Возвращение - Крауч Блейк (книги без регистрации txt) 📗
– По-моему, вам лучше уйти.
– Я не хотел вас обидеть. Если позволите – ваша проблема в том, что вы боитесь попросить того, чего действительно хотите.
Кажется, он ее провоцирует, хотя и непонятно – зачем. Хелена знает, что не должна поддаваться, но ничего не может с собой поделать.
– И почему же я боюсь попросить того, чего действительно хочу?
– Потому что это слишком круто. Вам нужна не семизначная сумма, а девятизначная. Может быть, даже десятизначная. Нужна команда программистов, чтобы помочь разработать алгоритм комплексной каталогизации и отображения человеческой памяти. Нужно оборудование для проведения испытаний на людях.
Хелена пораженно смотрит на него через стол.
– Я даже близко не упоминала подобного в заявке!
– А что, если мы дадим вам все, что только попросите? Неограниченное финансирование. Как вам такое?
У нее начинает бешено колотиться сердце. Значит, вот как это случается? Она, как наяву, видит перед собой кресло за пятьдесят миллионов долларов, которое мечтает сконструировать с тех самых пор, как мама начала все забывать. Странно, но раньше оно никогда не представало перед Хеленой полностью готовым, только в виде чертежей в заявке на патент под давно придуманным заглавием «Система для проецирования долговременных всеобъемлющих воспоминаний с эффектом погружения».
– Хелена?..
– Если я соглашусь, вы скажете, на кого работаете?
– Да.
– Тогда я тоже говорю «да».
Он называет имя. Пока она пытается подобрать отвисшую челюсть, Чжи Ун достает из сумки еще один документ и протягивает Хелене через стену из коробок.
– Что это?
– Договор найма и подписка о неразглашении. Это обязательно. Полагаю, условия вы найдете крайне щедрыми.
4 ноября 2018 г.
Кафе расположено в живописном местечке на берегу Гудзона, вблизи Вестсайдского шоссе. Барри появляется пятью минутами раньше условленного, но Джулия уже сидит снаружи, за столиком под зонтом. Они коротко и неловко обнимаются, будто оба сделаны из стекла и боятся раздавить друг друга.
– Рад тебя видеть, – говорит он.
– Я тоже.
Они усаживаются. Рядом появляется официант, готовый принять заказ на напитки.
– Как дела у Энтони? – спрашивает Барри.
– Отлично. Занят сейчас переделкой фойе в Льюис-билдинг. А у тебя на работе все нормально?
Барри не рассказывает о самоубийстве, которое не смог предотвратить позавчера ночью. Они просто болтают о том о сем, дожидаясь, пока принесут кофе. Сегодня воскресенье, и в кафе многолюдно. За каждым столиком в пределах видимости льется оживленная беседа, слышатся взрывы смеха, и лишь они двое молча потягивают кофе в тени. Им столько есть что обсудить и нечего сказать друг другу.
Вокруг головы Барри вьется бабочка. Он осторожно отмахивается, прогоняя ее прочь. Иногда, лежа в постели без сна, он представляет себе, как они с Джулией наконец поговорят по душам. Как он поделится с ней тем, что все эти годы терзало его изнутри – боль, гнев, любовь, – и потом выслушает ее. Чтобы он понял ее, а она – его.
Когда они встречаются, все, однако, выходит не так. Барри не может открыть Джулии сердце, которое всегда словно заперто и стиснуто зарубцевавшейся раной. Сама по себе неловкость наедине с ней его уже не беспокоит – он давно примирился с тем, что в жизни время от времени приходится смотреть в лицо своим неудачам. Порой они принимают форму людей, которых ты любил когда-то.
– Что бы было с ней сейчас?.. – произносит Джулия.
– Хочу надеяться, сидела бы здесь, с нами.
– Я имею в виду, кем бы она стала.
– А… Юристом, конечно.
Джулия смеется – один из самых прекрасных звуков, которые Барри слышал в своей жизни и даже не помнит, когда в последний раз. В то же время это как удар – словно приоткрылось потайное окошко в душу человека, которого ты знал.
– Она всегда спорила, по любому поводу, – говорит Джулия. – И обычно победа оставалась за ней.
– Мы были легкой добычей.
– Ну, один из нас точно.
– Меня имеешь в виду? – с наигранным гневом вопрошает он.
– Она тобой уже в пять лет вертела как хотела.
– А помнишь, она уговорила нас дать ей попрактиковаться в парковке задним ходом…
– Не нас, а тебя.
– …и въехала прямо в ворота гаража.
Джулия фыркает от смеха.
– Она так расстроилась тогда.
– Не расстроилась, а разозлилась на себя.
На долю секунду у Барри в голове мелькает воспоминание – или, по крайней мере, обрывок: Меган за рулем его старого «Камри», въехавшего задней половиной в гаражные ворота. Сама красная как рак, из глаз льются слезы, руки стиснуты так, что побелели костяшки…
– Она была умной и настойчивой и обязательно добилась бы чего-нибудь в жизни.
Он допивает свой кофе и наливает себе еще чашку.
– Хорошо вот так поговорить о ней, – замечает Джулия.
– Я рад, что наконец могу это сделать, – кивает он.
Официант подходит, чтобы принять заказ. Бабочка тоже возвращается, опустившись на стол возле нетронутой салфетки. Красуясь, разворачивает крылышки. Барри старается прогнать от себя мысль, что это Меган в облике бабочки выбрала именно сегодняшний день, чтобы навестить его. Глупо, конечно, но избавиться от навязчивого чувства сложно. Такое уже было – как-то в Нохо малиновка летела следом восемь кварталов. Или недавно, во время прогулки с собакой в парке, на руку ему то и дело садилась божья коровка…
Приносят еду. Барри представляет, что Меган сидит за столиком рядом с ними. Угловатые черты юности сгладились – она молодая женщина, и вся жизнь у нее впереди. Он не видит ее лица, как ни старается, только руки, которые беспрестанно жестикулируют, когда она говорит. Совсем как у ее матери, когда та уверена в себе и чем-то увлечена.
Есть не хочется, приходится себя заставлять. Джулия, кажется, хочет сказать что-то, однако молчит, подбирая остатки фриттаты. Барри делает глоток воды и снова откусывает от своего сэндвича, глядя на реку вдали.
Гудзон вытекает из небольшого озера в Адирондакских горах. Они ездили туда как-то летом, когда Меган было восемь или девять. Разбили палатку среди елей, смотрели на падающие звезды… Казалось просто невероятным, что эта крошечная лужица дает начало огромной реке. Воспоминание полностью захватывает Барри.
– О чем задумался? – спрашивает Джулия.
– Помнишь, как мы ездили в горы, к озерцу, из которого вытекает Гудзон?
– Еще бы! Два часа ставили палатку под проливным дождем с ветром.
– А мне казалось, погода была ясной…
Она отрицательно машет головой.
– Какое там! Мы всю ночь глаз не сомкнули, никак не могли согреться.
– Ты уверена?
– Да. После этого я и зареклась выезжать на природу.
– А, точно.
– Как ты мог забыть?
– Не знаю…
Правда в том, что это происходит с ним постоянно. Он все время оглядывается назад, живя прошлым больше, чем настоящим, и нередко слегка приукрашивает воспоминания. Улучшает их, делает идеальными. Ностальгия в качестве обезболивающего действует не хуже алкоголя.
– Наверное, думать, что мы тогда смотрели на звезды, приятнее, – добавляет Барри в конце концов.
Джулия кладет скомканную салфетку на тарелку и откидывается на стуле.
– Я недавно проезжала мимо нашего старого дома. Он так изменился… Ты там бываешь?
– Время от времени.
На самом деле Барри заворачивает туда всякий раз, как оказывается в Джерси. Дом отобрали у них из-за просрочки выплат по кредиту через год после смерти Меган. Сейчас место уже практически не узнать. Деревья разрослись ввысь и вширь, и весь участок в зелени. Над гаражом появилась пристройка. Теперь там живет совсем другая молодая семья. Фасад переделан под камень, пробиты новые окна… Подъездную дорожку расширили и заново замостили. Веревку, свисавшую с дуба, давно сняли, но инициалы Барри и Меган, которые они вырезали на коре, остались. Он сам видел и трогал их прошлым летом, когда, после загула с Гвен и другими ребятами из отдела, решил вдруг в два часа ночи взять такси до Джерси. Новые владельцы вызвали полицию, сообщив о каком-то бродяге у себя во дворе. Барри на ногах не держался, но его все же не арестовали – прибывший местный коп знал его и был в курсе всего, что случилось. Он просто вызвал другое такси, погрузил бедолагу на заднее сиденье и отправил восвояси, оплатив дорогу до Манхэттена.
