Зеркало и чаша - Дворецкая Елизавета Алексеевна (серия книг txt) 📗
Но торжествовать у него не было ни времени, ни желания. Дел накопилось очень много, и самым важным из них было полюдье — без этого ни один князь не удержится у власти, потому что не сможет содержать дружину и дом. Приходилось торопиться, чтобы успеть обойти землю и вернуться в Смоленск до того, как вскроются реки, но мысль о пропавшей без вести сестре не давала ему покоя. Зимобор был в святилище Макоши и разговаривал со старой княгиней Дубравкой, но она только грозила ему небесными карами, не желая верить, что он никак не причастен к исчезновению Избраны. Судя по горестному виду старой княгини, она сама была в полном неведении о судьбе дочери.
Тогда он выбрал время и зашел в святилище Рода. Но и волхвы развели руками.
— Гадать по воде — дело женское! У нас только Громан умел! — сказал ему Здравен, нынешний верховный жрец. — А он-то вон теперь где...
— Где?
— А то ты не знаешь? — Жрец покосился на него недоверчиво и осуждающе.
— Да я-то не ясновидящий! Вяз червленый вам в ухо! — Зимобор досадливо хлопнул себя по колену. Все теперь хотели от него слишком много и сразу. — Что вы все на меня киваете, как будто я и есть Сварог, у меня четыре лика и я все стороны света разом вижу! Мне дружину кормить надо, в поход снаряжать, из людей дань выбивать, как будто не знаю, что им самим есть нечего. А не выбью, дружину и вас же кормить не смогу! То одно, то другое, а ты еще хочешь, чтобы я под землей видел!
— Вот, знаешь ведь, что он под землей!
— Что, умер? — Зимобор сел. — От чего? Давно? Ну, дела...
— Не умер. В порубе сидит. Сестра твоя его посадила.
— За что? — Зимобор был изумлен. Как ни хорошо он знал Избрану, такой отваги он от нее не ожидал.
— Диковину какую-то они не поделили. Она и велела его в поруб бросить.
— Ну, народ! — Зимобор вскочил и устремился вон, не попрощавшись. — И хоть бы кто сказал!
Вернувшись на княжий двор, он велел извлечь Громана из поруба, с облегчением убедившись, что тот все-таки жив. Когда жреца сводили в баню и привели в приличный вид, Зимобор позвал его к себе. Несмотря на худобу и сильный кашель, Громад выглядел весьма удовлетворенным. Бывший верховный жрец был явно рад, что его обидчица-княгиня исчезла, а смоленский престол занимает мужчина, на стороне которого он был с самого начала. Его предсказания оправдались, и он был даже горд, что так пострадал за них.
— Теперь обратятся к нам лики наших богов! — говорил он, покашливая, и вся дружина с напряжением и надеждой прислушивалась к его слабому, сиплому голосу. — Теперь истинная весна наступит. Ты, князь Зимобор, победил Марену, принес нам свет. Теперь найди себе жену достойную, и народ наш возродится.
— За женой я по весне поеду. Ты мне скажи, где мне теперь сестру искать? Уж не у Марены ли она сама?
— Увезла она зеркало?
— Какое зеркало?
— А такое, из-за которого я в порубе очутился. Глянул бы ты в него — сразу бы ее увидел.
— Не знаю я никакого зеркала, — устало ответил Зимобор. Только волшебства ему теперь не хватало для полного счастья! — А как-нибудь иначе можно узнать, где она и что с ней? Ты, отец, по воде гадать умеешь — поищи ее.
— Поищу. — Громан кивнул и закашлялся. — Завтра на заре приходи.
Громан уковылял в святилище, Зимобор задумчиво смотрел ему вслед. За прошедшие месяцы Здравен освоился на месте старшего жреца, и что теперь делать — смещать его и возвращать должность Громану? Которого предпочесть, которого обидеть? Уж хоть бы святилище как-нибудь само уладило свои дела!
И Зимобор опять вздохнул, вспоминая Избрану. Сколько сложностей она ему создала — и конца им пока не предвиделось.
На заре он уже стучался в ворота святилища. В храме горел огонь перед идолом, золотой щит Перуна был вынут из сундука и лежал перед огнем, рядом ждал Громан.
— Говорил я с Перуном, — кашляя, сказал он. После освобождения из поруба он кашлял беспрестанно, и Зимобор вдруг понял, что старик уже совсем скоро лично встретится со своим богом и волноваться из-за должности верховного жреца не станет. — Вода не знает, где твоя сестра, а огонь знает. Огонь видел ее. А Перун говорит: не оставляй Марену на свободе, одержал победу — закрепи. А не то она опять скоро в силу войдет и на черного коня сядет. В руках ее — меч. Сейчас покажу тебе ее. Смотри.
Старик пошевелил дрова в очаге, пламя вспыхнуло ярче, огненный свет залил поверхность золотого щита. Круглые бляшки сверкали так ярко, что сливались в сплошное солнечное сияние и смотреть на них было больно. Зимобор невольно зажмурился, перед глазами поплыли огненные пятна в черноте, и вдруг откуда-то появилась картина. Он увидел белую фигуру, похожую на лебедя с поднятыми крыльями, но у этого лебедя была человеческая голова с длинной девичьей косой, и он сразу узнал Избрану. Он не мог разглядеть ее лица, но все в этой белой фигуре, такой сильной, светлой, легкой, но при этом твердой и целеустремленной, напоминало Избрану. Это была сама ее душа, сама ее сущность, не привыкшая отступать и сдаваться, всегда устремленная вверх и вперед.
Перед ней тоже пылал огонь, бросая отблески на золоченый идол, который казался еще больше и внушительнее, чем бывает даже в княжеских святилищах. А в руке девушка-лебедь держала меч, похожий на застывшую молнию, — не то посвящая его золотому идолу, не то получив от него же.
Все потемнело. Видение исчезло.
— Ну, что видел? — услышал он голос Громана.
— Видел... ее... — Зимобор даже не сразу вспомнил имя своей сестры. — Избрану. И в руках у нее меч...
— А я тебе что говорю? Меч Перуна она потеряла, а меч Марены нашла.
— Но это не меч Марены. Он был светлым. Огненным. Как этот, — Зимобор кивнул на сундук, где хранилось священное оружие божества. — И где она? Неужели у... у нее?
В храме Перуна он не решился произнести имя Матери Мертвых, хотя и не верил, что Избрана действительно там.
— Где? — Громан покачал головой и снова закашлялся. — Много хочешь от богов, сынок... Княже. Тебе, может, то показали, чего еще нет, а только будет. Тебе судьбу показали, а ты — где? Тут тебе не судилище с видоками. Боги путь лучом по небу указывают, а по земле сам иди, ногами все буераки ощупывай.