Откровения Екатерины Медичи - Гортнер Кристофер Уильям (мир книг .TXT) 📗
— Послушай, Екатерина, я так бледна! Может, стоит наложить румяна, те самые, что ты для меня приготовила?
— Только не сегодня, — покачала я головой. — Невесте пристала бледность.
— Не странно ли, как может перемениться жизнь? — Мадлен крепко стиснула мои руки. — Взять хотя бы нас с тобой: кажется, еще вчера мы сидели вместе в классной комнате, а теперь ты супруга дофина, а я скоро стану королевой Шотландии. — Она снова бросила взгляд на свое отражение. — Я всем сердцем надеюсь, что буду Иакову хорошей женой. Доктора говорят, что мое здоровье значительно улучшилось.
Мадлен рассеянно потеребила рукав платья, под которым виднелись кровоподтеки — следы недели кровопусканий, которые предписали ей доктора.
— Однако, — прибавила Мадлен, — говорят, суровые зимы Шотландии пагубны для легких, а ведь у меня всегда были слабые легкие.
— У Иакова довольно замков, тебе там будет тепло. — Я решительно отвела ее пальцы от шрамиков на руке. — А теперь, будь добра, успокойся! Сегодня твоя свадьба.
Ближние дамы дружно взвизгнули — в покои широким шагом вошел Франциск, сверкая великолепием наряда из золотой парчи.
— Стыдно, папочка! — попеняла ему Маргарита. — Мужчине негоже видеть невесту до венчания, это дурная примета.
— Чушь! Для жениха, может, и дурная, но отец — другое дело. — Франциск подошел к Мадлен. — Твой нареченный ждет. Ты готова, моя дорогая?
Мадлен взяла его под руку, и он украдкой бросил на меня обеспокоенный взгляд. Тяжесть недавней утраты до сих пор не изгладилась с его лица, и я знала, что он встревожен. Шотландия славилась суровостью климата и неукротимостью знати; каково придется нашей милой Мадлен вдалеке от родной Франции?
— Ее высочество, — сказала я вслух, — только что говорила нам о том, как она счастлива. Воистину, ваше величество, нынешнее событие — большая радость для Франции.
— Верно, — пробормотал он, — такая же, как твое прибытие, моя малышка. — И, сияя улыбкой, повернулся к Мадлен. — Поспешим же в Нотр-Дам!
После праздничных торжеств мы сопроводили новобрачных в Кале, откуда им предстояло отплыть в Шотландию. И вернулись в Фонтенбло, где Франциск внезапно рухнул без чувств.
Болезнь его ввергла двор в нешуточную панику. Придворные шептались, что участие в свадебных торжествах истощило силы короля и что у него вновь открылась язва в интимном месте, которая препятствовала нормальному мочеиспусканию. Несколько недель он провел в затворничестве, подвергаясь усиленному лечению разными снадобьями и страдая под их воздействием головокружением и слабостью.
Вместе с «маленькими разбойницами» я несла неусыпную стражу у дверей в королевские покои. Внутрь нас не допускали, и мадам д'Этамп оставалось лишь метаться по коридорам дворца, не будучи в силах помочь человеку, от которого зависело все ее существование. Когда наконец объявили, что его величество идет на поправку, она облачилась в самое роскошное свое шелковое платье, украсилась драгоценностями и стала ждать, когда король призовет ее.
Однако, к нашему общему большому удивлению, первой Франциск пожелал видеть меня.
Он лежал в постели и, когда я вошла, открыл остекленевшие от жара глаза.
— Малышка, ты сменила духи.
— Я изготовила их сама, — пояснила я, поднеся к его лицу запястье. — Экстракт жасмина, амбры и розы.
— В высшей степени французская смесь. — Франциск слабо улыбнулся. — Уж если ты берешься за что-то, то всегда доводишь дело до конца. Меня восхищает твоя настойчивость. Быть может, вскоре ты добьешься успеха и в том, чтобы подарить мне внука?
— Да, — прошептала я.
И ничем не выдала страха, хотя понимала, что в этих словах короля заключено предостережение. Рано или поздно он умрет, и я останусь одна в окружении враждебного двора. Мне надлежит обеспечить продолжение рода Валуа и доказать, что я достойна быть королевой.
Я держала его за руку, глядя, как он понемногу погружается в сон. Мне бы следовало ужаснуться при мысли, что блистательный властелин, который наперекор всему приютил меня под своим кровом, теперь неумолимо приближается к концу жизни.
И все же я была способна думать только об одном — о преграде, которую мне предстоит преодолеть.
К середине лета Франциск окончательно поправился, и началась война с императором Карлом V Габсбургом за Миланское герцогство. На сей раз во главе армии встали коннетабль, его племянник Колиньи и мой муж, а королевский двор разместился в Сен-Жермене, поближе к надежным стенам Парижа.
При первой же возможности я в одиночку тайно выбралась в город и посетила Козимо. Он был безмерно рад меня видеть и тут же провел в комнату на верхнем этаже дома, тесно заставленную шкафами с множеством склянок, колб и книг, точь-в-точь как во флорентийском кабинете его отца. На потолочных балках комнаты были развешаны клетки с птицами.
— Госпожа моя! — Козимо поклонился с преувеличенной услужливостью. — Своим посещением ты оказываешь мне великую честь.
— Козимо, ты выглядишь так, словно целый месяц не ел и не выходил на свежий воздух. — Я окинула его взглядом. — Искренне надеюсь, ты не сидишь, затворившись в этой комнате, днями напролет. Одной магией, знаешь ли, сыт не будешь.
Слушая, как он бормочет оправдания, глядя на его худое лицо, светящееся пылким желанием угодить мне, я невольно задавалась вопросом, правильно ли поступила, придя к этому человеку. Он, в конце концов, всего лишь слуга, живущий у меня на содержании. Как может он понять те муки, которые я испытываю? С того ужасного дня, когда у меня случился выкидыш, я жила в постоянном страхе. Вопреки утверждениям Лукреции, что женщины часто теряют первого ребенка, я терзалась мыслью о грозящем мне изгнании за то, что не сумела подарить мужу наследника.
— Госпожа моя, — Козимо смотрел так, словно мог прочесть мои мысли, — ты встревожена. Ты пришла ко мне потому, что тебя обуревает страх. Можешь довериться мне. Я скорей бы умер, нежели предал тебя.
Я вздрогнула, встретив его пронизывающий взгляд. Мне вспомнилась кровь, текущая между ног, комок тряпья и ночная сорочка, догорающие в камине. Сердце мое словно сжала в кулак невидимая рука.
— Мне необходимо родить сына, — прошептала я наконец. — Иначе я погибла.
— Исследуем знамения вместе. — Козимо серьезно кивнул.
С этими словами он извлек голубя из клетки на балке и уверенным движением свернул ему шею. Положив на стол трепещущее белоперое тельце, он взял кинжал и выпотрошил убитую птицу. Меня передернуло от вони вывалившихся наружу кишок, от вида крови, забрызгавшей руки Козимо, а тот внимательно разглядывал внутренности голубя. Потом поднял голову и, с улыбкой глядя на меня, объявил:
— Я не вижу никаких помех твоей способности к деторождению.
От нахлынувшего облегчения у меня ослабли колени. Я глубоко вздохнула, опершись ладонями о стол.
— Если ты потеряла одного ребенка, это не означает, что не будет других, — добавил Козимо.
Я застыла. Медленно подняла глаза и встретилась с ним взглядом.
— Ты… ты знаешь об этом? Ты это видел?
— Таков мой дар. — Козимо пожал плечами. — Я вижу то, чего не дано увидеть другим. И еще я должен сказать: госпожа моя, будь терпелива, ибо время твое еще не пришло.
— Сколько же мне еще терпеть? — У меня вырвался горький смешок. — Семь лет прожила я во Франции, но так ничего и не достигла. А всему виной эта женщина; она знает, как я страдаю, и упивается моими страданиями! Господь свидетель, она заслужила смерть! — Я выдернула из-под воротника цепочку с сокровенной склянкой. — Здесь снадобье, которое много лет назад подарил мне твой отец. Нужно только одно — подходящий случай…
— Нельзя, госпожа моя. — Козимо выразительно выгнул бровь. — Подозрение сразу падет на тебя.
— Ну и пусть! Генрих погорюет немного, да и смирится. На этом все и закончится.
— Или поверит слухам и никогда больше не коснется тебя. Французы и так уже полагают, будто все итальянцы — отравители. И что бы там ни хранилось в этой склянке, зелье наверняка оставит следы. Нет, госпожа моя. Как бы сильно ты ни желала смерти этой женщины, так поступать не стоит.
