Любовная мелодия для одинокой скрипки - Лианова Юлия (читаем книги бесплатно TXT) 📗
Поймав вопросительный взгляд дочери, Каролина встала и, прихватив свои ласты, пошла к морю.
Алекса она нагнала около буйков.
–?Вы хорошо плаваете, – сказал он.
Ей не понравилась снисходительность, прозвучавшая в похвале.
–?Вы тоже... недурно.
Получилось по-ребячьи. Она рассердилась на себя и умолкла. Когда они вернулись на свое место, Динки не было. Скорее всего ушла играть с загорелыми парнями в пляжный волейбол. Площадку они разметили для себя чуть выше и в стороне, где кончался песок. Каролина почувствовала облегчение. Присутствие дочери ее непонятным образом сковывало.
–?Артур пригласил меня вечером в ресторан, пообещал, что играет очень интересная гитаристка. Играет и мелодекламирует потрясные в ее устах стихи. Он так и сказал.
Каролина промолчала. А что было говорить? Кричать, как та ворона на дубу: это я читаю потрясные в моих устах стихи?
–?Я подозреваю, что эта гитаристка вы?
Вот же седой болтун, Артур...
–?Я...
Он помолчал и очень мягко, осторожно спросил:
–?А мелодекламация зачем?
–?Вы против мелодекламации?
–?Не стану утверждать категорически, но меня это всегда немного настораживает. Знаете, вроде как приглашение на помощь – ме-ло-дек-ла-ма-ция. Я как бы один не справлюсь, но вдвоем с музыкой как-нибудь потянем...
–?Вам не приходилось слышать, как Михаил Казаков читает стихи Бродского в сопровождении рояля?
–?Нет.
–?Я понимаю, вы подумали: так то Казаков...
–?Я слышал вашу игру на скрипке и так не подумал.
Черт, до чего же приятен этот косвенный комплимент...
–?Хотя песни Вертинского ведь тоже, по сути дела, мелодекламация, – задумчиво произнес Алекс. – Мы не застали пик увлечения Вертинским. Но я рос в семье, где им восхищались, где его пластинки собирали еще в те времена, когда их привозили из-за границы. Были такие, с собачкой, сидящей у граммофона, фирмы «His master's voice».
–?Знаю, у нас они тоже есть, но я с вами не согласна. Вертинский певец. Он пел, а никак не мелодекламировал.
Алекс с удивлением посмотрел на нее. Каролину его взгляд обидел – вроде как на букашку поглядел, ишь ты, возражать осмеливается.
–?Если вы хотите сказать, что я не очень хорошо представляю себе его исполнение, вы ошибаетесь. Во-первых, я профессиональный музыкант и прекрасно разбираюсь во всем, что касается музыки, включая и вокал, поэтому могу сказать совершенно определенно, что отсутствие классических вокальных данных еще не означает, что человек не может петь. Вот когда подобный исполнитель думает, что обладает певческим голосом и ведет себя соответственно, тут начинается другая проблема, психологическая. Но Вертинский, будучи невероятно музыкальным человеком с отличным слухом, никогда не пытался надевать на себя фрак вокалиста, он просто пел. Именно пел! Тем голосом, какой имел. А во-вторых, я очень его люблю, знаю почти все его песни и, когда есть настроение, декламирую. Может быть, следует сказать «мелодекламирую» – под рояль и под гитару. Даже могу под скрипку!
–?А под водку?
–?Не остроумно! – отрезала она, но подумала, что сама напросилась на эту насмешку – кто так говорит: «под рояль»?
–?Не обижайтесь и извините.
–?Я не обижаюсь.
Мимо их лежака прошли две загорелые девицы, нахально виляя практически голыми, смачными задницами – нити супермодных бикини совершенно скрылись в играющих половинках.
–?Оживились, – не удержалась Каролина. – До вашего появления моя персона никого не интересовала.
–?Новенькое тело видно издали, – его слова, констатирующие очевидное – появление незагорелого человека на пляже, – прозвучали двусмысленно и почему-то обидно. Значит, ее тело старенькое?
–?Вы после обеда отдыхаете или возвращаетесь на пляж? – ловко сменил тему разговора Алекс.
–?Отдыхаю.
–?А обедаете у Артура?
–?Да.
–?Вы разрешите на правах старого знакомого напроситься в соседи?
–?Это вы-то старый?
–?Ну не молодой же.
–?Я не в том смысле.
–?Если не в том, то для пляжного знакомого я тоже со стажем.
Небольшим, увы, но дающим некоторые основания надеяться на приглашение.
–?Вернется Динка, и мы обсудим.
–?Тогда я уверен, что получу приглашение.
–?Почему? – Каролина сама удивилась шевельнувшейся ревности к дочери.
–?Потому что она мой засланный казачок в вашем лагере.
–?Когда же вы ее успели завербовать?
–?Когда мы с нею ходили в консерваторию.
–?Понятно... – Что было понятно, Каролина сказать бы не смогла. Мимо них пробежала, поднимая тучи песка, Динка, с разбега нырнула в море, поплыла классическим кролем, буравя воду ногами, нырнула, развернулась под водой, подплыла к берегу, вышла из воды, отряхнулась как гончая, подошла к лежаку, бесцеремонно взяла материнское махровое полотенце, крепко растерла начинающее загорать поджарое, стройное тело и плюхнулась рядом на песок.
–?Валенки! Продули...
–?Кто валенки?
–?Эти, с мускулами, качки недоделанные. Мышцы есть, ума не надо... Пошли обедать!
–?Проголодалась?
–?Как зверь... Вы с нами?
«Как все просто, – подумала Каролина, – а я тут целую церемонию вокруг приглашения к нашему столу развела».
–?Конечно, – взяла она на себя инициативу. А то больно расхозяйничалась доченька...
Послеобеденный отдых превратился в кошмар. Каролина мысленно перебирала все, что она наговорила там, на пляже, и констатировала с грустью, что более глупой и неостроумной она никогда не была. А теперь никак не могла сосредоточиться и решить, что она сегодня вечером будет «мелодекламировать» – господи, зачем она согласилась? Играла бы на скрипке, благо она лежит в сейфе у Артура...
Действительно, что?
Она перебрала любимых поэтов. Из современников? Бродский? Почему, чуть что, Бродский? Вероника Тушнова? Или вечно задыхающаяся своими эмоциями и оттого невразумительная Белла Ахмадулина? Ее Каролина недолюбливала, хотя иногда читала для публики. А может быть, пойти в ином направлении? У нее была приготовлена интересная, смелая композиция. Начиналась стихотворением Есенина «Шаганэ ты моя, Шаганэ», а заканчивалась неизвестными стихами Николая Тихонова, написанными на смерть Есенина: «Он не приедет к милой Шаганэ С больной душой и непонятной болью... Сергей, Сергей, а как же дальше мне Влачить всю жизнь тоскующей юдолью? Легла на грудь пудовая вина, Шумят неугомонные витии, Все так же много в кабаках вина. Но нет поэта, лучшего в России...»
И музыка Свиридова, великого и, на ее взгляд, недооцененного щедрого мелодиста. Подумав, решила, что не стоит, – кто его знает, как Алекс относится к Есенину? К тому же она знала стихи Тихонова по памяти и не была уверена, что правильно помнит слова.
Может быть, взять Марину Цветаеву, любимую, понятную в каждом трагическом вздохе, нескладную и прекрасную, влюбчивую и невезучую? Но ей казалось, что Цветаева скорее женский поэт, а сегодня она должна читать для Алекса и ни для кого иного, провались они, клиенты Артура, пропадом... Ахматову она тоже недолюбливала, что-то было в этой царственной глыбе такое, что задевало ее женственность. «Мой Пушкин»... Почему ее? Он всехний и мой. И нельзя быть столь ревниво несправедливой к Натали, ты вот роди пятерых за шесть лет, не успевая опростаться, снова ходи с пузом. Ни балов тебе толком, ни летнего отдыха, и денег вечно не хватает на все, что так хочется иметь. А этот, африканец неуемный небось каждую ночь ласкает и жадно исцеловывает, будто слизывает сливки ее бесподобной белой кожи и пьянеет от этого и забывает, что клялся и обещал быть осторожным и не брюхатить ее каждый раз, как она останавливает молоко... Господи, как она хорошо чувствовала Натали! Вот именно, не понимала, а чувствовала...
И тут ее осенило.
Конечно, нужен Пушкин!
Сами собой выплыли из памяти строки: «Чертог сиял, гремели хором певцы под звуки флейт и лир...»
Она любила эту удивительную маленькую повесть «Египетские ночи», любила, как и все, написанное Пушкиным, но еще и потому, что некоторые строки удивительно совпадали с ее самоощущением: как точно уловлен момент, когда начинается то, над чем она сама не властна... «Но уже импровизатор чувствовал приближение бога...»
