Любовь со вкусом вишни (Смерть в наследство) - Алюшина Татьяна Александровна (бесплатные версии книг .TXT) 📗
Ника подвинула бабулино кресло к столу, подставила ей пуфик под ноги, присела напротив, разлила им чай по чашкам и спохватилась:
– Ой, я ж тебе вкуснятины всякой принесла! Как раз к столу!
– Сядь! – потребовала бабуля. – Потом все это. Не суетись!
Она помолчала, а Ника замерла, отчего-то вдруг напугавшись.
– Скоро меня не станет, – сказала решительно бабушка. – Не плачь, не печалься, в этом нет ничего страшного!
– Бабуля! – прошептала девушка, стараясь сдержать слезы. – Я же останусь совсем одна! Поживи, пожалуйста!
– Вот об этом я и хотела с тобой поговорить, Ника! – пояснила она и прикрикнула на внучку: – Не разводи мокроту! Разговор предстоит долгий и для меня нелегкий! Слушай, постарайся понять.
Она помолчала, допила чай, видимо, собираясь с мыслями.
– После моей смерти ты станешь весьма обеспеченной девушкой. Дай мне шкатулку, на комоде стоит.
Ника торопливо принесла с комода шкатулку, которую никогда раньше не видела, и внимательно ее рассмотрела.
Шкатулка оказалась и не шкатулка вовсе, а прямо ларец какой-то – большая, из резного красного дерева, довольно тяжелая.
Бабуля, открыв ее, начала выкладывать на стол бархатные футляры различной формы, в которых обычно хранят ювелирные украшения, открыла их, посмотрела и показала Веронике содержимое двух футляров. В одном поблескивали золотые старинные серьги с крупными изумрудами удивительной чистоты. Во втором лежало колье, выполненное в том же стиле, что и серьги, в центре которого ярко посверкивал большой изумруд.
– Этот гарнитур наш фамильный, он единственный остался от всего, что у нас было. Все остальное – это подарки от мужа и поклонников. Среди них тоже есть интересные вещи, ну потом сама разберешься. Опись лежит в шкатулке, а второй экземпляр у нотариуса. Ты его знаешь, он помогал нам после Сонечкиной смерти. В понедельник пойдешь в банк, забронируешь там ячейку и положишь все это туда.
– А почему ты мне никогда это не показывала? – шепотом, от потрясения, что ли, спросила Ника.
– Не время было. Слишком много всего с этим связано, я тебе тут подробно написала, потом прочтешь.
Она достала запечатанный конверт и протянула его Веронике. На конверте бабушкиной рукой, четким, почти графическим почерком было написано: «Пояснение 1. Шкатулка».
Ника взяла письмо, изо всех сил старалась сохранить спокойствие и не выпустить слезы, рвущиеся из груди от этого неизбежно-страшного, произнесенного вслух «потом».
– Убери ее и налей мне еще чаю, – попросила бабуля.
Ника поставила шкатулку на комод, сложив в нее все футлярчики, вернулась к столу и налила бабуле чаю.
Девушка подумала, что раньше не знала, где внутри ее тела находится сердце. Когда умерла Сонечка, от горя у Вероники болело все, кроме сердца, а сейчас ей казалось, что оно занимает всю грудь и плачет, болит, став огромным от того, что натерпелось, и устав не болеть.
– Никуша, не надо такой печали, это нормально, когда уходят старые люди, – протянув руку, погладила ее по ладони бабуля и улыбнулась подбадривающе. – Мне очень много пришлось пережить и великих горестей, и великих радостей, пора отдохнуть. Давай, девочка, соберись, мне надо многое тебе рассказать и объяснить.
– Я постараюсь, – сжав кулаки, сглотнув, загоняя назад так и не пролившиеся слезы, пообещала Вероника.
– Да уж, старайся! Итак, продолжим, – совсем другим, деловым тоном оповестила бабуля. – Эту квартиру не продавай, сделай косметический ремонт и сдай в аренду. Это хорошие деньги, а деньги всегда нужны, и тебе будет полегче, а то ты на своей работе надрываешься. Вот второй конверт, здесь я написала, какие вещи не надо оставлять квартирантам, и еще кое-что, на случай, когда ты все-таки выйдешь замуж.
Она протянула Нике второй пухлый конверт.
«Пояснение 2. Квартира. Замужество», – было размашисто написано на нем.
– Какое замужество, бабуля? – возмутилась Ника.
– А такое, которое тебе давно пора! – ответила бабуля. – Теперь ты будешь свободна, за бабками ухаживать не надо, самое время! И не отнекивайся! Красивая, умная, молодая, сильная духом – и что, в девках сидеть?! Только козла какого-нибудь не подбери от великой страсти и одиночества и помалкивай, что не бедная! Эх, не успела я проконтролировать, боюсь я за тебя! Ну да ладно, будет кому за тобой присмотреть, уж он-то тебя в обиду никому не даст, сиротой не останешься!
– Ты о чем? – удивилась такому странному заявлению Ника.
– Вот мы и подошли к самому главному. Дай-ка мне водички, я капель выпью.
Ника бегом бросилась в кухню за водой.
– Да не беги! – крикнула бабуля ей вслед. – Я помирать сейчас не собираюсь, это так, для профилактики.
Ника принесла стакан с водой и рюмочку для капель. Бабуля взяла в руки пузырек с лекарством, рюмочку, посмотрела на них и поставила на стол.
– А знаешь, черт бы с ними, с этими каплями! – улыбнулась задорно она. – Принеси-ка ты лучше коньячку, и еще там спрятаны от тебя сигареты за глиняной миской, на второй полке. Тащи их тоже. Ну и какие ты там вкусняшки принесла, и их давай!
Бабуля раньше иногда курила, хотя курильщицей ее назвать было нельзя, так, по праздникам, в хорошей компании или под преферанс, но считалось, что лет десять как бросила. Значит, не бросила.
– И не вздумай читать мне нотации! – предупредила для профилактики внучку Кира Игоревна.
– И не собираюсь, – ответила Ника, вернувшись из кухни, и поставила перед бабулей графин с коньяком, рюмочку и пепельницу. Затем принесла закуску, разложенную на тарелках.
Бабуля, как и Сонечка, не признавала никаких бутылок на столе, только графины для крепких напитков и декантер для вин.
– Эх, упустила я твое воспитание, – посмеиваясь, пожалела об упущенном бабуля. – Не научила выпивать в удовольствие!
– Да, пробел чувствуется.
– И вроде студенткой была, ну подумаешь, один раз напилась, так со всеми бывает, и никто не бросает. Между прочим, для здоровья иногда полезно. Эх, да что там!
Единственный раз в своей жизни Ника напилась на студенческой свадьбе однокурсников. Ей было так плохо, что она болела два дня. Сонечка отпаивала внученьку настойками и травами, а приехавшая помочь бабуля предлагала радикальное средство в виде хорошего коньяка, который она специально привезла по этому случаю. Сонечка махала на нее ручками, а Ника от одного вида бутылки понеслась в туалет. Слава богу, выпила она мало, но, как говорится, вполне хватило. И, так как свадьба не набрала еще полагающиеся данному мероприятию обороты, ее заботливо усадили в такси и отправили домой. А неудавшуюся коньячную терапию бабуля с Сонечкой применили сами за ее, Никино, здоровье.
С тех пор Вероника не пила, не руководствуясь никакими принципиальными соображениями, а просто не рискуя повторить предыдущий опыт.
Бабуля выпила рюмочку, Ника понимала и чувствовала, что она старается оттянуть какой-то важный разговор, нервничает и пытается за шутками спрятать нерешительность.
– Чтобы объяснить тебе все, придется начать почти с революции, с твоего прадедушки, моего отца Игоря Викторовича Былинского. Про него тебе никогда не рассказывали, только упоминали, что жил такой и есть фотография в альбоме. Он был, как тогда это называли большевики, «из бывших». Кадровый офицер царской армии, дворянин, умница, гениальный стратег и тактик. Они поженились с мамой, твоей прабабушкой, накануне революции, в шестнадцатом году. Отец проникся идеями, которые пропагандировали большевики, и в восемнадцатом добровольно пошел в Красную армию. В те годы таких, как он, из бывших, называли «военспец». Воевать большевики любили, а специалистов в этом деле своих не имелось. К тридцать восьмому году «бывших» практически всех расстреляли. Свои кадры вырастили. Отец очень быстро понял, что ошибался, что идеи и постулаты марксизма и пропагандирующих его большевиков – это одно, а то, что они вытворяют на самом деле – совсем другое. Но деваться ему было уже некуда. В семнадцатом у них с мамой родился Олег, а в двадцать втором я. Эмигрировать с семьей отцу бы просто не дали. Он был, как говорится, на хорошем счету, карьера шла в гору, и в тридцать втором он – уже полковник. Однажды Сталин остался весьма доволен какой-то работой, которую сделал отец, и похвалил его на приеме при всех: «Вас надо наградить. Какую бы награду вы хотели?» – спросил Сталин, имея в виду орден или что-то в этом роде, а отец ответил, что хотел бы, чтобы ему разрешили построить личную дачу, у него очень больная жена, и врачи настоятельно рекомендуют ей жить за городом. В те времена у военных, и у нас в том числе, имелись только казенные дачи. Очень дерзкая просьба, но он знал, что делал. И, как ни удивительно, Сталин милостиво разрешил. Отец построил замечательный дом подальше от глаз сослуживцев и умудрился оформить документы таким образом, что дом оказался в пожизненном пользовании, почти частной собственностью мамы и нас с братом. Уж как он это сделал, загадка, он был очень умный, большевикам не по зубам. Когда начались репрессии и стали сажать и расстреливать его сослуживцев, отец понял, что его тоже не минует эта участь. И стал обдумывать, как обезопасить семью, чтобы нас не коснулась беда. От нас с Олегом родители ничего не скрывали, рассказывали правду как есть и давали событиям честные оценки. Олег учился в военном училище, а я в школе, мне тогда было четырнадцать лет. И отец придумал! Мне неизвестны детали, как он все смог устроить и провернуть. Я только знаю, что когда ехала машина Сталина, в которой и Сталина-то не было, но об этом мало кто знал, только приближенные, из толпы к ней кинулся какой-то человек, вроде как с пистолетом в руке, а отец, якобы предотвращая покушение и якобы случайно оказавшись рядом, схватил и обезвредил этого человека, но сам был сбит этой сталинской машиной. Он попал в больницу, «покушавшийся» погиб на месте, а отец умер через три дня. Накануне ночью он собрал нас всех и объяснил, как мы должны действовать дальше, предупредил, что будет война, и подробно рассказал, что делать и как жить. Он прощался с нами, а мы не верили. Потом они надолго, до самого утра, закрылись с Олегом в кабинете и о чем-то беседовали. Отца назвали героем, а инцидент замяли, ни в газетах, ни по радио о нем не сказали ни слова. Установить личность нападавшего так и не удалось. Я думаю, что руководство подозревало, что в этой истории не все так просто, но отец героически погиб, и нашу семью не тронули. Единственное – это то, что мы переехали из казенной четырехкомнатной квартиры в эту трехкомнатную, которую дали маме как вдове героя.
