Саламанка - Грицак Елена Николаевна (читать книги онлайн полностью без сокращений .txt) 📗
Примерно так был принят осенью 1567 года в Саламанке кармелит Хуан де Иенес, взявший себе имя Христа и прославившийся своими вдохновенными стихами. Братья-монахи называли его маленьким Сенекой за рост (он едва доходил до плеча даже невысоким женщинам), звонкий голос, но главное – высокий лоб, крутой, как у античного мудреца. По словам очевидцев, «его ясные, усталые глаза светились умом, а в кроткой улыбке сквозила тайна». В Саламанкском университете Хуан освоил полный курс богословских наук, которые пригодились ему в деле реформирования церкви. Став лиценциатом, он поступил в монастырь Новый Кармель, расположенный рядом с обителью кармелиток, где управляла Тереза Авильская. Женщина-философ и молодой выпускник университета работали вместе до того, как подозрения недовольных изменением порядков привели одного из них к аресту. Брат Хуан провел в заточении около 9 месяцев. Питаясь только хлебом, испытывая унизительные допросы и пытки, он открыл в себе поэтический дар. В одиночной камере были написаны романсы и стихи о любви, небольшие поэмы религиозного содержания, лучшей из которых впоследствии стала считаться «Духовная песнь». После освобождения он взял себе имя Иоанна Крестителя (по-испански де ла Крус), основал еще одну обитель кармелитов, где поселился с двумя братьями, продолжая деятельность на благо католицизма и национальной литературы. Идеи Хуана де ла Круса вдохновляли не одно поколение монахов, а рукописи, пополнив библиотеку Саламанки, напоминали о том, что горячие, исполненные чистоты и света строки могут рождаться даже в застенках.
Книжные собрания университетов вначале почти не отличались от тех, которые издавна существовали в монастырях и приходских школах. По убеждению Фомы Аквинского, «хранилище книг является истинной сокровищницей обители. Без нее монахи будут ощущать себя голодными, даже если в их кухне наполнены котлы, столы ломятся от яств, в речках плещется рыба. Монастырь в отсутствие рукописей подобен плащу без другой одежды, саду без цветов, кошельку без денег, лозе без винограда, суду без часовых…». Библиотечные правила того времени позволяли выдавать книги на дом, но в каталогах имелись специальные рубрики, где отмечались труды, ознакомиться с которыми можно было лишь в стенах монастыря. Особо ценные издания, как и те, которые считались опасными с точки зрения морали, разумеется, были доступны не всем читателям.
В университетских библиотеках гораздо чаще, чем в монастырских, встречалась светская литература. Научные трактаты, поэтические сборники, путевые заметки, труды преследуемых церковью авторов могли повлиять, хотя и косвенно, на репутацию католической церкви, а потому выдавались на руки с большой неохотой. Правилами предусматривались ограничения в выдаче «книг, учения которых осуждены. Писания, опасные для чтения, должны доверяться только профессорам богословия. Однако те обязаны воздерживаться от них, если потребности аргументации или спора не заставляют его прибегать к ним. Сам профессор не может читать их из-за чистого любопытства, чтобы яд не проник в него». Правила некоторых библиотек запрещали выдачу рукописных изданий на дом, «чтобы никому не вздумалось подменить одну рукопись другой, того же вида, но меньшей ценности». Невероятно дорогие, переписанные на пергаменте книги приковывались цепями к полкам или ножкам стола главного библиотекаря. «Бери книгу с таким же благоговением, – наставлял Аквинский читателей, – как Симеон-праведник взял на руки младенца Христа». В Испании обычай приковывать книги сохранялся до ХVII века, когда в Европе действовало более 60 университетских библиотек. Первым по времени основания было книгохранилище в Болонье, созданное вместе с учебным заведением. Через 200 лет не менее значительная библиотека открылась в Саламанке, где так же, как и в других высших школах, разрешалась книжная торговля и работали мастерские по переписыванию книг – скриптории.
Основными посетителями читальных залов являлись профессора и студенты, однако посмотреть на огромные шкафы и длинные дубовые столы, занятые людьми в мантиях, не возбранялось никому. В библиотеки время от времени приходили крестьяне с женами. По словам очевидцев таких экскурсий, «они шумели, охали, топали ногами, поскольку не могли понять, зачем все это нужно». Собрание Саламанкской библиотеки состояло преимущественно из трудов по теологии, истории, медицине и точным наукам. Одним из важных источников пополнения фондов служили дары; коллекционеры завещали университету свои книги или отдавали их еще при жизни, рискуя навсегда проститься с частью своего собрания. Вечная проблема надругательства над библиотечными книгами существовала и в Саламанке, где хранители фондов не были оригинальными в попытке решить ее с помощью назиданий. Автор одной из средневековых публикаций сетует на «школяров, которые настолько изгаживают книги, что лучше б повязали уж себе сапожный фартук и вытирали руки об него, а не о рукописи, расстилая и разглаживая их. А если приглянется им какое-нибудь место в книге, отчеркивают его грязным ногтем. Соломой пользуются для закладок. И над открытой книгой не стыдятся грызть сыр и фрукты, размахивать наполненным стаканом. А если под рукой нет сумки, объедки оставляют в книгах. На книги опираются локтями и смятые тем листы разглаживают, сворачивая их в трубку вдоль и поперек, нанося книгам неимоверный ущерб. И прежде прочих из библиотек следовало бы гнать взашей тех, которые, упражняясь в рисовании, марают поля каракулями – причудливыми буковками и мордами животных».
В Средние века, чтобы уберечь книгу от порчи и пропажи, библиотекари писали на ней страшные угрозы: «Если ты украдешь или осмелишься продать книгу, ждет тебя страшный гнев божий. Ты попадешь в ад, будешь жевать и выплевывать свой язык, раскаленный как железо. Изо рта у тебя будут выскакивать жабы, не давая прохода истинной пище».Заметные изменения в деятельности библиотек произошли в эпоху Возрождения. Обедневшие монастырские хранилища и скриптории перешли в собственность города, постоянно учреждались новые университетские библиотеки. Сами здания строились в центре населенных пунктов, привлекая внимание красотой своих фасадов, в оформлении которых участвовали лучшие зодчие и художники. Примерно с XVII века в читальные залы допускались не только духовные лица, монахи, ученые, студенты, но люди, далекие от науки, например мореплаватели, купцы, ремесленники, стремившиеся к знаниям так же сильно, как и бедные студенты.
Большие и малые
Университет в Саламанке был одним из немногих учебных заведений Испании, где царил демократический дух, к сожалению, касавшийся лишь преподавания. В отношении организации он постепенно утрачивал средневековые принципы, которые обеспечивали равные права всем учащимся. Одинаковые привилегии вкупе с возможностью влиять на подбор преподавательского состава не исключали неравенства среди студентов, обусловленного различным социальным положением.
Считаясь членом студенческого братства, потомок родовитой знати не голодал и жил в собственном доме, снятом за большие деньги либо купленном на время учебы. В хрониках университета самым значительным событием 1601 года назван приезд Гаспара Гусмана де Оливареса. Кортеж novato составляли 8 пажей, 3 камердинера, гувернер, воспитатель, 4 лакея, несколько поваров, конюх, многочисленный штат слуг. Еще не избранный ректором, юный аристократ приезжал на занятия верхом, что в Испании, привыкшей к мулам и пешим прогулкам, считалось верхом благополучия. Высокородный студент редко появлялся на улицах без свиты, проводившей часы в ожидании господина с лекций, вечеринок, службы в храме.
Места на деревянных скамьях аудиторий занимали не только дворяне и дети богатых негоциантов. В основной своей массе испанское студенчество происходило из средних слоев общества: лавочников, ремесленников, врачей, юристов, городских учителей. Горожане со скромным достатком обрекали себя на жертву, стараясь оплатить учебу сына, чтобы тот, получив степень, помог семье преодолеть нищету. В средневековой Европе лишь образование давало шанс талантливому, но небогатому и незнатному человеку подняться по социальной лестнице. Образованный простолюдин пользовался не меньшим уважением, чем идальго. Получив дворянство вместе с ученой степенью, он мог претендовать на должность в alma mater, имел возможность получить приход или представлять городскую власть в качестве адвоката.
