Янтарные глаза одиночества - Землякова Наталия Геннадьевна (чтение книг txt) 📗
Только отбежав от кладбища довольно далеко, Железнов вспомнил, что так и не сделал того, ради чего пришел. Он ведь так и не узнал, как на самом деле ее зовут – Ляля, Елена, Лара, Лариса… Как? Он думал, что наконец-то узнает ее настоящее имя, прочитав его на табличке, прикрепленной к деревянному кресту. Но не успел. Да и креста он не видел. Наверное, его установили позже. Когда Князь курил.
Андрей Железнов уходил как можно дальше и от кладбища, и от Князя, и от Ляли, стараясь все забыть и жить по-прежнему.
Но жить по-прежнему не получилось.
– Там, там, там, там, да-дам… – подпевал огромный, упакованный в черные кожаные штаны и рубашку человек с вытравленными до белизны кудрями. Он энергично расхаживал по крошечной ресторанной сцене и был так увлечен прослушиванием песни, что то и дело пристукивал в ритм музыки железными набойками своих тяжеленных рокерских ботинок.
– Давай, давай, пожестче, потом гитарка, а здесь вот немного скрипочек надо бы. Ла-ла-ла… – затянул он неожиданно тонким голоском и снова изо всех сил стукнул металлическими набойками на башмаках.
Казалось, что в этом человек играет все – и бледное лицо с ярко-зелеными глазами, и руки, украшенные причудливыми перстнями, и даже кожаные штаны скрипели в такт песням Андрея Железнова. Недаром известного певца Савелия Ленского так и называли – человек-оркестр. Правда, широкой публике он был известен как исполнитель пронзительных любовных баллад, хотя всю свою юность Ленский яростно и самозабвенно играл рок в подвале ЖЭКа. Но именно в тот момент, когда столь горячо любимый им жанр был официально разрешен, Савелия угораздило то ли в шутку, то ли всерьез спеть лирическую, почти слезливую песенку под названием «Люби меня, и я подарю тебе весь мир». На Савелия Ленского обрушилась народная любовь. Естественно, что испытание оглушительной славой певец не выдержал и предал, как говорили его завистники, идеалы своей юности. Ленский начал с огромным успехом «дарить публике» одну любовную песенку за другой. Для карьеры поп-исполнителя бывшему рокеру даже не пришлось придумывать новое имя. На афишах Ленского продюсеры писали просто – Сава.
– Ну что, молодец. Я-то думал, что барахло, а песни действительно классные. Особенно грустные. Я сам чуть не обрыдался, – похлопал Сава по плечу Железнова и, словно мимоходом, бросил: – Так, беру все оптом. Сколько хочешь? – Ленский засунул руку в карман своих кожаных штанов, достал изрядно помятую пачку бумажных купюр и пошелестел ими, как пожухлыми осенними листьями. – Хватит? Договор завтра подпишешь с моим директором. Лады? А у тебя еще есть песни? Или только эти?
– Нет, пока только десять, – растерянно ответил Андрей, который никогда в жизни не видел такого количества денег.
Железнов почувствовал, что спасен. Сейчас он возьмет эти деньги и уедет на море. А там, лежа на раскаленном песке, будет постепенно выжигать из себя воспоминания о Ляле.
Ведь чтобы не спиться и не сойти с ума после ее гибели, он каждый день приходил в ресторан, садился за рояль и тихонько играл, едва прикасаясь пальцами к клавишам. Никому из обедающих в зале даже к голову прийти не могло, что таким вот нехитрым способом Андрей Железнов «выпевает» свою боль, тоску, отчаяние и вину. Что каждая его песня – как покаяние. Когда Андрей пел, то было немного легче. Когда замолкал, все в нем умирало. Причем умирало так больно, что минутами не хватало сил даже на короткий вздох. Держаться на поверхности помогала лишь музыка.
И вот теперь за все эти песни с таким явно выраженным болеутоляющим эффектом человек в кожаных штанах и ботинках с металлическими набойками предлагает солидный гонорар.
– Ну, так что, по рукам? – нетерпеливо спросил Сава и взглянул на часы. – Мне вообще-то пора переодеваться. Через пятнадцать минут концерт начнется. А еще надо, сам понимаешь, распеться. – Сава выразительно щелкнул себя по горлу.
Андрей никак не мог решиться. Ведь ему никогда раньше не случалось продавать свои чувства ни за большие деньги, ни за маленькие. Поэтому его мучили сомнения. Хорошо ли это? Правильно? Ведь все эти песни были написаны «для Ляли». Пять – когда она была рядом. Пять – когда исчезла. Всего десять коротких эпизодов их любви. Но воспоминания о них резали по живому – как бритва. На какую бы кнопку нажать, чтобы навсегда стереть их из памяти? На этот вопрос у Андрея пока тоже не было ответа.
– Мне надо подумать… – нерешительно протянул Железнов.
– Подумать? – опешил Сава и хлопнул в ладоши, как маленький послушный мальчик на утреннике в детском саду. – Хорошие дела! Сначала эта девица меня уговаривает послушать твои песенки. Я трачу время, пою тут вместе с тобой. Да о чем говорить! Я уже выучил эти песенки наизусть и даже полюбил их. А что же получается? Ты уже продал их кому-то другому?
– Да никому я ничего не продал, – вздохнул Железнов. – Просто все слишком быстро…
– А в шоу-бизнесе только так и можно жить – слишком быстро. Так что, ты согласен на опт? – захохотал Сава и топнул ногой.
Казалось, он непременно должен каждое свое слово проиллюстрировать физическим действием. Но если в жизни это выглядело смешно, то на сцене Сава был непревзойденным мастером по выбору подходящих телодвижений. Когда Сава произносил слово «любовь», то разводил руки так, будто собирался улететь словно большая гордая птица. Когда пел «прощай», то, широко расставив ноги, буквально садился на сцену – мол, расставание с любимой совсем лишило его сил. В общем, публика была в восторге от выразительной пластики Ленского.
– Подождите, Савелий, какой опт? Мы так не договаривались. Песни – это что, бананы, что ли? Вы еще попросите взвесить вам пару кило мелодий!
На сцену уверенно взобралась слегка полноватая девушка с рыжими волосами. «Настя», – с благодарностью вздохнул Железнов. Помощь, как всегда в его жизни, пришла неожиданно, но очень вовремя.
Спасать Андрея Железнова Настя начала пару дней назад.
Как-то днем он сидел на полутемной сцене, тихо наигрывал свои песни, пристально глядя в ноты и раздумывая, не надо ли еще что-нибудь исправить, а, может быть, даже переписать? Неожиданно он очень сильно увлекся этим процессом. Вносил правки в ноты, затем еле слышно пропевал всю песню от начала и до конца. Параллельно прокручивал в голове возможные варианты аранжировки. Это был новый, так сказать, улучшенный курс самолечения. Андрей с удивлением заметил, что именно при таком способе терапии боль отступает еще быстрее. А после того как он часа два увлеченно поработает над всеми песнями, то даже на какое-то время совсем исчезает. Словно десять песен превратились в те самые десять таблеток, «проглотив» которые, он излечивается. Правда, пока ненадолго. Поэтому курс надо было повторять ежедневно.
В тот день он только что «принял» самую «горькую таблетку» – в который раз спел песню, написанную сразу после гибели Ляли. Вдруг Андрей услышал уверенный женский голос:
– Слушай, а это действительно твои собственные песни?
Андрей прищурился и пристально посмотрел в темный зал, потому что днем в ресторане, как всегда, царил полумрак.
– Хорошие песни, хоть и грустные очень, – одобрила невидимая женщина. – Только голос у тебя для них слабоват.
– Спасибо на добром слове, – засмеялся Андрей. – А ты кто? Что здесь делаешь? Заблудилась?
– Я – Настя. Новый администратор.
– А я Андрей. Иди ко мне. У меня и другие песни есть. Повеселее.
Именно в этот вечер ему, как никогда, нужна была женщина – официантка, стриптизерша, администраторша… Какая разница? Главное ночью, до которой осталось не так много времени, не быть одному. Но сегодня Андрей Железнов первый раз так выбирал для себя женщину – по голосу. Вернее, по интонации. Он, для которого всегда была особенно важна внешняя привлекательность, вдруг в одно мгновение «подсел» на уверенную интонацию в голосе незнакомки. Она сказала всего несколько слов, а Железнов сразу поверил – все будет хорошо. А разве может быть иначе, когда рядом с тобой женщина, которая не знает сомнений? Поэтому, когда девушка «вышла из тени» и поднялась на сцену, ему было абсолютно все равно, как она выглядит.
