Мартина - Вишневский Януш Леон (библиотека электронных книг .txt, .fb2) 📗
Они встретились за завтраком в кухне. Он отложил газету, допил кофе, поправил галстук и подал ей руку, пожелав счастливого полета. Она ждала только одного — что он ей скажет: «Созвонимся как-нибудь…»
Она обняла его. Он не разомкнул губ при поцелуе, не поднял рук. Расплакалась она только в самолете.
— Сестренка… — услышала она вдруг за спиной, когда ждала такси перед зданием аэропорта в Вене.
Из Милана в Вену Агнешка либо прилетала самолетом, либо приезжала чуть ли не каждый уик-энд. Павел не соскучился. Время от времени писал лаконичные мейлы о том, как он загружен. У нее так и не появилось ощущения, что она для него важнее, чем аудит из Голландии. И что когда-нибудь станет для него такой… Но однажды позвонила Агнешка.
— У меня суперновость… — начала она взволнованным голосом. — Винсент… в смысле его фирма купила отель в Дубровнике. Мы могли бы там загорать и между делом следить, работая в рисепшн, как продвигается этот бизнес. Половина поступлений пойдет официально, через налоги, вторую половину они хотят пустить как издержки на пиар. Без налога. Все нетто в наши ухоженные и загорелые ручки! Хочешь?
Она не знала точно, чего хочет. Зато наверняка знала, чего не хочет Она не хотела возвращаться в Варшаву, а тем более в Познань. Кроме того, ей наконец захотелось пожить отдельно. От Павла и от родителей. Ответила, что хочет.
Потом появились сложности. Оказалось, что в отеле в Дубровнике может быть только один резидент. Второй мог находиться в другом отеле, который фирма Винсента сняла на острове Хвар. Но только в августе. Потом она могла бы вернуться к Агнешке в Дубровник.
— Я сказала Винсенту, что если это не устроится, то он может паковать свои книги и возвращаться к своей толстой старой жене на Сицилию, — прокомментировала Агнешка.
Иногда она задумывалась, откуда в Агнешке столько напускного цинизма. Ведь она была совсем не такая.
В начале августа она поездом отправилась из Вены в Сплит, а потом на пароме до Хвара. Восемнадцатого августа во время ее ночного дежурства в рисеишн ее разбудил высокий мужчина в черной футболке:
— Меня зовут Йон. Я забронировал здесь два номера на двенадцать дней…
Он положил перед ней распечатку мейла с кодом бронирования. Она пришла в ужас. Отель был полон от прачечной в подвале до трубы на крыше. Его не было ни в каких базах в компьютере. Попросила его паспорт. Он был из Новой Зеландии. Она посмотрела на фамилию Стивене. Был такой. Правда, по имени Джон. Но только с завтрашнего дня и только один номер. Она стала ему объяснять, но он оборвал ее на полуслове:
— Такое случается. Я могу поспать и в кресле. Могу я отпустить такси?
Она нервно кивнула и сказала:
— Пригласите, пожалуйста, таксиста. Мы берем на себя оплату вашего трансфера.
Не пригласил. Стал сам вносить металлические чемоданы и штативы. Потом, ни слова не говоря, устроился в кресле, прикрылся кожаной курткой и попытался заснуть. Через час она подошла к нему:
— Если вы не против, я дам вам ключ от своего номера. Сейчас нет горничных, поэтому мне трудно организовать смену постельного белья. Утром мы всё выясним. Если вы согласитесь, то в виде компенсации мы примем на себя издержки следующих трех дней вашего проживания. Приношу вам наши извинения…
Внезапно разбуженный, он смотрел на нее испуганно:
— Простите. Я не хотел вам мешать. Когда я устаю, то иногда храплю.
Она улыбнулась. Они долго извинялись друг перед другом. Она подумала, что это хороший знак. По крайней мере, мистер Стивене не закатит завтра скандала в дирекции. Он взял у нее ключ и пошел к лифту. Через десять минут зазвонил телефон:
Можно я уберу с кровати ваши книги и записи? В принципе я мог бы спать и на полу…
Прощу прощения. Конечно, уберите. Положите, пожалуйста, все на столик перед окном. И ни в коем случае не ложитесь на полу…
А вас тоже зовут Агнешка? — вдруг спросил он, произнеся это имя без акцента.
— Нет! — ответила она смущенно. — Положи те, пожалуйста, все на столик. Спокойной ночи…
Она попыталась вспомнить, не остались ли в ванной ее тампоны, очищена ли от волос бритва, есть ли в косметичке противозачаточные таблетки и не висит ли на сушилке над ванной ее белье. Была почти уверена, что висит.
Когда после дежурства она вернулась в свой номер, постель была нетронута, книги и записи лежали там, где она их оставила, ее белье было аккуратно сложено на полотенцах в ванной, а на столике под окном она заметила стопку карточек с репродукциями писанных маслом картин с фамилией «Стивене» в нижнем углу. На одной из репродукций, изображающей обнаженную женщину, было написано что-то от руки по-английски, а в скобках на безукоризненном польском: «Климтом восхищаюсь, Шиле обожаю, а Фрейд — обычный торчок».
Она встретила его на следующий день на пляже. Он сидел на полотенце рядом с огромной бутылкой красного вина и что-то вырезал ножом из деревянной чурки. Она по-польски спросила его, что это будет. Он ответил ей по-английски:
— Пока не знаю, еще не кончилось вино…Она улыбнулась. Он встал и, не говоря ни слова, исчез. Через минуту вернулся с бокалом. Налил его до краев и вкопал прямо перед ней в песок, добавив:
— У вас доброе сердце под прекрасной грудью.
Она подумала, что, наверное, надо надеть лифчик. Может, это и странно, но, видимо, типично для всех женщин: она загорала топлес только на удаленных от отеля пляжах. На ее грудь имели право смотреть только чужие. Целых десять минут она решала, достаточно ли он чужой, чтобы иметь это право.
— Фрейд — женоненавистник, диктатор, онанист и трус. Напишите это. Впрочем… Насчет онаниста, может, и не стоит. За это вас в Польше возведут на эшафот. Я изваяю сегодня член Фрейда, и мы вместе утопим его в море. Хотите?
Они сидели на пляже и разговаривали. По-английски. Иногда он вворачивал отдельные польские слова, подливал ей вина, она его пила. Он резал деревяшку и говорил. Уже давно ни один мужчина не вызывал ее восхищения. Она все же решилась и спросила его:
А почему Польша?
Во всяком случае, не из-за Матейко. Отчасти из-за Мальчевского, но главным образом из-за Агнешки. Но она живет не в Познани. — Засмеялся и показал ей свое произведение.
Она знала, что он прочитал все, что лежало на ее кровати, и обрадовалась этому. Посмотрела на то, что он положил перед ней на песке. Микроскопический сморщенный свисающий член над монструозно раздутыми яйцами, напоминающими полушария мозга.
Фрейд был еврей. Почему вы его не обрезали?
Потому что, если бы он только мог, пришил бы себе обратно этот кусочек кожи и отказался бы от своего еврейства. Он запрещал своей еврейской жене Марте зажигать свечи в шаббат, никогда не ел ничего кошерного, а в Юнга влюбился только потому, что тот был чистокровным арийцем. Он полагал, что если его теории станет пропагандировать ариец, они будут казаться более истинными и никто не сможет упрекнуть его в том, что «психоанализ — всего лишь сионистский бред». И был прав. Нацисты сожгли книги Фрейда, а книги Юнга — не сожгли. Но вы и так все это знаете, правда?
Все так. Только сказанное о Юнге для нее было не знанием, а лишь несусветной интерпретацией новозеландского художника Иона Стивенса на пляже хорватского острова Хвар после бутылки красного вина, выпитой на тридцатиградусной жаре. Тем более она решила это запомнить и при случае проверить. Художники, хоть они и часто отрекались от всего этого, всегда были верными детьми Фрейда. Даже те, кто жил за три века до того, как мир услышал о Фрейде.
Почему Агнешка живет не в Познани? — спросила она кокетливо, принимая деревянное изваяние фрейдовского члена.
Длинная история, — ответил он, поднеся бутылку с вином ко рту. — Начинается в Кракове, а кончается в маленьком городке на Восточном побережье США. Сейчас я вам ее не расскажу. Вы слишком грустны. У вас ведь хватает в жизни печали, не так ли?
Хватает. «Надо же, и это он знает», — подумала она.
— Страшно завидую той загадке, что у вас в глазах, — ответила она.
