смотрит куда-то вдаль, на залитый светом горизонт.
– У вас есть ее фотографии? Вы говорите о ней с другими?
– Да.
– По крайней мере, она действительно существовала.
На это ему нечего ответить.
Женщина вновь смотрит себе под ноги. Сбрасывает со ступни одну из туфель и наблюдает за тем, как та падает. Затем отправляет следом и вторую.
– Энн, пожалуйста…
– В моей прошлой – ненастоящей – жизни с этого здания спрыгнула первая жена Джо, Фрэнни. Вот прямо отсюда. Пятнадцать лет назад. У нее была клиническая депрессия. Я знаю, что он винил себя. Когда я уходила из его дома на Лонг-Айленде, то сказала, что тоже брошусь с По-билдинг сегодня, как она. Понимаю, это глупо и прочее, но я надеялась, что он придет и спасет меня. Совершит то, чего не смог сделать для нее. Я даже сперва приняла вас за него, только он никогда не пользовался одеколоном. – Она горько улыбается, потом добавляет: – Пить хочется.
Барри оглядывается сквозь застекленные двери на темный офис. Двое патрульных замерли наготове у стойки администратора.
– Может быть, тогда войдем внутрь и поищем для вас стакан воды? – предлагает Барри, вновь поворачиваясь к женщине.
– А вы мне не принесете?
– Я не могу оставить вас одну.
У нее дрожат руки, но в глазах вдруг мелькает решимость.
– Это не ваша вина, – говорит она, оглядываясь на Барри. – Все закончилось бы так в любом случае.
– Энн, не надо!..
– Моего сына больше нет.
Одним простым и естественным движением она соскальзывает с края.
22 октября 2007 г.
Стоя в шесть утра под душем и пытаясь проснуться, Хелена вдруг остро ощущает, что проживала этот самый миг, горячие струи уже стекали точно так же по ее телу. Ничего необычного – приступы дежавю преследуют ее с двадцати с чем-то лет. Да и момент совершенно рутинный – что необычного может быть в принятии душа? Интересно, в «Маунтинсайд-Кэпитал» уже рассмотрели ее заявку? Прошла неделя… Пора бы получить какой-нибудь отклик. Если бы они были заинтересованы, наверное, хотя бы пригласили встретиться.
Сварив кофе, Хелена делает завтрак на скорую руку – бобы и яичницу из трех яиц, щедро сдобренную кетчупом. Сидя за столом, смотрит в окно на безоблачное небо и залитую солнцем окраину Сан-Хосе.
Месяц с лишним не удавалось выкроить время даже для стирки, и пол в спальне почти весь завален грязной одеждой. С трудом все-таки удается отыскать футболку и джинсы, в которых еще не совсем стыдно показаться на людях.
Телефон подает голос, как раз когда Хелена чистит зубы. Она сплевывает, наскоро ополаскивает рот и успевает схватить трубку на четвертом звонке.
– Как там моя девочка?
Голос отца всегда вызывает у нее улыбку:
– Привет, пап.
– Я боялся, что не застану тебя, а в лабораторию не хотел звонить.
– Все нормально. Что-то случилось?
– Просто скучаю по тебе. Как твоя заявка? Есть реакция?
– Пока ничего.
– У меня отличное предчувствие. Все обязательно сложится.
– Ну, не знаю. Здесь все непросто. Конкуренция огромная. За деньги бьется куча умных людей.
– Не таких умных, как моя девочка.
Эта вера отца в нее вдруг становится невыносимой – особенно сегодня, когда призрак провала так и маячит на горизонте, особенно здесь, в маленькой грязной спаленке с голыми стенами, куда Хелена больше года никого не приводила…
– Как у вас погода? – спрашивает она, чтобы сменить тему.
– Ночью выпал снег. Первый раз за сезон.
– Много?
– Нет, пару дюймов, не больше. Но горы уже все белые.
Она видит их как наяву – Передовой хребет Скалистых гор, край ее детства…
– Как мама?
Едва заметная пауза.
– Все в порядке.
– Пап…
– Что?
– Как мама?
Он протяжно вздыхает:
– Бывало и лучше.
– Что-то не так?
– Да нет. Она сейчас наверху, спит.
– Тогда в чем дело?
– Ни в чем, все в порядке.
– Лучше скажи мне.
– Мы играли в джин рамми [4] после ужина, как обычно. И она… она забыла все правила. Сидит за столом, смотрит на карты, и слезы текут по лицу. Мы играли в эту игру тридцать лет…
Хелена слышит, как рука отца прикрывает трубку. Он тоже сидит и плачет там, за тысячу миль отсюда.
– Пап, я возвращаюсь домой.
– Нет, Хелена, нет.
– Тебе нужна моя помощь.
– О нас здесь есть кому позаботиться. Днем пойдем к врачу. Чем ты действительно можешь помочь матери – получить финансирование и сконструировать свое кресло.
Хелена не говорит ему этого, но на самом деле кресло где-то там, в далеком будущем. Неопределенно далеком – как сон, как мираж. Ее глаза наполняют слезы.
– Ты же знаешь, что я делаю это для нее…
– Да, милая, знаю.
Некоторое время оба молча плачут, пытаясь скрыть это друг от друга – безо всякого успеха. Больше всего Хелене хочется сказать отцу, что все обязательно сбудется, но она не может ему лгать.
– Я позвоню вечером, когда вернусь, – наконец говорит она.
– Ладно.
– Скажи маме, что я ее люблю.
– Обязательно. Хотя она и так знает.
Четыре часа спустя в глубинах нейробиологической лаборатории в Пало-Альто Хелена изучает на мониторе карту воспоминания мыши о пережитом испуге – флуоресцентно подсвеченные нейроны, соединенные друг с другом паутиной синапсов, – когда в дверях появляется незнакомый мужчина. Слаксы, белая футболка и чуть более широкая, чем нужно, улыбка.
– Хелена Смит?
– Да?
– Меня зовут Чжи Ун Черковер. Вы не могли бы уделить мне минуту?
– Доступ в эту лабораторию ограничен. Вы не должны здесь находиться.
– Прошу прощения за вторжение, но думаю, вам будет интересно услышать то, что я хочу сказать.
Можно еще раз предложить ему уйти или сразу вызвать охрану. Однако он кажется безобидным…
– Хорошо.
Хелене вдруг становится неловко за свой кабинет, похожий на кошмар клаустрофоба и одновременно на берлогу страдающего накопительством. Тесное пространство без окон, крашеные стены из шлакоблоков. Не улучшают дела громоздящиеся вокруг стола коробки для документов, заполненные распечатками тысяч рефератов статей и исследований.
– Простите за беспорядок. Сейчас я освобожу вам место.
– Не беспокойтесь.
Мужчина втаскивает следом складной стул и усаживается напротив. Глаза его скользят по стенам, почти полностью покрытым снимками высокого разрешения с картами воспоминаний мышей и нейронной активности больных деменцией и синдромом Альцгеймера.
– Так чем могу помочь?
– Мой работодатель весьма впечатлен вашей статьей, опубликованной в «Нейроне». О визуализации памяти.
– У него есть имя?
– Ну, это зависит…
– От чего?
– От того, как дальше пойдет наш разговор.
– Зачем мне вообще разговаривать с человеком, представляющим неизвестно кого?
– Ваша стэнфордская стипендия истекает через шесть недель.
Хелена удивленно поднимает бровь.
– Мой босс платит мне достаточно хорошо, чтобы я знал все о людях, которые его интересуют.
– Вы ведь понимаете, насколько зловеще это звучит, правда?
Чжи Ун запускает руку в свою кожаную сумку и выуживает оттуда скоросшиватель с синим корешком. Та самая заявка Хелены.
– Ну конечно! Вы из «Маунтинсайд-Кэпитал»!
– Нет. И они не собираются финансировать ваши исследования.
– Тогда откуда это у вас?
– Неважно. Никто не даст вам денег.
– Почему?
– Вот поэтому. – Он небрежно бросает ее заявку на грант поверх беспорядка на столе. – Она недостаточно амбициозна. Это практически то же, чем вы занимались в Стэнфорде последние три года. Никакой масштабности. Вам тридцать восемь – в современной науке все равно что девяносто. Очень скоро вы проснетесь однажды утром и поймете, что ваши самые светлые дни остались позади. Что вы потеряли…
